— Играешь с огнем? — тихо спросил я.
— Это ты начал, — пробормотала она, негодование вспыхнуло в ее глазах. Наконец-то в них была какая-то борьба.
— И я готов играть до конца. — сказал я с намеком. — А ты? — я снова уперся своей эрекцией в ее задницу.
Она замерла.
— Нет. Я нет.
Ее голос больше не был игривым или сердитым. Я посмотрел на мягкие веснушки на ее носу и щеке. Ее глаза встретились с моими. Ей было не по себе, она нервничала, но не боялась. Она доверяла мне уважать ее границы. Леона может меня погубить.
Я ослабил хватку на ее руках, позволяя ей повернуться. Она подняла голову, изучая мое лицо. Интересно, когда она перестанет искать то, чего нет?
Я прижал ладони к клетке рядом с ее головой, позволяя моей голове упасть вперед, пока наши губы не оказались менее чем в дюйме друг от друга. Ее глаза метнулись вниз, и она удивила меня, когда поднялась на цыпочки и сократила расстояние.
Ее поцелуй был мягким и сдержанным. Мое тело кричало о чем-то другом. Я углубил поцелуй, затем схватил ее за ягодицы и приподнял, пока ее ноги не обвились вокруг моей талии. Прижавшись спиной к клетке, я упивался ее ртом. Она вцепилась мне в плечи, впиваясь ногтями в кожу и пятками в ягодицы. Когда она отстранилась, у нее перехватило дыхание.
— Ты не умеешь устанавливать границы. — сказал я ей.
Она прислонилась головой к клетке.
— Я знаю, — виновато сказала она.
— Так вот что ты называешь борьбой? — протянул Нино, входя в комнату со спортивной сумкой на плече.
Его внимательный взгляд остановился на Леоне. Каждый мускул во мне напрягся. Я опустил Леону и положил руку ей на спину.
Нино проследил за жестом. Выражение его лица не изменилось. В отличие от Римо, он не был склонен к эмоциональным вспышкам. Это делало его более трудным для чтения, определенно не менее опасным. Высокий, стройный, с безукоризненной бородой и темными волосами, собранными в короткий хвост, Нино выглядел как модель на подиуме. Женщины влюблялись в него, пока не понимали, что его бесстрастное выражение лица не было маской. Нино не нужно было скрывать свои эмоции. У него их не было.
— Мы закончили, — сказал я.
Я подтолкнул Леону к двери клетки, открыл ее, затем вылез первым, прежде чем опустить Леону вниз. Она стояла рядом со мной. Она опасалась Нино, как и следовало ожидать. Ее инстинкты не могли полностью отключиться, если она распознала в нем опасность.
Я поприветствовал его коротким объятием и хлопком по плечу.
— С кем ты тренируешься?
— Адамо, если он решит появится.
Я закатил глаза.
— Удачи.
Его взгляд снова скользнул за мою спину к Леоне. И что-то защитное и свирепое набухло в моей груди. Больше он ничего не сказал. Я сомневался, что он действительно интересовался ею. Ему было любопытно, потому что я проявлял к ней интерес.
Я повел Леону в раздевалку, но только взял наши сумки.
— Разве мы не переоденемся? — спросила она.
Я покачал головой. Я хотел увести ее от Нино. Будет безопаснее, если Римо и его братья не будут слишком часто видеться с Леоной.
Я вывел ее на улицу и повел к своей машине. Напряжение спало с меня, когда мы отошли от Нино. Римо и его братья были мне как родные, но я не доверял им Леону. Леона искоса взглянула на меня.
— Кто это был?
— Нино. Один из братьев Римо.
— Тебе не нравилось находиться рядом с ним, — сказала она.
Если бы она догадалась, Нино бы тоже догадался. Это было нехорошо.
— Я практически вырос с ним. Он как мой брат, но мне не нравится, что ты рядом с ним. Лучше не вмешивайся в эту часть моей жизни.
— Хорошо, — просто сказала она.
Когда мы подъехали к ее дому, я повернулся к ней, желая снова поцеловать ее. Я вел себя хладнокровно с момента нашего первого поцелуя, но я устал сдерживаться, особенно после того, что случилось в клетке.
— Ты празднуешь Рождество с Римо и его братьями? — спросила она.
Я напрягся. Я не ожидал такого вопроса.
— Я не праздную Рождество.
Уже несколько лет. С тех пор, как мои сестры уехали в Нью-Йорк. Мне не нравились праздники, но теперь, когда она упомянула об этом, я понял, что до Рождества осталась всего неделя.
— Я тоже. Я наверное, буду работать, — сказала она, слегка пожав плечами.
— Ты не хочешь отпраздновать с отцом или матерью?
Она смотрела в ветровое стекло, теребя шорты.
— Я привыкла. Давным давно. Когда я была маленькой, у нас было два или три прекрасных рождественских вечера. Остальные были в беспорядке. — она вздохнула. — После того как отец бросил нас, мама все время работала, чтобы достать денег на кристалл. Она забыла о таких вещах, как Рождество или мой день рождения. Они не были важны для нее. А мой отец… — она пожала плечами. — Я думаю, он был рад, что ушел от нас и ответственности.
Она все еще не упоминала, что ее мать шлюха, но я позволил ей эту небольшую отсрочку.
