Мне стоит огромного самообладания остаться спокойным и сосредоточенным.
Не хочется признавать, но Итан прав. Эйден ускользает от меня. Можно увезти его в Китай, но это одноразовая мера. Если я хочу, чтобы он был рядом, то надо сменить тактику.
– Так тебя устраивает это безобразие? – Я почесываю подбородок.
– Нет, конечно. Эйден похож на тебя, и я бы предпочел, чтобы он держался подальше от моей дочки. Но знаешь, чем мы отличаемся? Я ставлю благополучие Эльзы выше собственного.
– У тебя что-то замкнуло в голове, наверное, пока ты спал все эти годы.
Я смотрю в окно, как мимо проносятся деревья.
– Мы облажались, Джонатан. Оба. И мне хватает смелости это признать.
Я бросаю на него взгляд.
– Тогда как насчет того, чтобы отдать мне ту сделку с Роудзом?
– А вот это уже бизнес – тут побеждает сильнейший. – Он делает паузу. – Прошлое – это прошлое. Дети не должны платить за наши ошибки.
Ну и слащавый мужик.
Не успел я ответить, как его телефон вибрирует.
– Агнус, где тебя носит? Я до тебя весь день пытаюсь дозвониться. – Итан слушает ответ на другом конце провода. – Не хватало еще, чтобы у тебя сдох телефон. Эльза пропала.
Он сводит брови.
– Ты писал мне? Ладно. Я проверю. И немедленно возвращайся в Лондон.
Он вешает трубку и проверяет телефон, затем сжимает челюсть.
Пустота, которую я чувствовал с тех пор, как умерла Алисия, снова настигает. Только сейчас она острее и тяжелее.
С Эйденом что-то случилось.
– Что произошло? – Я сам не узнаю свой голос.
Итан показывает мне телефон.
Агнус: В подвале особняка в Бирмингеме замечена подозрительная активность.
– Эльза снова пошла в подвал, – бормочет Итан. – Бред какой-то. Если они исчезли больше двух дней назад, то почему не возвращались?
– Эйден уже однажды выжил, – уверенно говорю я.
– Как и Эльза.
Я кричу водителю, чтобы он ехал в Бирмингем.
Все заканчивается там, где началось.
Глава тридцать восьмаяЭйден
Я пытаюсь открыть дверь ударом плеча весь прошедший час или около того.
Мое левое плечо уже выбито, так что решаю использовать правое.
Я перепробовал все: тянул, толкал, даже бил ногой. Все это не имеет смысла, если перед тобой гребаная металлическая дверь.
Конечно, я прекрасно это понимал, но не сдавался. Другого способа выбраться нет.
В перерывах я смачивал пуловер водой и оборачивал им голову Эльзы.
Она то приходит в себя, то отключается, бормоча бред про брата, мать и отца. Она даже говорила с Илаем на языке, который не был похож на английский.
Чем ей хуже, тем сильнее я бью проклятую дверь.
Бам. Бам. Бам.
Горький вкус отчаяния напоминает мне те чувства, когда я пытался вынести дверь десять лет назад. Тогда я думал, что она умерла. И потерял надежду.
Но не сейчас.
Черт побери, она не может умереть.
– Эйден… – Ее хриплый голос действует на меня словно скачок адреналина, заставляя напрячь мышцы. Я отбегаю от двери и перепрыгиваю ступеньки через одну, чтобы помочь Эльзе. Глажу ее по щеке, она горит – даже хуже, чем было.
Что за херня.
Хватаю пуловер, смачиваю холодной водой и снова прикладываю ко лбу.
– Эйден… – бормочет она в полузабытье.
Ее зрачки быстро двигаются под веками. Должно быть, ей что-то привиделось.
Сажусь на пол, и выбитое плечо выходит из строя. Оно страшно болит при движении. Мои попытки вправить его позорно провалились.
Плевать на боль. В отличие от лежащей рядом девушки. Наклоняюсь и целомудренно целую ее сухие губы.
– Я рядом, сладкая. И так будет всегда.
– Я люблю тебя, Эйден. – Ее шепот еле слышен, но достигает самых потаенных уголков моей души.
Она любит меня.
Эльза любит меня, черт возьми.
Мне никогда не надоест слышать эти слова из ее уст.
Беру ее руку и целую ладонь.
– Останься со мной, Эльза. Ты же обещала, помнишь?
– Ты любишь меня? – шепчет она.
Быстро целую ее потрескавшиеся губы, прикусив нижнюю губу немного дольше, чем нужно.
– Скажи мне, Эйден. С-скажи мне…
– Скажу, когда откроешь глаза.
– Я уже много раз призналась. Так нечестно.
Я смеюсь, глядя на образовавшиеся морщинки на лбу. Она хмурится и упрямится даже с температурой.
– Я чувствую к тебе не только любовь, страсть или зависимость. Все вместе и даже больше. Понимаешь, что это значит, сладкая? А это значит, что я не могу жить без тебя, так что даже не смей меня покинуть.
На ее губах появляется легкая улыбка и тут же блекнет. Чувствую, как тяжелеет ее рука.
Проверяю пульс. Он подскакивал и замедлялся весь прошлый час. Ее кожа опасно побледнела для человека с температурой.
Поцеловав ее последний раз, понемногу встаю. Я выберусь отсюда, даже если это последнее, что мне придется сделать.
Даже если лишусь плеча в своих попытках.
Доносится эхо дверного щелчка.
