Все его тело напрягается с силой его толчка. Я могу чувствовать его твердый пресс, не прикасаясь к нему.
Мои глаза наполняются слезами. Быть может, из-за погружения.
Быть может, из-за того, как он сжимает свою руку вокруг моего горла, едва позволяя дышать.
Быть может, из-за интенсивности его взгляда.
Быть может, потому что прошло так много времени с тех пор, как я ощущала эту целостность.
Быть может, все вместе.
Быть с Эйденом все равно что кататься на американских горках в темном туннеле. Бывают взлеты и падения. Там темно и опасно. Но больше всего здесь можно найти волнение и эйфорическое ощущение того, что ты жив.
Я жива.
С Эйденом я никогда не переставала ощущать себя живой.
Он ускоряется, входя в меня, как сумасшедший, будто его тело не может сдержать свою страсть. Страсть, которая проникает в меня, вспыхивает во мне в виде искр и фейерверков.
Это немного причиняет боль, и мне будет больно несколько дней, но я наслаждаюсь этим уколом боли. Наслаждаюсь тем, как он не может контролировать себя, когда со мной.
— Я скучал по тебе, милая. — толчок. — Я скучал по твоей узкой киске. — толчок. — Я скучал по твоим тихим стонам удовольствия. — толчок. — Я даже скучал по твоему гребаному упрямству.
Наше дыхание смешивается, грубое и неполированное, с жестоким удовольствием. Наши ароматы сливаются воедино и наполняют воздух, убивая запах хлора и заменяя его феромонами.
Разве это не странно, что феромоны должны быть только в мозгу, но теперь они плавают вокруг нас? Я могу вдыхать их с кожи Эйдена, ощущать их вкус на своем языке.
Он приподнимает мои бедра, и я задыхаюсь, когда он касается чувствительного места внутри. Он выходит почти полностью, пока не остается только кончик, затем снова и снова погружается.
И финал.
Оргазм поражает меня с такой силой, какой я раньше не испытывала — резкий, глубокий и неистовый. Моя спина выгибается над полом в крике.
Эйден проглатывает звук, прижимаясь губами к моим. Он целует меня во время оргазма. Он поглощает мой рот своим языком, а мою киску своим членом.
Я чувствую, как сжимаюсь по всей его длине, почти душу его.
Он продолжает свою атаку еще несколько секунд, прежде чем рычит:
— Моя.
Глава 22
Эльза
Прошлое
Я напрягаюсь, таща за собой тяжелую сумку. Мне пришлось нести все с собой. Сэндвич, мои рисунки и все Maltesers.
Я обманом заставила дядю Агнуса купить мне больше пачек за папиной спиной.
Мальчику с серыми глазами, должно быть, тоже нравятся Maltesers. Он такой щедрый и всегда делится.
Я останавливаюсь у двери в подвал и окидываю взглядом темные коридоры. Эти монстры прячутся здесь, но я их не боюсь. Я боюсь, что кто-то — человек — следует за мной и найдёт Серые Глаза.
Вчера дядя Редж почти нашел меня. Если бы я не услышала, как он спускается по лестнице, и не учуяла запах его трубки, я бы не успела убежать.
Я спряталась в своей комнате и не видела мальчика с серыми глазами.
Я скучаю по нему.
Я отсчитывала часы до того момента, когда смогу снова увидеть его, посидеть рядом с ним и послушать, как он говорит всю ночь.
Хотя он почти ничего не говорит. Мне всегда приходится говорить, потому что он обычно молчит.
Держа фонарик подмышкой, я медленно открываю дверь в подвал.
На моих губах появляется улыбка.
— Я пришла! — нет ответа. — Серые Глаза?
Я тащу сумку за собой, закрывая дверь.
Скрип преследует в тишине. Это немного пугает.
Всякий раз, когда я вхожу, гремят цепи, когда он встаёт мне навстречу.
Я направляю свет в угол. Звук волочащейся сумки со скрежетом обрывается.
Он лежит в углу, закрыв лицо обеими руками.
Но дело не в этом, нет.
Красное сочится по его коже и стекает на пол.
Красное, как кровь. Так много крови.
— Серые Глаза!
Я бегу к нему, сердце бьется так быстро, словно хочет вырваться из груди. Как только я оказываюсь на расстоянии вытянутой руки, я приседаю перед ним, мои губы дрожат.
Он не двигается.
Почему он не двигается?
— Серые Глаза... — я трясу его дрожащими руками, он весь потный и холодный. — Проснись. Я принесла тебе Maltesers и твой любимый сэндвич с сыром и ветчиной. Я принесла тебе сок и все остальное.
Фонарик падает на пол, когда я наклоняюсь ближе к его лицу.
Слезы заливают щеки, и я чувствую привкус соли.
— Серые Глаза.. п-пожалуйста, не уходи. Не оставляй меня, как Илай.. не оставляй меня.
— Я... не оставлю.
— Серые Глаза!
Его веки медленно приоткрываются, но он не встает. Его глаза черные в темноте. Как будто из него вынули все эмоции.
Его лицо кажется бледным, а губы сухими и потрескавшимися. Кровь слиплась вокруг его рук. Такой беспорядок. Мне нужно все исправить, пока эти монстры не пришли сюда.