— Вот почему ты не должна чувствовать ответственность за своего отца. Он не благородный человек. Он должен защищать свою плоть и кровь, а не предлагать ее кому-то в обмен на долг.
Она покраснела.
— Ты знаешь об этом?
— Сото сказал мне.
— Не легко отказаться от него. Я все еще люблю его, несмотря на его недостатки, я ничего не могу с собой поделать.
Я поморщился.
— Любовь это слабость, болезнь. Вот увидишь, к чему это приведет.
Ее голубые глаза смотрели на меня, все еще глядя, все еще надеясь.
— Ты не можешь так думать. Любовь это то, что делает нас людьми, ради чего стоит жить. Любовь безусловна.
Она сказала это с таким пылом, что я понял: она пытается убедить не только меня, но и себя.
— Ты действительно в это веришь? Как ты думаешь, это превратило тебя в человека, которым ты являешься сегодня? Потому что любовь определенно не сделала меня тем, кто я есть. Кровь, ненависть и жажда мести поддерживали меня. Они все еще это делают, и так же делают, как честь, гордость и верность. Так скажи мне, Леона, любовь сформировала тебя?
Леона прижала рюкзак к груди.
— Не меня. Но никто никогда не любил меня так, — тихо сказала она. — Мои родители всегда любили свою зависимость больше, чем меня, и никогда не было никого другого. Значит, любовь не сформировала меня.
Она с вызовом посмотрела мне прямо в глаза. Ожидала ли она жалости? Ей не стоило волноваться. Жалость была эмоцией, от которой я давно отказался. Я был в ярости. В ярости от ее признания.
— Тогда что? — спросил я.
ГЛАВА 12
— Тогда что?
Этот вопрос грозил распутать меня.
— Я не знаю. — призналась я.
Я посмотрела на шрамы на груди Фабиано, на татуировку на его запястье, оценила уверенность, с которой он держался. Гордость и честь. Он источал ее. Его тело было свидетельством его убеждений, того, как далеко он зашел. А я?
Я издала короткий, пустой смешок.
— Надежда на будущее поддерживала меня. Я была хорошей студенткой и много работала. Я думала, что у меня будет светлое будущее после школы. Я думала, что поступлю в колледж, получу диплом юриста и стану чем-то большим, чем дочь… — я проглотила слово «шлюха», не в силах признаться Фабиано в правде.
— Наркоманов. Но я терплю неудачу.
На лице Фабиано по-прежнему не было жалости, и я была рада этому. В его глазах было что-то темное и свирепое.
— Если ты не будешь бороться за то, чего хочешь, ты этого не получишь. Такие люди, как мы, не получают свои желания на блюдечке.
Как он мог нас сравнивать? Он был сильным и успешным, правда, не в общепринятом смысле. Но у него было то, к чему он стремился. Каморра была его страстью.
— Ты прирожденный боец. Я нет.
— Я не родился бойцом. Я превратился в одного из них из-за дерьма, брошенного мне годами, Леона.
Я хотела спросить о его прошлом, но он всегда был так осторожен, когда упоминал что-нибудь связанное с ним. Я выдохнула. Он наклонился, обхватил ладонями мой затылок и поцеловал. Я погрузилась в поцелуй. Я нуждалась в этом сейчас, нуждалась в чем-то, кроме отчаяния. Его язык танцевал с моим, и его запах захлестнул меня. Я закрыла глаза, позволяя телу расслабиться. Он отстранился.
— Теперь я буду сражаться за тебя, Леона. Я же говорил, что буду защищать тебя.
И я кивнула, как будто мое одобрение что-то значит. Ошеломляющее присутствие Фабиано, его неумолимое собственничество, они были чем-то, с чем я никогда не сталкивалась прежде. Мои родители никогда не проявляли ко мне чрезмерных эмоций. Я была для них запоздалой мыслью. Иногда полезной, иногда надоедливой, никогда не стоит тратить слишком много энергии.
В глубине души я знала, что за внимание Фабиано придется заплатить. Я бы заплатила за то, чтобы так или иначе сдаться ему. Но в этот момент мне было все равно.
В тот день я работала в авто режиме. Шерил ничего не ответила, но я видела, что она этого хочет.
Фабиано ждал меня, когда я вышла в половине третьего. Он не завел машину сразу, как обычно. Его взгляд метнулся к скромным черным туфлям на каблуках, потом к голубому платью. Оба не были чем-то особенным и продавались по скидке, но они были новыми. Я купила их днем перед работой, чтобы взбодриться.
— Я хочу показать тебе, где я живу, — просто сказал Фабиано.
Усталость спала.
— Окей.
Я не знала, что еще сказать. Это казалось очень личным, как другой уровень в нашем…что? Отношениях? Трудно было наклеить на него ярлык. Но у меня было ощущение, что Фабиано не часто водит людей к себе домой. Он казался человеком, который хорошо охраняет свое личное пространство. Как он и сказал, он не любил делиться, и что он хотел показать свою квартиру мне, хотя бы на несколько часов, сделало меня счастливой. В то же время, однако, я знала, что быть наедине с ним в его квартире, со спальней в нашем распоряжении, открывало новые возможности в наших физических отношениях, к которым я не была уверена, что готова морально. В любом случае, мое тело совсем другое дело.