Шаповалов осекся на полуслове, исподлобья поглядел на закусившую губу, побледневшую подругу.
— Прости.
— Не за что. Я в порядке, дядя Коля, плакать больше не буду. Честно. Можете мне сказать, что уже установили по снайперу, работавшему по моей квартире?
Дуся впервые, не задрожав, напрямую коснулась страшных воспоминаний вчерашнего дня.
Шаповалов, присмотревшись к ней, кивнул:
— Могу. На этот раз стрелок оставил винтовку на месте. Ту самую, из которой уже Коваля завалил. Но главное, Дуся, он оставил на крыше дома, напротив твоего, микрофон направленного действия. Причем твой сосед, вышедший покурить на балконе, видел, как какой-то мужик в рабочей спецовке возится на противоположной крыше с чем-то похожим на небольшую спутниковую антенну, но решил, что это телевизионный мастер — проверяет что-то, мужик работал спокойно, без суеты. И начал, когда, предположительно, увидел во дворе твою машину. Получается, твою квартиру, Дуся, решили прослушивать уже по ходу пьесы.
Евдокия повела плечом:
— А что тут удивительного? Я начала воду мутить.
— И я так думаю. Ты спутала им карты, и они решились на дистанционную прослушку. Но вот что такого мог сказать Олег, чтобы убили именно его? Местный вор в законе выжил, только что приехавший москвич, прости, наповал первой же пулей.
Евдокия закрыла глаза, справилась с все же возникшей дрожью и хрипло прошептала:
— А если он стрелял по мне, но промахнулся?
Собеседник покривился:
— Чепуха. Коваля он отработал «в яблочко» через сквер на набережной, при сильном боковом ветре, с дистанции почти в полкилометра. Это профи высочайшего класса. Промахнуться с расстояния в двести метров, в полный штиль никак не мог. Стрелял он по Олегу, четко. Было бы еще понятно, если б он убрал…
Шаповалов опять запнулся, и Евдокия выговорила за него:
— Меня. Да? Но меня он мог уложить первым выстрелом, я стояла у окна.
— Вот именно, — кислее прежнего поморщился друг-диверсант. — Но он убрал Олега.
— А второй выстрел кому предназначался? Вам, мне, Антону… Как думаете?
— Тут непонятно. Я стоял отвернувшись, а когда бросился к тебе, то оттолкнул с пути Антона. Могу предположить, что снайпер, перемещая мушку на второй объект — меня или Антона — маленько не успел. Или предпочел стрелять не в голову Антона, а в грудь наверняка. Но я его толкнул, и пуля угодила ему в плечо.
Евдокия перевела взгляд на кошку-ходики за спиной Васильевича и прошептала:
— Может быть, меня собирались лишить обоих?
— Снова возвращаешься к личным мотивам? — недовольно буркнул Шаповалов.
— Простите, — извинилась сыщица и продолжила совсем спокойно: — Просто если бы Антона наметили приоритетной целью, это было бы хоть как-то объяснимо.
— Пожалуй. — Кивнув, Николай Васильевич собрал лицо в гримасу мрачного военачальника, проигрывавшего битву за битвой. — В этом-то и есть главная странность, Дуся: стреляли в человека, только-только появившегося в городе. Я слышал, о чем говорили Антон и Олег, когда в комнату входил. Ничего особенного: ругались, кто надежнее тебя упрячет. Но может быть, Олег до этого сказал что-то опасное?
— Иначе все возвращается к личным мотивам, — невесело ввернула Дуся. — Каким боком Олег к н-ским делам?
— Никаким. Только через тебя. Но я поверить не могу, что целью всего бардака была именно ты! — Шаповалов повысил голос. — Нецелесообразно это! Бестолково! Сама подумай: в городе появилась серьезная бригада, но вместо того, чтоб первой пулей уложить вероятного смотрящего или его подругу, стреляют по приезжему сыщику. Подумай, кого еще из твоих клиентов могут слить через «Сплетник»?
— Наиболее значительных клиентов слили в первой серии. Мы работаем всего полтора года, только-только раскрутились. — Евдокия развела руками. Подумала. — А если… дядя Коля, предположить симбиоз мотивов? Меня ведь почему-то вписали в сценарий, как-то я возникла? Не на пустом же месте, право слово! Кто-то должен был меня пробить и тщательно вписать… Что, если все-таки пойти от личного? Напомню, что меня старались посадить, перчатку заготовили заранее.
— Да помню я, — ворчливо буркнул Шаповалов. — Куда от перчатки денешься. Так говоришь, симбиоз?
— Ну. Смесь личного и денежного. Поскольку только так все как-то объясняется. И только так их можно выманить. На меня.
— Даже не думай!
— Да вы послушайте! — Евдокия опять вскочила. В моменты мозгового штурма она не умела сидеть на одном месте, когда не получалось побродить, хоть прыгала туда-сюда. — Если мы не можем их обыграть, то нужно начинать подыгрывать! Вы можете позвонить Максиму Ильичу и попросить его объявить меня в розыск?
— Зачем? — откровенно изумился Николай Васильевич.
— Меня собирались посадить?.. Прекрасно! Отсюда и нужно начинать контригру, заставить их плясать под свою дудку! Вы можете представить, как они офигели, когда я осталась на свободе? А? Меня зачем-то собирались плотно усадить на нары, но не вписали в сценарий верного Нифасю, и вот теперь я как бы сяду… но не совсем…
— Стоп! — перебил Васильевич, прекрасно знавший, как Евдокия Землероева умеет нагадить в мысленную атмосферу неприятеля. — Не наседай, дай мне подумать.
