А это значит, что их похитили против их воли.
— Эйден забрал ее, — скрипит зубами Итан. — Если бы он этого не сделал, ничего бы не случилось.
— Она пошла с ним. — я потираю висок. — Перестань притворяться, будто твоя дочь святая. Она была прикована к нему все это время, что бы я ни делал.
Он пристально смотрит на меня, но ничего не говорит.
Я возвращаюсь к чтению сообщения от моей команды. Машину Эйдена еще не нашли.
Чертовски гениально.
— Где твоя собака? — я пихаю Итана. — Потерял поводок?
— Осторожно, Джонатан. Я не позволю тебе неуважительно относиться к Агнусу.
— Неженки, не так ли?
— Он спас Эйдена в тот день, — говорит он с оттенком самодовольства. — Если бы не Агнус, ты бы потерял своего единственного сына.
— Агнус спаситель, — насмехаюсь я. — Я должен был знать, что он вернет тебя к жизни. Если и есть кто-то, способный на эту черную магию, так это он.
— К сожалению для тебя.
— Зря ты вернулся, Итан. — мои плечи напрягаются, когда черные воспоминания обрушиваются на меня. — Я превращу твое существование в ад за каждую секунду, которую Алисия провела в этой машине, медленно умирая.
— Ты слепой?
Я замолкаю, его ответ застает меня врасплох. Я не делаю сюрпризов.
Обычно Итан принимал вызов и говорил мне, что мой план для бирмингемской фабрики причина всей разрухи. Он говорил мне, как Эйден, что автомобильная авария могла быть причиной смерти Алисии, но она умирала годами.
— Слепой к чему? — медленно спрашиваю я.
— К Эйдену и Эльзе, ублюдок. Ты наблюдаешь за ними дольше, чем я, так почему ты все еще слеп к этому? Эти двое были связаны друг с другом в течение последних десяти лет. Ни ты, ни я не сможем разрушить их связь.
— Позволь мне беспокоиться об этом.
— Ты видел, как они играют в шахматы? — он приподнимает бровь. — Ты должен это увидеть. Это может изменить твое мнение.
— Мой сын не будет с твоей дочерью, и это окончательное решение.
— Твой сын знает об этой части информации? — у меня дергается челюсть. — Так я и думал. Ты теряешь над ним контроль, если еще этого не сделал. Знаешь, что это значит, Джонатан? — спрашивает он, но это явно риторический вопрос, так как он продолжает: — Это означает, что если ты продолжишь давить на него, он оставит тебя и все твое наследие позади.
Мне требуется весь самоконтроль, чтобы оставаться спокойным и сосредоточенным.
Хотя неприятно это признавать, Итан прав. Эйден ускользает. Я могу отгородить его, как я сделал в Китае, но это одноразовая вещь. Если я хочу, чтобы он был рядом, мне нужно сменить тактику.
— Значит ли это, что ты согласен с их бессмыслицей? — я постукиваю себя по подбородку.
— Нет, не согласен. Эйден похож на тебя, и я бы предпочел, чтобы он держался, блядь, подальше от моей дочери. Но знаешь ли ты, в чем разница между тобой и мной? Я забочусь о благополучии Эльзы прежде, чем о своем собственном.
— Должно быть, что-то сломалось в твоей голове, пока ты спал все эти годы.
Я смотрю в окно на деревья, проплывающие мимо нас.
— Мы облажались, Джонатан. Мы оба. Я достаточно храбр признать это.
Я бросаю на него взгляд.
— Как насчет того, чтобы оставить сделку с Родс мне, тогда?
— Это деловое соглашение; победит лучший. — он делает паузу. — Прошлое осталось в прошлом. Наши дети не должны расплачиваться за наши ошибки.
Сентиментальное давление.
Его телефон вибрирует прежде, чем я успеваю что-либо сказать.
— Агнус, где ты был? Я пытался дозвониться до тебя весь день. — Итан слушает на другом конце. — Сейчас не время для того, чтобы твой телефон умирал. Эльза пропала. — его брови хмурятся. — Ты отправил мне сообщение? Хорошо. Дай мне проверить. И немедленно возвращайся в Лондон.
Он вешает трубку и проверяет свой телефон, затем его челюсть сжимается.
Пустота, которую я ощущал после смерти Алисии, снова поражает меня. Только теперь она острее и тяжелее.
Что-то не так с Эйденом.
— Что случилось? — спрашиваю я голосом, который не узнаю.
Итан показывает мне свой телефон.
Агнус: В подвале особняка Бирмингема наблюдалась активность.
— Эльза вернулась в подвал, — бормочет Итан. — Это бессмысленно. Если они уехали больше двух дней назад, почему не вернулись?
— Эйден выживший, — говорю я окончательно.
— Как и Эльза.
Я рявкаю водителю, чтобы он изменил направление на Бирмингем.
Все заканчивается там, где началось.
Глава 38
Эйден
Я бил плечом по металлической двери в течение последнего часа или около того.
Мое левое плечо благополучно вывихнуто, поэтому я переключаюсь на правое.
Я перепробовал все: от толчков до дёрганий и даже пинков. Все они бесполезны против металлической двери.
Логически я понимал это, но все равно не останавливался. Это единственный способ выбраться.
В промежутках я мочил свой пуловер водой и клал его на голову Эльзы.
