Он неуклюже поднял половинку бутера, зажав ее между большим пальцем и безымянным, как мог, отряхнул от песка, осторожно откусил кусочек на пробу, и уже через секунду с жадностью набросился на еду, не замечая песчинок, что скрипели у него на зубах, а еще через пару секунд принялся за вторую половинку. Умял ее за три укуса.
Стрелок не знал, что такое танцующая рыба, но на вкус — изумительно. А остальное уже неважно.
Никто в самолете не видел, как исчез сэндвич. Никто не видел, как Эдди Дин вцепился в две его половинки с такою силой, что по вмятинам на белом хлебе можно было снимать отпечатки пальцев.
Никто не видел, как сэндвич сначала стал прозрачным, а потом и совсем исчез, оставив после себя только несколько крошек.
Секунд через двадцать после того, как он испарился, Джейн Дорнинг затушила в пепельнице сигарету и выглянула из кабины, чтобы взять книгу из рюкзака, но на самом-то деле ей просто хотелось еще раз взглянуть на 3А.
С виду он крепко спал… но сэндвич исчез.
Боже, — подумала Джейн. — Он не съел его, а проглотил целиком. И опять спит? Вы что, издеваетесь?
Свербящее чувство по отношению к 3А, мистеру Вот-Мы-Карие-А-Вот-Голубые, стало еще сильнее. Что-то с ним было не так.
Что-то не так.
Глава 3. ЗНАКОМСТВО И ПРИЗЕМЛЕНИЕ
Эдди проснулся, разбуженный объявлением второго пилота, что минут через сорок пять они приземлятся в Международном Аэропорту Кеннеди, где видимость неограничена, ветер западный, скорость ветра десять миль в час, температура семьдесят по Фаренгейту. Закончив с объявлением, пилот добавил еще, что пользуется случаем поблагодарить всех пассажиров за то, что они выбирают компанию «Дельта».
Эдди огляделся: пассажиры вокруг проверяли свои таможенные декларации и гражданские свидетельства — для прибывших из Нассо достаточно было водительских прав или кредитной карточки американского банка, но большинство пассажиров все же брали с собой паспорта. Итак, он огляделся и почувствовал вдруг, как внутри у него напрягается стальной провод. Он поверить не мог, что спал, да еще так крепко.
Он встал и прошел в туалет. Пакеты с кокой у него под мышками как будто сидели легко и плотно, так же аккуратно прилегая к изгибам подмышечных впадин, как и в номере отеля, где их прикрепил клейкой лентой тихий американец по имени Уильям Вилсон. По завершении операции по приклеиванию этот парень, чье имя прославил По — имя известное, но когда Эдди отпустил какую-то шутку по этому поводу, Вилсон лишь тупо взглянул на него, явно не врубившись — протянул ему рубаху: обычную, в клетку, чуть-чуть полинялую, какую мог бы напялить всякий рубаха-парень, возвращаясь на самолете с коротких предэкзаменационных каникул… только специального кроя — чтобы скрывать странные вздутия под мышками.
— Проверь еще раз перед посадкой, просто на всякий случай, — сказал ему Вилсон, — но я уверен, все будет в порядке.
Эдди не знал еще, как оно будет, но у него была еще одна уважительная причина повидаться с толчком прежде, чем зажжется надпись «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ». Несмотря на все искушения — а под утро вчера искушение превратилось уже в насущную потребность — он сумел продержаться на остатках той дряни, которую желтушное существо поимело наглость обозвать китайским белым.
Пройти таможню в Нассо гораздо проще, чем пройти ее, скажем, на Гаити, или в Квинсоне, или в Боготе, но и у них там есть наблюдательные ребята. Подготовленные ребята. Нужно держать ухо востро. Зарезаться можно на чем угодно, одна ошибка, один просчет — и ку-ку.
Он нюхнул порошок, скомкал бумажку, в которую он был завернут, спустил ее в унитаз и тщательно вымыл руки.
Конечно, ты если оплошаешь, то сам ничего не заметишь, так? — сказал он себе. Но — нет. Он сделает все, как надо. И ничего так психовать.
Возвращаясь к своему креслу, он увидел ту самую стюардессу, которая подала ему джин, кстати, он так его и не допил. Она улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ, сел на место, пристегнул ремень, взял журнал, полистал его, тупо глядя на слова и картинки. Ничего особенного. Внутри у него стальной провод натянулся еще сильнее, а когда загорелась надпись «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ», он провернулся два раза и едва ли не зазвенел от напряжения.
Героин подействовал — и тому доказательство: заложенный нос, — но, если честно, Эдди даже не чувствовал этого.
Но зато хорошо прочувствовал другое: незадолго до приземления он опять пережил очередной провал в памяти… короткий, но вполне определенный.
Боинг 727 снижался над заливом Лонг-Айленда.
В салоне бизнес-класса Джейн Дорнинг помогала Питеру и Анне разносить напитки, и как раз в это время парень, похожий на выпускника колледжа, прошел в уборную первого класса.
Так получилось, что когда он возвращался на место, Джейн раздвинула занавеску между салонами первого класса и бизнес-класса. Увидев его, она не задумываясь ускорила шаг и улыбнулась ему, чтобы он посмотрел на нее и улыбнулся в ответ.
