Ты его любовница.
Его тонкие пальцы проскальзывают под мои трусики и трутся об мои складки.
– М-м-м, ты не влажная. – Его мрачный голос достигает моих ушей, несмотря на мою мантру. – Это вызов мне, Холодное Сердце? Хочешь поспорить, за какое время мне удастся сделать тебя мокрой?
Продолжаю пялиться в невидимую точку, повторяя про себя мантру.
Он не заслуживает моих слов. Он ничего не заслуживает.
Эйден обводит по кругу мой клитор, медленно дразня набухшую плоть. Если я не буду обращать на это внимания, то ничего не почувствую.
Вообще ничего.
– Ты станешь влажной, – властно говорит он над моим ухом, звук бьет мне прямо в сердце. – Твои соки будут стекать по моему члену, когда я вытрахаю из тебя непокорность.
– Или можешь взять меня силой и использовать кровь вместо смазки.
Он отстраняется и смотрит на меня. Внимательно. Безучастно.
На этот раз я встречаюсь с ним взглядом. С его туманными зловещими глазами, которые иногда кажутся бесконечной пустотой. Местом, куда ты пойдешь и откуда никогда не вернешься.
Я хочу, чтобы он видел мое лицо. Без понятия, как оно сейчас выглядит, но надеюсь, что преисполнено гневом и ненавистью. Надеюсь, он видит, во что нас превратил.
Он сломал нас.
Сломал меня.
Он сказал, что выбрал меня, но на самом деле никогда этого не делал.
Не совсем.
Его выбор всегда был в пользу той куклы по фамилии Куинс.
– Думаешь, я бы с тобой так поступил? – Он задает свой вопрос так четко, словно злится.
– Ты поступил хуже. Психологическое и эмоциональное насилие хуже, чем физическое.
Я серьезно. Если он покажет мне худшее, на что способен, то я смогу возненавидеть его раз и навсегда. Перестану мечтать о нем, о его прикосновениях и чертовски привлекательном аромате.
Словно прочитав мои мысли и решив поступить наоборот – как обычно, – Эйден отпускает меня. Руки падают по обеим сторонам, словно безжизненные части тела.
Я не отхожу от двери. Даже когда он делает еще шаг назад.
Его лицо остается бесстрастным, но, когда он говорит, его голос бьет в меня, словно гром посреди зимней ночи.
– Отлично, Эльза. Просто охренительно.
– Ты закончил?
Он улыбается, но не с насмешкой или триумфом. Это вызов в самой чистой форме.
– Я только начал.
– Можешь пользоваться моим телом как хочешь, но я никогда не прощу тебя, Эйден.
– Тогда я не прикоснусь к тебе.
Мои глаза расширяются.
Возможно, у меня проблемы со слухом, но могу поклясться, как услышала от Эйдена, что он не прикоснется ко мне.
Его сильнейшим оружием всегда была физическая угроза. Черт, за исключением сегодняшнего дня, я всегда становилась распутным хаосом в его руках.
Я прищуриваюсь.
– Это обещание? В смысле, не трогать меня.
– Пока не простишь меня, я не буду тебя трахать.
– То есть никогда.
– Поверь мне, сладкая. Когда узнаешь правду, ты будешь об этом умолять.
Ужин с тетей и дядей никогда не был настолько неловким.
Тетя ходит на цыпочках вокруг меня, а дядя, кажется, не знает, что сказать, чтобы разрядить обстановку.
– Ты принимаешь лекарства? – спрашивает тетя, нарезая креветки и складывая их на тарелку. – У тебя скоро встреча с доктором Альбертом, тебе нужно следить за потреблением калорий и…
– Блэр, – перебивает ее дядя.
– Точно. – Она прикладывает руку к виску. – Ты теперь с Итаном. Это не моего ума дело. Привычка – вторая натура. Он хотя бы записал тебя к врачу? Я отправляла ему письмо и пометила все даты цветом. Там обследования, консультации и…
– Блэр. – Дядя трогает ее за руку.
– Ладно, ладно. Давайте просто поедим.
Но она не приступает к еде. Тетя, можно сказать, кладет все содержимое стола мне на тарелку.
– Суп забыла. – Она встает из-за стола. – Так и знала – что-то забуду.
– С ней все хорошо? – спрашиваю я после того, как тетя исчезает на кухне.
– Ей нужно время, чтобы привыкнуть к изменениям. Ей это непросто дается.
Я киваю.
Дядя прочищает горло.
– Блэр всегда чувствовала вину из-за Эбигейл, просто не показывала этого. Я не прошу тебя простить ее, но можешь хотя бы попытаться понять? Ее трясло всю дорогу до Бирмингема в тот день. Она ненавидит это место всей душой.
Мои руки зависают над столовыми приборами.
Могу представить себя на ее месте. Непросто вернуться туда, где ты получила травму. За все время моего пребывания в Бирмингеме, я ни разу не спала спокойно всю ночь.
Что уж говорить о подвале.
Он все еще там, на дальнем конце башни, манит подойти ближе и оживить кровавые воспоминания.
Доктор Хан говорит, что повторное посещение места, где зародилась травма, может спровоцировать мое подсознание. А папа сказал, что подвал теперь открывается по отпечатку пальца, так что я могу зайти в любое время, если захочу.
На самом деле я боюсь этого подвала.