Папа говорит, что акулы чуют кровь издалека, и думаю, что эти монстры тоже. Они почуют кровь Серых Глаз, а затем нападут на него.
Я бегу обратно к своей сумке и шаркаю ею по грязному полу. Пот стекает по моему виску и носу от усилий.
Тяжело дыша, я осматриваю сумку. Здесь есть салфетки и вода. Поскольку Серым Глазам всегда больно, я украла ватные шарики и бутылочку, которую папа использует для промывания моих ран. Он сказал, что рану нужно промыть, прежде чем ее перевязывать.
Я вытираю липкую кровь сухими салфетками. Кровь отвратительна, знаете ли.
На боковой стороне его руки, около локтя, зияет глубокая рана.
Должно быть, это очень больно.
Меня охватывает желание заплакать, в носу покалывает, глаза горят, но я не плачу. Я должна быть сильной ради него.
— Будет больно.
Прикусив губу, я выливаю жидкость на его рану.
Он всхлипывает, наблюдая за мной с полузакрытыми глазами.
— Мне жаль, что это причиняет боль. Мне так жаль.
Слезы текут по моим щекам, даже когда я говорю им не делать этого.
То, что он не плачет, не должно означать, что ему не больно. Я плачу по нему, а не по себе.
Используя ватные шарики и бинт, я обматываю ими рану так плотно, как только могу. Папа говорил, что она должна быть плотно обвязана и чистой, чтобы туда не проникли микробы.
— К-кто это с тобой сделал? — я спрашиваю. — Эти монстры? — он кивает один раз. — Я спасу тебя. Я о-обещаю.
Его другая рука обхватывает мою руку и тянет вниз. Я ложусь рядом с ним, его раненая рука остается безвольной, между нами.
— Оставайся в таком положении, — шепчет он.
Мои губы дрожат, а в носу покалывает, когда я смотрю на него и плачу. Я плачу, кажется, целую вечность. Мои слезы превращаются в икоту, а затем в громкие рыдания.
Это некрасиво, сопли и слезы покрывают мое лицо, но я не могу остановиться.
Это так больно.
Его большой палец вытирает слёзы у меня под глазами.
— Не плачь.
— Я не могу остановиться.
— Мне не нравится, когда ты плачешь.
Он продолжает вытирать мои слезы и заставлять их исчезать.
— Почему?
— Потому что мне больно, когда тебе больно.
— М-мне тоже. Вот почему я плачу. Не хочу, чтобы тебе причиняли боль.
— Со мной все будет хорошо, Эльза.
— Обещаешь?
Он не отвечает.
Я рывком принимаю сидячее положение, икнув и делая непроизвольные вдохи.
— О-обещаешь?
— Я не могу.
— Но почему? — кричу. — Это так больно? Я поцелую и станет легче. — наклонившись, я запечатлеваю поцелуй на его повязке сбоку. — Папа говорит, что рана заживает, когда ты ее целуешь.
Он улыбается.
Улыбка слабая и не энергичная, но он улыбается.
— Тебе нужно поесть.
Я роюсь в своей сумке и достаю бутерброд.
Мне требуется некоторое время, чтобы помочь ему сесть, прислонившись к стене. Как только он устраивается, я заворачиваю его в одеяло и кладу бутерброд между его пальцами.
— Ты должен съесть все это, чтобы поправиться.
Он жует медленно, не так, как в другие дни, когда он был голоден, что проглотил все.
Я присаживаюсь перед ним на корточки, кладу руки на колени и наблюдаю за ним. Его раненая рука безвольно лежит рядом. Повязка уродлива.
— У меня есть идея!
Я роюсь в сумке и достаю свой черный маркер. Я собиралась показать ему рисунок с домами, которые я рисовала, и спросить его, знает ли он, как их построить.
Потому что я говорила папе, что собираюсь строить дома, когда вырасту.
Серые Глаза пристально наблюдают за мной, но он ничего не говорит, когда я хватаю его за раненую руку. Прикусив губу, я кладу ее себе на колени и рисую на здоровой стороне.
Как только я заканчиваю, он изучает мой рисунок.
— Что это?
— Стрела.
— Почему стрела?
— Папа говорит, что, когда тебе плохо, ты должен держать эту энергию внутри.
— Почему внутри?
— Так, что ты можешь оставить это на потом. Плохие вещи случаются не просто так.
— Плохие вещи случаются не просто так, — повторяет он, глядя между стрелой и моим лицом, прежде чем легкая улыбка появляется на его губах.
Мне нравится эта улыбка.
Я хочу поцеловать его не для того, чтобы сделать это лучше, а потому, что я люблю его.
Поэтому я так и делаю. Я наклоняюсь и прижимаюсь губами к уголку его рта.
Глава 23
Эльза
Настоящее
Я не сплю. Мои волосы прилипли к лицу сбоку от пота. Сидя в постели, я подтягиваю колени к груди, как в том сне.
Только это был не сон. Это было воспоминание о том, как Эйден получил шрам.
Необузданные эмоции проникают мне под кожу, как существа из ночи, грубые и таинственные.
Татуировки.
Его татуировки со стрелками вдохновлены мои рисунком.
Он прав. Я была под его кожей так долго, точно так же, как он был под моей.
Даже несмотря на то, что я не помню всего, я отчетливо помню ту мощную связь, которую мы разделили в подвале.