Придавленная тошнотворной немочью, она сосредоточилась на бегающих глазках кошки и молила, чтобы они ее загипнотизировали. Заставили забыть. «Почему убили не меня, почему убили не меня, почему убили не меня…» Поняв, что в ритме ходиков — тик-так, тик-так — она начинает, наоборот, все заново прокручивать, Дуся отвела глаза от кошки. Сосредоточилась на деревянном потолке избы.
Но неотвязное «тик-так» не отступало. «Это месть, это месть, это месть… — как будто говорили ходики. — За что, за что, за что…»
Как больно-то!..
В сенях бухнула входная дверь. Евдокия зацепилась за звук краешком сознания…
Кажется, Васильевич пришел. Его голос.
Но сил — или желания? — не хватило, чтобы повернуть голову, когда дорогой друг возник возле ее постели.
Шаповалов, в непривычном для него мешковатом спортивном костюме (вероятно, с чужого плеча), склонился над Дусей. Попытался поймать ее взгляд.
— Плохо тебе, девочка? — спросил сочувственно.
Евдокия продолжила таращиться на потолок, но заставила себя заговорить:
— В больнице были?
— Да. Сказали — выкарабкается. Ты встанешь?
Дуся не ответила, Николай Васильевич подтянул к кровати тяжеленный деревянный стул и сел. Недолго помолчал.
— Я понимаю тебя, девочка. Очень понимаю. Я первую жену на чужбине схоронил, так выл тогда ночами-и-и…
Евдокия отвлеклась от потолка. Николай Васильевич впервые рассказывал хоть что-то о себе. Когда-то Дуся, увидев его в деле, спросила в лоб: «Николай Васильевич, скажите честно, вы — шпион?» Когда он увильнул, то накидала версий: вы либо шпион на пенсии, либо другой хороший профи и даже наемный убийца.
Но в результате так и не узнала, кто есть такой на самом деле Николай Васильевич Шаповалов.
Сейчас он сам заговорил:
— …Вернулся домой, Дуська, а здесь — ничего. Пустота. Запил я. По-черному, на месяц. Глотаю водку и тоскую: «Детей после себя не оставил, дом не построил, дерево если только на погосте над собой выращу». Грусть-кручина навалилась — мухи рядом дохли.
А потом представил, понимаешь ли, что половина мужиков запросто поменялись бы со мной местами, и понял: не зря все. Совсем-совсем не зря! Жизнь интересная была, и видел я ее не по телевизору. А главное, пользу приносил. Пользу! Не на шоссейке шины с визгом протирал, чтобы хлебнуть адреналина, а делал хорошее мужское дело.
И жизнь мне за это подарок преподнесла — семью, Инессу, счастье. Хотя я тогда уже смирился, Дуся, думал, один век скоротаю…
И у тебя все будет, поверь мне, девочка. Ведь ты такая же, как я. Ты тоже занимаешься хорошим делом — спасаешь людей от неизвестности. А неизвестность, она пострашней иной болячки — сгрызает человека изнутри. И от такой тоски врач не излечит, тут лучше ты поможешь. Найдешь причину и избавишь хорошего человека от мук и неизвестности. Согласна?
Евдокия не ответила.
— Ты поднимайся, моя девочка, дел у нас еще — навалом. Или, хочешь, я тебе помогу? Я немного знаком с НЛП, могу заставить тебя подняться…
Дуся скосила глаза на дорогого шпиона. Недавно она уже умоляла жестяную кошку ее загипнотизировать.
— Нет, — сам отказался Шаповалов. — Ты не боец на марше, тебе не до вертолета нужно в бессознанке добрести. Мне, Дуся, требуются от тебя не передвигающиеся ноги, а резвые мысли и трезвая голова. Очень нужны, девочка! И поверь, не только мне. Только ты знакома с ситуацией изнутри, без тебя, Дусенция, никак. — Николай Васильевич, скрипнув стулом, встал. — Я иду в баньку, Савелий затопил. Ты со мной? Или во второй пар пойдешь?
— Пойду, — прохрипела Евдокия. — Только попозже.
В бане Евдокия нашла приготовленные для нее халат и ночнушку. Все огромного размера, но такое уютное, что чистая Дуся закуталась в три оборота и почувствовала себя защищенной. Чужой заботой и участием.
Сказать по совести, она осталась бы в предбаннике, благоухающем распаренными вениками и горячим деревом, еще как минимум на час. Не смогла б расстаться с ласковой полутьмой, полезной для ее заплаканных глаз.
Но Николай Васильевич приказал поужинать.
Деликатный Савелий предложил гостям наваристого супа.
Но это согласился съесть только Шаповалов, Дуся лишь ватрушку прожевала и чаю попила. Попутно слушала рассказ своего опытного друга, начавшего с позитивного известия:
— Кашин, Дусенька, в большой задумчивости, но будет отпускать Нифасю. Улик против Сашки — кот наплакал, все прочее Рылевский разметает в пух и прах, поскольку к обстрелу твоей квартиры Нифася точно не причастен. Кашин наконец-то согласился: сфинксов кто-то подставляет…
Заметив, что Евдокия, при упоминании обстрела ее гостиной, снова опускается на дно кромешного омута, быстро перевел тему на мажорные рельсы:
— Ильич тебе привет передает! Просил сказать: если он еще когда-нибудь начнет на тебя орать, ты скажешь ему только одно слово — «верблюд» — и он заткнется. Ей-же-ей, заткнется! Обещал. Дословно так сказал: «Интуиция у нашей детки — зверская!» Если бы мы, Дуся, сразу отнеслись серьезно к твоей просьбе и позволили встретиться с Нифасей, то…
— …«Верблюжья» перчатка посадила бы меня, а не Нифасю, — перебивая, подвела черту Евдокия. И, судорожно вздохнув, добавила: — Все это разговоры в пользу бедных, Николай Васильевич. Максим Ильич правильно орал. Если б я не начала мутить и ерепениться, а отвезла перчатку Кашину, то Олег, скорее всего, остался бы в живых.
