Единственное, что хоть как-то функционировало в ее организме, — это разум. Понурая голова продолжала трудиться, расчленяла данные на составляющие, сортировала важное на факты и отвлекающую чепуху.
«Как все запутано-то, а, — в который раз повторяя слова драгоценного шпиона, размышляла Евдокия. — Кто он? Зураб или все-таки другой такой специалист?.. Фактов мы не собрали… ни за, ни против… есть только мешанина из событий…»
А потому — пустые размышления. Пора хоть что-то прожевать, авось извилины оживут и зашуршат быстрее.
Евдокия кое-как заставила себя подняться, взять кастрюлю с полки. Вздрогнула и чуть ее не уронила, когда из санузла, как дьявол из коробки, выскочил Васильевич:
— Уходим! Быстро! Собирайся! — просипел в раскрытую дверь кухни и бросился в гостиную. Захлопал там дверцами платьевого шкафа. — Ну! — рявкнул оттуда. — Что застряла?! Собирай манатки, здесь ничего оставлять нельзя!
Но Евдокия вовсе не застряла. Отшвырнув кастрюлю, она была уже в прихожей, где суматошно впихивала ноги в ботинки, одновременно надевала куртку и старалась понять: что нужно захватить отсюда в первую очередь и, главное, зачем?! Что вообще случилось?!
Васильевич показался из дверного проема гостиной, швырнул напарнице свою дорожную сумку с вещами и снова скрылся в комнате.
Он ничего не объяснял, Евдокия догадывалась, что у них совсем нет времени, и потому не приставала с расспросами. Сорвала с крючка в прихожей свою сумку, сбегала в ванную за мыльно-рыльными принадлежностями и одним жестом смахнула внутрь сумки все пузырьки и тюбики.
«Почему здесь ничего оставлять нельзя?!» — размышляла впопыхах.
Так и не придумав ни одного ответа, поскакала с сумкой в спальню за пижамой…
Где замерла, прижав к груди багаж: на шторах спальни, проникая сквозь окно, мелькали отблески мигалки полицейской машины — их трудно с чем-то перепутать.
— Ой, — сказала Евдокия тихо-тихо.
Шаповалов, уже надевший башмаки, пробежал через спальню, глянул на улицу через щелку в занавесках и негромко выругался:
— Блин. Не успели.
Тут же подскочил к подруге и, схватив ее за рукав куртки, поволок к входной двери.
— Уходим, Дуся, быстро, на чердак! Наш мотоциклист позвонил в полицию и сообщил, где скрывается разыскиваемая преступница! — начал хоть что-то объяснять по ходу дела. — Максиму, разумеется, стуканули: нашлась, мол, наша девушка. Но остановить патруль он уже не успел.
— Кошмар…
— Нет, Дуся, это правильно и здорово!
— Как?.. Почему?!
— Похоже, он решил проверить, насколько правдивую информацию распространяют СМИ, — объяснял Васильевич, набрасывая куртку. — И получается, мы правы — мотоциклист не отступил от планов. Если приехавший патруль тебя задержит и выведет из дома в наручниках, то все честно: никто не разыгрывает спектакль с объявлением тебя в розыск. Дотумкала?
— Угу. Если бы патруль не приехал или хотя бы задержался, — быстро шептала Дуся, — то Максим Ильич действует с нами заодно: он позвонил, предупредил и давал возможность смыться.
— Умница. Мотоциклист приехал сюда раньше нас, увидел метку, но решил ее не трогать, а сдать тебя полиции.
Негромко переговариваясь, напарники спешно покинули квартиру и захлопнули входную дверь.
Евдокия, с сумками в обеих руках, нервно переминалась на верхней лестничной площадке и прислушивалась к тому, что делается внизу: полицейские, по домофону, вели переговоры с кем-то из жильцов, просили открыть им дверь. Взобравшийся на чердачную лестницу Васильевич торопливо вынимал из скобки дужку навесного замка.
Раскрыл решетчатую дверь, передернул затвор пистолета и перешагнул порог чердака…
Исчез на несколько секунд и снова показался, сделав знак напарнице «все тихо, дуй за мной!».
Евдокия пулей пронеслась по лестнице, попала на чердак, завешанный сушащимся постельным бельем. Васильевич за ее спиной ловко просунул руку через железные прутья двери, навесил замок обратно и захлопнул дужку. Прислушался…
Полицейские поднимались на второй этаж, бухали ботинками по деревянной лестнице.
Вовремя успели. Дальше можно уходить спокойно.
Но вот дальше Евдокия очень удивилась. Она ожидала, что Николай Васильевич сразу же направится к противоположной двери чердака, после чего они спустятся вниз и, оказавшись в другом дворе за перемычкой, мгновенно исчезнут отсюда на машине. Но Шаповалов, опустившись на корточки, приник к небольшому круглому окошку чердака. Не выпуская пистолета с взведенным затвором, принялся наблюдать за тем, что делается на улице.
Перенервничавшая Евдокия примостилась рядом.
— Чего мы ждем?!
Не поворачивая головы, Васильевич прошептал:
— Боюсь, он может положить патрульных. Повременим, прикроем парней на всякий случай.
Ужаснувшись, Евдокия просипела:
— Господи… зачем ему это?!
— А зачем он вообще патруль вызвал? — парировал шпион. — Он мог решить, что раз тебя не удалось присадить за Василину, то за расстрел приехавшего патруля — закроют по-любому. Ему зачем-то надо посадить тебя, моя хорошая. Обязательно надо. Вишь, как старается.