Боюсь узнать, что там произошло. Если я переступлю эту черту, то никогда не смогу вернуться.
Мой шрам тому доказательство.
Может быть, но только может быть, я не хочу узнать о маме еще более страшные вещи.
– Ешь, тыковка. – Дядя дарит мне самую теплую улыбку. – Она весь день готовила этот ужин.
Сглатываю ком в горле и откусываю креветку. Трудно ее распробовать из-за липкости во рту.
Тетя возвращается с супом, ее глаза на мокром месте, словно она плакала. Мне будто сердце пронзает стрелой.
– Тетя…
– Вот, твой любимый. – Она перебивает меня с дрожью в голосе. – Может, я так себе родитель, но хотя бы могу приготовить блюдо, которое тебе нравится.
– Все нормально, тетя. Я знаю, что такое травма. – Я опускаю взгляд на колени, прежде чем снова посмотреть на нее. – Не нужно мне было обвинять тебя. Мама была больна. Даже если бы ты была там, не думаю, что что-то бы сильно изменилось.
Ее рот широко открывается.
– Эльза…
– Прости.
– Нет. Это ты меня прости, детка. Она наклоняется и сжимает меня в материнском объятии. Оно теплое и пахнет сладкой ватой и летом. – Прости, что с самого начала не была рядом. Мне так жаль.
И мне.
Как бы все было, родись я у нормальной мамы?
Думаю, я никогда не узнаю. Хочется мне это признавать или нет, моя мать была монстром.
А я дочь этого монстра.
Теперь мне придется решить, бороться с этим или признать этот факт.
Я должна понять, отношусь ли я к тем, кто закрывает детей в подвале и пытает их, как мама, или же к тем, кто освобождает их, как папа.
Смерть или жизнь.
Тьма или надежда.
Когда я обнимаю тетю, то знаю точно, кем хочу быть.
Глава четырнадцатаяЭльза
Всю следующую неделю Эйден не оставляет меня в покое.
Во время обедов он приносит мое специальное питание. Я не притрагиваюсь к этой еде, сделав выбор в пользу своих ланч-боксов, но он все равно продолжает это делать каждый день.
Он рядом и на тренировках, передает мне воду и спортивные напитки.
Я перестала считать, сколько раз он хотел поговорить со мной, а я не соглашалась.
Он предлагает подбросить меня до дома. Отказываюсь и вместо этого выбираю поехать с Ноксом.
Он стискивает зубы, а уголок его левого глаза подергивается каждый раз, когда я так делаю. Очевидно, ему это не нравится, и я постоянно жду, что он затащит меня в свою машину силой.
Но он этого не делает.
Каждый раз, когда мы сталкиваемся в коридоре, он наблюдает за мной с обезоруживающим вниманием. Он лишает меня воздуха и прячет его в недоступное место. Часто я застываю на месте и жду, когда он утащит меня в угол, объявит, что игра окончена, и объяснит, кому я принадлежу, используя свои приемчики садиста-доминанта.
Но ничего из этого не происходит.
Странно.
Нет, не так. Это обезоруживает.
Его приятная, угодливая сторона личности начинает меня пугать.
Обычно Эйден не прислуживает. Он берет все, что хочет, не спрашивая разрешения и разрушая все вокруг на пути к желаемому.
Я ворочаюсь в постели по ночам, думая о том, что, может быть, он делает это вполне искренне и действительно изменился к лучшему. Потом я вспоминаю, кто он и что собой представляет, и быстро подавляю эти мысли.
Люди вроде Эйдена не меняются. Им слишком удобно на своем высоком и дающем власть пьедестале, чтобы спуститься с него.
Должно быть, все это – еще одна уловка, чтобы я ему поверила, тогда он снова сможет меня трахать.
Мне надоело быть такой дурочкой.
Надоело, что со мной играют.
К его чести, я едва ли видела его с Сильвер в школьных коридорах. Но кто знает, что там у них происходит за закрытыми дверями.
Не то чтобы меня это волновало.
– Ты идешь?
Меня возвращает к реальности голос Тил. Она говорит это с обычным скучающим выражением лица, изучая черный маникюр на своих ногтях.
– Да! – Ким хватает меня за руку. – Идем.
Не могу поверить, что согласилась на это, но Нокс снова обвел меня вокруг пальца.
Очевидно, он увлекается футболом, и его приняли в Элиту. Тил и Ким хотели посмотреть, как он играет.
Не люблю стоять в двух метрах от футбольного поля.
«Я обошел тебя в математике. Ты у меня в долгу, Элли».
И именно таким шантажом Нокс заставил меня прийти на тренировку.
Тил, Ким и я направляемся к полю.
– Говорю тебе, наша команда дико хороша. Ты влюбишься с первого взгляда. – Ким берет Тил под руку.
– Любовь для лузеров, – бесстрастно парирует Тил.
– А ты забавная, – смеется Ким.
Она думает, что Тил шутит, но я в этом сомневаюсь. Тил эксцентрична, и у нее странное чувство юмора. Иногда я не понимаю, что это была шутка, пока она сама не скажет.
Ким решила, что Тил должна быть в нашей компании, потому что она «такая крутая».
Ким думает, что крутыми бывают только рок-звезды. Уже то, что ей понравилась Тил, – само по себе чудо. И, кажется, это взаимно. Тил предложила Ким выпить кофе позавчера – а уж она обычно ничего не предлагает.