Дуся всхлипнула, и Николай Васильевич сурово прикрикнул:
— Оставить слезы! Не ко времени. Принимайся думать!
Как часто случается, окрик подействовал лучше дружеского сочувствия. Евдокия послушно втянула в себя все, что готовилось пролиться. Шмыгнула носом и, отставляя чашку, заявила:
— Я уже решила, что буду делать, Николай Васильевич.
— Ага, — заинтригованно прищурился шпион. — Ну-ну… И что ж ты там удумала? И давай-ка, душа моя, по-простому — дядя Коля, все ж не чужие люди.
— Я, дядя Коля, созову пресс-конференцию, скажу, что знаю, кто в меня стрелял, и он — придет.
— Кто — он? — попросил уточнить Шаповалов.
— А вы не понимаете? — Сыщица печально приподняла уголок губ. — Олег был прав: такой враг у меня один.
Но Шаповалов отрицательно покрутил головой:
— Для установления объекта у нас мало данных.
— Достаточно! — неожиданно разгорячилась Евдокия и взвилась со стула. — Кто еще может меня так ненавидеть?! Кто?! Дядя Коля, подумайте сами! Сейчас, когда рядом нет н-ских, которые, понятное дело, подтягивают одеяло на себя, скажите честно: это — личное!
— Имеешь право думать так, — спокойно произнес Васильевич. — Но сядь и послушай, что я скажу. Пойду по пунктам. Твоя затея с пресс-конференцией, прости, Дусенция, чистейший фарс и голливудщина. Я б, например, на такое мероприятие носа не сунул.
— Это почему же? — возмущенно фыркнула Землероева. — Примеры с покушениями на пресс-конференциях были.
— Были. Но ты не президент и не генсек. И от твоей идеи, уж прости, за версту несет подставой. С настоящими доказательствами идут не к журналистам, а в прокуратуру. Ты только попусту покажешь, что у тебя в загашнике нет ничего серьезного, и людей опасности подвергнешь.
— Так в том и суть! Максим Ильич прикажет проверить здание и подступы! Расставит людей на ключевых местах! — убежденно восклицала Евдокия. — Он придет и засветится хотя б на подступах!
— Зураб? Ты его имеешь в виду?.. Не смеши меня, девочка. Он — мертв. Мертв. Забудь о нем.
— А если это он?! — так и не севшая Евдокия нависла над столом. — Вот вы все просите меня вспомнить, кому я хвост отдавила, так? А у меня худшего врага, чем Зубарев, нет! Он, кстати, снайпер того самого экстра-класса. И технарь. Вспомните, как он троян в наши телефоны забил и подслушивал. Я после той истории вообще мобильников стала бояться! Всем своим сотрудникам кнопочные покупаю — без лишних мозгов! Люську заставляю офис и «железо» регулярно проверять!
— Паранойя, — едва слышно выдохнул Васильевич.
— Не исключено. Но еще и ценный опыт. Согласны?
— Оставим, ладно. Перехожу ко второму пункту и постараюсь объяснить, почему не верю в участие Зубарева. — Шпион взглядом приказал разгоряченной Дусе вернуть задницу на стул, нахмурился. — Ты, душа моя, сама подтягиваешь одеяло на себя, зацикливаясь на Зурабе. И я прекрасно понимаю почему: он так тебя напугал, что от одного воспоминания волосы торчком. Верно?
— Приблизительно, — поежившись и таки сев, Евдокия поплотнее закуталась в халат. Засунула руки под мышки.
— Но, насколько удалось о нем узнать, он — одиночка, а такую тему, Дуся, в одиночку не поднять…
— А вы б могли? — заинтересованно перебила спорщица.
Шаповалов скуксился:
— Снова реверансы Зубареву? Нет, моя девочка, я бы такую тему в одиночку не поднял. Думал уже об этом. Помимо отличного снайпера здесь должен быть приличный аналитик, группа наружного наблюдения… Уровень очень высокий. И оплата соответственная. Подумай, есть ли у тебя очень-очень богатый враг, способный оплатить такой заказ?
— Откуда? — Дуся развела руками. — Если только вскладчину. С самыми богатыми я, к счастью, живу мирно.
— И я о том же. А потому подхожу к выводу: тут, Дуся, скорее всего, прав Максим — набрать квалифицированных людей могли лишь для чего-то очень серьезного. Пропорционально выгодного. Тут ты как цель, прости, немного мелковата. Но поскольку тебя прочно вписали в сценарий, просматривается вариант «спрятать лист в лесу». Догоняешь?
Николай Васильевич, давая Евдокии возможность осмыслить сказанное, отпил чаю. Вприщур поглядел на задумавшуюся сыщицу-подругу.
— Коваль? — в результате размышлений выдвинула Дуся.
— Пожалуй, нет. Его убили слишком сразу, «лист» так не прячут. Готовится что-то еще, но вот что… Черт! — Николай Васильевич внезапно оттолкнулся от стола и стукнул по нему ладонью. — Как все запутано-то, а! Сутки голову ломаю, Макс всех своих людей напряг!.. Ноль. В потемках шарим. До сих пор не понимаю, почему контора еще не нарисовалась. Такой бардак творится, кто-то трупы штабелями укладыва…