Глаза его снова стали карими.
Ладно. Все в порядке. Когда ему захотелось вздремнуть, он сходил в туалет и снял линзы, а теперь снова одел их. Боже мой, Дженни! Ты просто мнительная трусиха!
Да нет, на нее это непохоже. Она не могла сказать, что конкретно ее не устраивает, но это не просто мнительность.
Он слишком бледный.
Ну и что? На свете тысячи людей, которые слишком бледны, включая твою же маму с тех пор, как зашалил ее желчный пузырь.
У него привлекательные голубые глаза — может быть, не такие милые, как в карих контактах, — но все-таки привлекательные. И зачем тогда тратить такие деньги?
Ему просто нравится карий цвет глаз. Приемлемо?
Нет.
Незадолго до последней перепроверки и включения надписи «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ», она сделала одну вещь, которую прежде ни разу не делала. На это ее подвигли наставления старой прожженной инструкторши. Джейн наполнила термос горячим кофе и закрыла его красной пластиковой крышкой, не заткнув горлышко пробкой. Крышку она завинтила до первого витка резьбы, чтобы она только-только держалась.
Сьюзи Дуглас уже делала последние объявления, обращаясь к пассажирам с просьбой погасить сигареты, убрать свои вещи с откидных столиков, проверить еще раз свои декларации и гражданские свидетельства; сообщая, что в аэропорту их встретит служащий авиакомпании «Дельта», а она сейчас соберет чашки, стаканы и наушники.
Странно, что мы им еще не предлагаем проверить, не наделал ли кто в штаны, — рассеянно подумала Джейн. Внутри у нее тоже сжалась стальная пружина, сдавив желудок.
— Замени меня, — сказала Джейн, когда Сьюзи повесила микрофон.
Сьюзи поглядела на термос, потом — в лицо Джейн.
— Джейн? Тебе что, плохо? Ты вся побелела, как…
— Нет, мне не плохо. Замени меня. Когда вернешься, я все объясню. — Джейн бросила взгляд на откидное кресло у левого выхода. — А пока что займусь охраною дилижанса.
— Джейн…
— Замени меня.
— Ну хорошо, — сказала Сьюзи. — Хорошо, Джейн. Нет проблем.
Джейн опустилась на ближайшее к проходу откидное кресло. Держа термос двумя руками, она даже не попыталась пристегнуть ремень. Она должна держать термос под полным контролем, а для этого нужны обе руки.
Сьюзи думает, что я чокнулась.
Хорошо, если так.
Если капитан МакДональд приземлится жестко, у меня все руки будут в ожогах.
Но надо рискнуть.
Самолет снижался. Пассажир 3А, человек с бледным лицом и двуцветными глазами, внезапно нагнулся и вытащил из-под сидения дорожную сумку.
Вот оно, — подумала Джейн. — Сейчас он достанет свою гранату, или автомат, или что там у него.
Как только Джейн это увидела, она едва не сняла с термоса красную крышку своими немного подрагивающими руками. Как бы он удивился, этот Друг Аллаха, когда он покатился бы по проходу самолета — авиакомпания «Дельта», рейс 901, — хватаясь руками за обожженное лицо!
3А расстегнул молнию на сумке.
Джейн приготовилась.
Стрелок подумал, что человек этот, Узник он там или нет, лучше всего искушен в тонком искусстве выживания, чем кто бы то ни было в этой воздушной карете. Остальные же, большей частью, были самыми настоящими толстяками, а те, кто с виду казались вполне приспособленными, тоже были открыты, беспечны: очень неосторожны. Лица их — лица испорченных и капризных детей. А если и попадалось лицо человека, который, может быть, будет сражаться, то было видно сразу, что прежде, чем он пойдет в бой, он будет долго и нудно скулить. Можно прямо на их же ботинки выпустить им кишки, а они поглядят на тебя перед смертью даже не с яростью или болью, а с тупым изумлением.
Узник все-таки лучше… но и он недостаточно хорош. Недостаточно.
Армейская женщина. Она что-то заметила. Не знаю — что, но она заметила что-то неладное. Она за ним наблюдает. На других она так не смотрит.
Узник сел. Поглядел на книжку в истрепанном переплете. На обложке стрелок разобрал название: что вроде «Магда-видит», правда, что это за Магда и что она видит, Роланд не имел ни малейшего представления. Да и какая разница? Стрелку совсем не хотелось глядеть на книгу, пусть даже и на такую занятную: ему хотелось смотреть на женщину в военной форме. А больше всего — проявить себя и взять ситуацию под контроль. Но он все же сдержал себя… по крайней мере — пока.
Узник куда-то ехал и вез с собой зелье. Не то зелье, которое он сам принял в уборной, и не то, которое нужно было стрелку, чтобы вылечить свое ослабевшее тело, а то, которое запрещено законом и потому очень дорого стоит. Он отдаст это зелье своему брату, а тот уже — какому-то Балазару. Сделка будет закончена, когда этот Балазар отдаст им взамен другое зелье, которое принимают они — но это только в том случае, если Узник сумеет правильно совершить ритуал, совершенно стрелку неизвестный (в таком странном мире, как этот, должно быть, много всяких странных ритуалов); он называется — Пройти Таможню.