Евдокия вернулась на стул; как примерная ученица сложила руки на столе. Шаповалов, оплетая пальцами большую чайную кружку, сосредоточил взгляд на ее остывшем содержимом, подернутом радужной пленкой.
Задумался сурово и надолго.
За его спиной негромко тикали ходики. Как будто поторапливая. По окнам бил нетерпеливый дождь. Если б Евдокия не видела «кошачий» циферблат, то подумала бы, что время протянулось до еврейской пасхи. Но ходики доказывали: всего-то семь минут прошло. По прошествии которых Николай Васильевич отставил кружку, встал и, обойдя стол, чмокнул Евдокию в маковку.
— Теперь можешь говорить «верблюд» и мне. Ты большая умница, моя девочка! Я сейчас же звоню Максиму и прошу его попридержать освобождение Нифаси.
Васильевич взял со стола свой телефон и, отставив его далеко вперед, вгляделся в кнопочки.
— Максим, — сказал, когда полковник отозвался, — у нас тут вырисовывается очень интересная комбинация. Говорить о чем-то конкретно рано, пока еще все в одну кучу свалили и начинаем разгребать. Но я прошу тебя немедленно остановить освобождение Нифаси, пусть посидит еще немного для общего блага. А твой телевизионный шеф пусть выпускает видеосъемку с дрона в сегодняшних новостях! И Евдокию срочно объявляй в розыск… Что?.. Да не сбежала она! Вон, рядом со мной сидит, чай пьет… Да, да. Опомнилась… Хорошо, передам… Я тебе чуть позже перезвоню, расскажу подробно, что у нас тут получилось. Ты, главное, выполни все, о чем я тебя попросил, хорошо?.. Отбой.
Николай Васильевич закончил разговор. Крепко-крепко сжал мобильник и поглядел на напряженно замершую Евдокию.
— Муромцы тебе привет передают, — проговорил. — А я, надеюсь, все успел. — Сел на стул через стол от сыщицы и продолжил: — Итак, моя умница, что у нас вырисовывается. Ты якобы в розыске. Так? Все местные телеканалы трубят о твоей виновности. Муромец от тебя открестится. Рядом с тобой только непонятный дяденька-пенсионер. Ты, получается, одиночка в бегах и крупно влипла. Все верно?
— Угу.
— Но сдаваться не привыкла, побарахтаешься. Не сбежишь. Да и куда бежать, если ты в розыске, аэропорты перекрыты, на поезде…
— Ой. А если застрелят кого-то из моих близких?! — внезапно испугалась Евдокия. — Проще всего выманить меня на чьи-то похороны!
Шаповалов успокоил:
— Не волнуйся, спрячем всю твою родню и близких, но займемся этим позже. До выпуска вечерних новостей времени — вагон, а нашим оппонентам нужно будет еще с мыслями собраться. Так что не нервничай, не дергайся, а собирайся и начинай думать: нам нужно отрубить все ниточки к тебе и выбрать одного-единственного человека, с которым тебе необходимо поддерживать связь.
— А этому человеку будет грозить опасность?
— Нет. Единственную ниточку не обрубают. Берегут.
— Тогда это Людмила. Она мой сисадмин, сестра Нифаси.
— Отлично. Все в одном флаконе. Ты, кстати, можешь сказать, когда в последний раз видела свою перчатку? Кто ее стащил, я думаю, понятно — Василина. Ее потому убрали, что она из сообщника стала опасным свидетелем. Но вот когда исчезла перчатка…
— Имеете в виду, давно ли меня задумали закрыть, так?
— Да.
— В последний раз я пользовалась перчатками в конце сентября, на заправке. Ездила в область, позже уточню конкретное число, купила стеклоомыватель и сама его залила.
— Получается, не менее трех недель назад. Перед самой смертью Воропаева. Нам ведь нужно рассматривать ситуацию со всех сторон, привязываться по факторам времени и событий. А из последних событий выплывает — прослушка. Тебя слушали дистанционно, можно сказать, впопыхах. Квартиру, получается, заранее не «заряжали» или не успели…
— Это было ненужно, — объясняя, вставила сыщица. — Я дома никаких важных разговоров не веду. Все дела в офисе, дома только с родственниками по телефону, да если Синицына поболтать на огонек забежит.
— Во-о-от, — протянул Шаповалов. — А дом Нифаси и твоего сисадмина я видел — там дистанционно, из машины, прослушать невозможно, все окна загораживают высокие заборы. В частном секторе, Дусенция, это вообще проделать сложно: любой новый человек или машина на виду. Твоя Люся, кстати, специалист хороший?
— Суперский. Как только у агентства начались неприятности, она проверила все компы на внедренные программы, прошлась по офису и своему дому — жучков не обнаружила.
— Отлично. Идем дальше. Когда ты не «присела», тебя решили все же слушать. А теперь, хочется надеяться, им придется слушать тех, к кому ты можешь обратиться за помощью… Предположим, — тьфу-тьфу-тьфу, — Людмилой заинтересуются вплотную. Она и сотрудница, и друг, и сестра Нифаси. Сейчас ты, Дуся, должна придумать что-то такое-этакое, без чего тебе никак не обойтись и что должна доставить тебе Люся. Информацию можно передать по Интернету или телефону, так что это должно быть нечто материальное. Предмет.