Она то приходила в себя, то теряла сознание, бормоча лихорадочные вещи о своем брате, матери и отце. Она даже разговаривала с Илаем на языке, который не похож на английский.
Чем ухудшается ее состояние, тем сильнее я пинаю эту чертову дверь.
Бум. Бум. Бум.
Горький привкус отчаяния напоминает о том, что я чувствовал, когда десять лет назад постучал в дверь. Тогда я думал, что она умерла. Тогда я потерял надежду.
Но не сейчас.
Она, блядь, не может умереть.
— Эйден...
Ее хриплый голос, как прилив адреналина, напрягает мои мышцы.
Я отхожу от двери и спускаюсь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, добираясь до нее. Она лежит на боку, глаза закрыты, лицо бледное. Он бледнее, чем раньше. Я касаюсь ее щеки, и она горячая — еще сильнее, чем раньше.
Блядь.
Я хватаю свой пуловер, обливаю его холодной водой, затем снова кладу ей на голову.
— Эйден... — бормочет она в лихорадочном тумане.
Ее зрачки быстро двигаются за закрытыми веками. Должно быть, она спит.
Я сажусь на пол и позволяю своему вывихнутому плечу обмякнуть. Это чертовски больно, когда я двигаю им. Мои попытки вправить, с треском провалились.
Хотя боль не имеет значения. Девушка, беспомощно лежащая передо мной, важна. Я наклоняюсь и целомудренно целую ее в сухие губы.
— Я здесь, милая. Я всегда буду рядом.
— Я люблю тебя, Эйден.
Это едва слышный шепот, но он поражает меня прямо в мрачный уголок души.
Она любит меня.
Эльза, блядь, любит меня.
Мне никогда не надоест слышать эти слова из ее уст.
Я беру ее руку в свою и целую в ладонь.
— Останься со мной, Эльза. Ты обещала, помнишь.
— Ты любишь меня? — шепчет она.
Я запечатлеваю быстрый поцелуй, покусывая ее нижнюю губу дольше, чем нужно.
— Скажи мне, Эйден.. с-скажи мне...
— Я скажу, когда ты откроешь глаза.
— Я говорила это много раз. Ты несправедлив.
Я смеюсь над морщинами, образующимися на ее лбу. Она хмурится и упрямится, даже когда ее лихорадит.
— То, что я чувствую к тебе, это не только любовь, одержимость или зависимость. Это все это и даже больше. Знаешь, что это значит, милая? Это значит, что я не могу жить без тебя, так что, блядь, не смей меня оставлять.
Легкая улыбка появляется на ее губах, прежде чем исчезает. Ее рука тяжелеет в моей.
Я проверяю ее пульс. В течение последнего часа он то входил, то выходил из синхронизации. Ее кожа тревожно белая для человека с лихорадкой.
После последнего поцелуя в ее губы я начинаю вставать. Я вытащу ее отсюда, даже если это последнее, что я сделаю.
Даже если мне придется лишиться конечности в процессе.
Щелчок двери эхом разносится в воздухе.
Моя голова резко выпрямляется, когда по лестнице раздаются быстрые шаги. Я никогда не думал, что буду счастлив увидеть лицо Джонатана.
Десять лет назад, очнувшись в больнице и увидев его лицо вместо лица Алисии, я стал чёрным. Но сейчас все совсем наоборот. На этот раз он не принес плохих новостей, он пришел, чтобы помочь нам.
Он останавливается на пороге подвала рядом с Итаном.
Я почти могу представить, что они видят.
Я полуобнажен, мое левое плечо вывихнуто. Голова Эльзы лежит на полу, и она бормочет что-то непонятное.
— Ей нужен врач, — приказываю я. — Немедленно.
Глава 39
Эльза
Илай улыбается мне сверху вниз.
Его лицо прозрачное, как стекло. У него темные волосы, чуть темнее папиных, а глаза такие же, как у отца.
Он всегда говорил, что он папин любимец, и я плакала перед папой, чтобы он сказал мне, что я тоже его любимица.
Веснушки покрывают его щеку, придавая лицу очарование.
Илай такой хорошенький.
Единственная разница в том, что он маленький.
Я нет.
Я одета в форму школы, когда стою с ним в нашем саду на заднем дворе.
— Почему ты ушел, Илай? — шепчу я.
— Давай, плакса. — он протягивает мне руку. — Нам будет весело.
— Весело?
— Мы отправимся туда, где будем свободны.
Свободны.
Илай и я. Свободны.
— Поторопись, плакса.
Я уже собираюсь вложить свою руку в его, когда в голове раздаются голоса. Твердые губы оставляют поцелуй за поцелуем к моим сухим.
— Останься со мной, Эльза. Не смей, блядь, бросать меня.
Этот голос.
Это прикосновение.
— Плакса? — глаза Илая наполняются слезами.
Я ненавижу, когда мой брат плачет.
— Останься со мной, Эльза. — голос...
— Пожалуйста, плакса. Не оставляй меня одного.
— Эльза!
— Илай и Эльза вместе навсегда, верно?
Натиск обоих голосов обрушивается на меня снова и снова. Щупальца боли обвиваются вокруг сердца. Я не могу дышать.
Я, черт, не могу дышать.
— Верните ее обратно! — голос кричит. — Верните ее, пока я не разгромил это место.
В этом голосе столько боли. Столько страсти. Столько.. заботы.