Я резко поднимаю голову, слыша быстрые шаги по лестнице. Никогда не думал, что буду так рад видеть Джонатана.
Десять лет назад, когда я проснулся в больнице и увидел его лицо вместо Алисии, то помрачнел. Но теперь все изменилось. Он пришел не с плохими новостями, а чтобы помочь нам.
Джонатан останавливается на пороге подвала, рядом с ним стоит Итан.
Почти могу себе представить, что они видят.
Я полуголый, левое плечо вывихнуто. Эльза лежит на полу и несет бессмыслицу.
– Вызовите врача, – приказываю я. – Сейчас же.
Глава тридцать девятаяЭльза
Илай улыбается мне.
Его лицо чистое, как стеклышко. У него темные волосы, на тон темнее, чем у папы, и глаза у него тоже, как у папы.
Илай всегда говорил, что он папин любимчик, и я в слезах приходила к отцу, чтобы он сказал мне, что я тоже его любимица.
Его щеки усыпаны веснушками, добавляя лицу мальчишеского обаяния.
Илай такой хорошенький.
Только он ребенок. А я нет.
На мне форма КЭШ, и я стою с братом на заднем дворе, в саду с высокими деревьями и подсветкой.
– Почему ты покинул нас, Илай? – шепчу я.
– Да ладно тебе, плакса. – Он протягивает мне руку. – Нам будет весело.
– Весело?
– Мы отправимся в место, где обретем свободу.
Свобода.
Илай и я. Свобода.
– Поторапливайся, плакса.
Я уже хочу взять его за руку, когда в голове проносятся голоса. Жесткие губы оставляют поцелуй за поцелуем на моих сухих губах.
«Не бросай меня, Эльза. Да как ты смеешь оставить меня».
Этот голос.
Это прикосновение.
– Ну что, плакса? – Глаза Илая наполняются слезами. Ненавижу, когда братик плачет.
«Не бросай меня, Эльза».
Этот голос…
– Пожалуйста, плакса. Не оставляй меня тут одного.
«Эльза!»
– Илай и Эльза вместе навсегда, да ведь?
Битва двух голосов снова и снова настигает меня. Боль обвивает щупальцами мое сердце. Не могу дышать.
Не могу дышать, черт возьми.
«Спасите ее! – кричит голос. – Спасите, пока я все тут не разнес к чертовой матери».
В голосе столько боли. Столько страсти. Столько… заботы.
Слышать, как он сражается за меня, сродни витанию в облаках. Умиротворяет и в то же время пугает.
– Эй, плакса?
Илай не убирает протянутую руку. Он погрустнел, умоляя меня.
– Я больше не плакса. – Но когда я говорю это, по щеке катится слеза. Я понимаю, что все кончено, и убираю свою руку. – Прощай, Илай.
Он превращается в дым и пропадает где-то вдалеке.
Хочется поймать его за руку, побыть с ним подольше, но в глубине души я понимаю, что мое место не здесь.
Кое-кто ждет меня.
И нужно сдержать обещание.
Открываю глаза, и виски́ пронизывает головная боль. Я теряюсь на пару секунд. Несколько раз моргаю, чтобы стены вокруг перестали плыть.
Белые стены. Запах антисептика.
Больница. Я в больнице.
– Эльза, ты пришла в себя.
Мое сознание улавливает голос папы. Он сидит рядом и, судя по его щетине, не брился уже несколько дней.
– Ох, детка. – Тетя берет меня за руку. Дядя стоит рядом, и на всем его лице читается явное облегчение.
– Что произошло? – В горле сушит и саднит, но у меня получается четко задать вопрос.
– Тебя лихорадило, – выпаливает тетя. – Доктор Альберт сказал, что у тебя было учащенное сердцебиение. По результатам обследований пока будет достаточно изменить дозировку твоих таблеток, но если возникнут осложнения, то через несколько месяцев понадобится операция. Поверить не могу, что ты скрывала от нас проблемы с сердцем.
– Блэр! – Дядя качает головой, глядя на нее.
– Так и быть. – Она делает жест нам с папой. – Но это при условии, что, начиная с этого дня, я буду следить, чтобы ты вовремя обращалась к врачу.
– Как долго я была без сознания?
– Два дня, – говорит папа.
Два дня. Ничего себе. Это много.
Тетя продолжает рассказывать об обследованиях и рекомендациях врача. Она все внесла в свой ежедневник, а также в расписания папы и дяди, чтобы ничего не забыть.
Я слушаю их, но что-то смущает. Вспоминаю события, пытаясь разобраться, что же все-таки случилось.
Эйден похитил меня. Есть.
Мы поехали в Бирмингем. Есть.
Я вспомнила прошлое. Есть.
Приехал Агнус и закрыл нас. Есть.
Много секса. Есть (дважды).
Но после этого остались только смутные обрывки.
Оглядываюсь, но от Эйдена ни следа. Меня охватывает приступ паники, как щупальца в том сне.
– Где Эйден? – Я перебиваю их сдавленным голосом.
– Он вышел с Агнусом за кофе, – говорит папа.
– С А-агнусом? – Я почти кричу.
С чего бы Агнус отвел в сторонку Эйдена? Снова что-то замышляет?
Господи. Что, если он решит что-то сделать с Эйденом, потому что тот не нравится папе? Что, если он, как и десять лет назад, подумает, что так будет лучше для всех?
В конце концов, у него нет никакого морального ориентира, который не дает ему устранять людей, если они не вписываются в его картину мира.