Н-да, Николай Васильевич уже предупреждал, что мыслит нестандартно, не как обычный человек. Подобное предположение у Евдокии даже мельком не возникло! Мотоциклист действительно мог расстрелять патрульных и напарника сбежавшей сыщицы, — ее саму оглушить или даже ранить, — потом вложить «горячий» пистолет в руку погибшего ветерана, и пусть сыщица потом клянется, что в патрульных стрелял не ее друг Шаповалов! Душегуб с изюминкой, наверняка подобную мистификацию разработал бы по высшему разряду, оставил пороховой след на руке ее погибшего напарника.
Но такой поворот лучше не воображать.
Дуся просунула голову над плечом Шаповалова, полюбовалась на беспечный мокрый двор… Увидела вышедшего из подъезда полицейского с повисшим вниз дулом автомата.
— Уходим, — прошептал Васильевич. — Теперь он их расстреливать не будет, нас рядом нет. Быстро! — Распрямляясь, заторопившийся к чердачной двери шпион внезапно хмыкнул: — Вот никогда не думал, что придется сбегать и прятаться от собственной полиции.
Только расправившись с замком другой чердачной двери, он взял у Евдокии одну из сумок и первым пошел вниз…
Застыл. Из дверной щелки квартиры на втором этаже на них таращилась старушка. Строгая и настороженная, готовая отпрыгнуть назад в прихожую.
Инспекционно мазнув взглядом по раздутым сумкам парочки, подозрительно крадущейся с чердака вдоль стенки, она захлопнула дверь, едва не прищемив подол цветастого фланелевого халата, и гаркнула на всю округу: «Коля!!! Звони в полицию! Нас, похоже, опять обворовали!»
Евдокия догадалась, что старушка, над головой которой раздавался скрип чердачных перекрытий, приняла их за воров недосушенного постельного белья. Глядя в спину заторопившегося вниз Васильевича, подумала: не исключено, что вскоре этих же патрульных перенаправят к другому подъезду, где бабушка заставит их подняться на чердак считать свои пододеяльники.
Смешно. Васильевич болел душой, что бегает от собственной полиции, сейчас напарники и вовсе докатились — выглядят как два крадуна-чердачника. Жаль, времени поерничать над этим нет.
Шаповалов и Евдокия быстро вышли на улицу, огляделись и, забросив сумки на заднее сиденье «рено», сели в машину.
Николай Васильевич попросил Дусю пристегнуться и начал вытворять такое, что сыщица не успевала придерживать ахи и охи!
Слов нет, в погонях ей приходилось поучаствовать, но что такое настоящее шпионское ралли, увидела впервые. Вернее говоря, прочувствовала. Проверяя хвост из мотоцикла, Шаповалов выписывал такие вензеля-виньетки, что внутренности Евдокии заплелись в клубок и не смогли распутаться, даже когда угомонившийся шпион повел машину по ровному и длинному проспекту.
— Где тут у вас еду прямо в машины подают? — спросил невозмутимо.
Евдокия в последний раз икнула и показала проголодавшемуся другу направление к любимой, недалекой пиццерии.
— «Рено» пока мы можем пользоваться, — поворачивая к закусочной, бесстрастно делился Шаповалов. — Если мотоциклист снова позвонит и сообщит уже номер этой машины, Максим предупредит. Так что сейчас мы, Дуська, ужинаем. Потом забиваем багажник провиантом и двигаемся к Савелию. Где, надеюсь, хоть чуть-чуть передохнем. Устала? — хмыкнул. — Испугалась?
Евдокия на вопросы не ответила, уныло поделилась радостью:
— Значит, получается… убивать меня он все-таки не хочет. Мечтает только посадить.
— Похоже, — согласился друг.
— А почему вы велели забирать вещи из квартиры? Быстрее было бы…
— Быстрее не значит лучше, — перебил Васильевич. — Я хотел создать впечатление, будто мы решили поменять квартиру и приехали только за шмотками. Ясно?
— Угу. Мы типа были наготове, когда патруль приехал, и потому успели улизнуть. Максим Ильич тут как бы ни при чем.
— Соображаешь, — одобрил Шаповалов, покосившись на не отошедшую от ралли, зеленовато бледную напарницу. И поинтересовался: — Скажи, ты какому-нибудь начальнику женской колонии на хвост наступала? Или там судье, прокурору…
— Нет. Работала только с гражданскими.
— Богатыми, — воткнул Васильевич, подвел «рено» к раздаточному окошку пиццерии и огляделся. — Надеюсь, оторвались. Позади все вроде было тихо. — Нервно зевнув, он прищурился на стенд с перечнем ассортимента. — Что будешь заказывать?
— Не знаю. Только какао.
— Зря.
Пока они ожидали заказ, Шаповалов, поглядывая в зеркала автомобиля, продолжил рассуждения:
— Теперь, надеюсь, он убедился, что ты реально в розыске. Сбежала, а патруль по его наводке приехал быстро. Так? — Николай Васильевич потер пальцами щеку, на которой, видимо, осталось что-то от приклеенной бороды. Поморщился брезгливо. — И вот все больше хочется понять, Дусенция: зачем он так упорно хочет тебя посадить, а? Вопрос краеугольный, как мне кажется.
— Не знаю. — Евдокия сиротливо съежилась и поглядела на стайку довольных мальчишек, волокущих стопку картонных коробок с пиццей. — Голова совсем не варит.