Ответа на было. Изюмка прислушался – и услышал какие-то странные звуки. Они доносились из сенной кладовой. Мальчик направился туда.
В кладовой на рыжих кипах, перетянутых толстой проволокой, ничком лежала Наташа. – „Наташа, вы чего?!“ – испугался Изюмка, На мгновение ему показалось, что она умерла. Наташа вздрогнула, подняла голову. Узнала Изюмку, вздохнула с облегчением. Изюмка увидел ее заплаканное лицо, распухший нос, и понял, что за звуки он слышал. Наташа смотрела на него. – „Вы чего плачете?“ – спросил он, чтобы не молчать. – „Не знаю“, – не сразу ответила Наташа к села на кипах, обхватив руками колени.
„Как так?! – удивился Изюмка. – Плачете, а отчего – не знаете?“ – „Ага, – кивнула Наташа. – А у тебя так не бывает?“ – Изюмка задумался, потом решительно тряхнул головой: „Нет. У меня так не бывает.“ – „Хорошо тебе, – вздохнула Наташа. – Но это может потому, что ты еще маленький.“ – „Может быть, – согласился Изюмка, но, помолчав, спросил снова. – Может, вас обидел кто? Может, сделать чего?“ – „Чего же сделаешь… – обреченно сказала Наташа, глядя куда-то поверх головы Изюмки, да даже, пожалуй, и за стену козлятника, и в свою очередь спросила. – Отчего все так, Изюмка?“ – „Как?“ – „Да так как-то… – Наташа прищелкнула тонкими пальцами. – Некрасиво. Неинтересно. Неромантично.“ – „А романтично – это что?“ – „Это когда красиво. И интересно. Понял?“ – „Ага. Понял“, – ответил ничего не понявший Изюмка. – „Ну?“ – „Так чего „ну“? – не умея понять Наташу, он чувствовал, как накатывает тупая, вязкая, как расплавленное стекло, неопределенность, которая часто охватывала его на уроках в школе, и начинал сердиться. – Нормально все. И красиво есть, и интересно, и это… как его там…“ – „Ты просто не знаешь, как должно быть, – горячо возразила Наташа. – Потому и говоришь так“. – „А ты знаешь?“ – отчего-то переходя на „ты“, спросил Изюмка. – „И я не знаю… – с горечью призналась Наташа. – Но ведь должно же быть где-то…“ – „Что?“ – „Сейчас, подожди,“ – Наташа вскочила, легко спрыгнула с кип, побежала в рабочую комнату. Вернулась с голубой тетрадкой, на обложке которой синим фломастером была нарисована девушка в длинной юбке и почти без талии, как будто состоящая из двух треугольников, соединенных углами. Наташа запрыгнула обратно на сено, раскрыла тетрадь и вопросительно взглянула на Изюмку. – „Давай, читай,“ – вздохнул мальчик. Он подумал, что Наташа, как и девочка из варькиного класса, пишет стихи и сейчас будет ему их читать. Стихи Изюмка не понимал и не любил.
К счастью, Наташа писала в прозе. Там было что-то про „неземной, молочно-лиловый свет луны“ и „цветущие кисти черемухи, которые светились в темноте странным фосфорным светом и походили на холодные голубые свечи“. В этом странном ночном саду встречались изумительно прекрасный юноша ассирийского происхождения и девушка, вся покрытая кружевами. Изюмка почему-то представил их обоих составленными из синих треугольников, как рисунок на обложке тетради.
„Ну ладно, дальше тебе неинтересно…“ – сказала Наташа и захлопнула тетрадь. – „Ну почему-у…“ – капризно возразил Изюмка. Ему нравился мелодичный голос Наташи и представлять себе ночной черемуховый сад тоже было приятно. – „Потому!“ – засмеялась Наташа. – „А они потом поженились?“ – спросил Изюмка и потянулся. – „Не знаю. Вряд ли, – Наташа задумалась и в ее серых глазах опять блеснули слезы. – Ну почему так не бывает, Изюмка? Почему?!“ – „Не зна-аю, – нерешительно возразил Изюмка. – Может, и есть где. Вот ты же придумала, значит, может быть. Нельзя придумать, чего вообще нету… Я вот тоже все думаю, поженился бы дядя Серый на ком-нибудь…“ – „Куда ему!“ – усмехнулась Наташа. – „А чего? – обиделся за Серого Изюмка. – Все могут жениться.“ – „Ну и чего бы било?“ – „А так… – Изюмка мечтательно прикрыл глаза, – Вот хоть бы на нашей маме поженился. Она у нас тоже неженатая. А Шурку и других всех прогнать. Дядя Серый дом бы купил. Корову бы завели, лошадь. Огород, в реке рыбу ловить. А во дворе – будка. Так бы Волк жил…“ – „Собака?“ – переспросила Наташа. – „Не, Волк, – утвердил Изюмка. – Без цепи только. Когда захочет, в лес пойдет, когда захочет – в будке…“ – „Складно! Только вот не выйдет ничего, – с сожалением сказала Наташа и погладила ладонью тетрадь. – А мое тебе понравилось?“ – „Сам знаю, что не выйдет, – согласился Изюмка. – Только вот не знаю, почему. А вообще понравилось. Как в настоящих книжках.“ – „Да ну уж… – Наташа опять покраснела, теперь уже от удовольствия и, вспомнив, спросила. – А ты чего пришел-то? Серый, что ли, послал или просто так?“ – „Не, я спросить пришел… – Изюмка потупился, смял в пальцах соломинку. – Вот скажи, Наташа, могу я денег заработать?“ – „Ты?! Заработать? – засмеялась Наташа. – Да сколько тебе надо-то?“ – „Много, – решительно отрезал Изюмка и добавил. – Надо.“ – Наташа задумалась. – „Я бы тебе дала, да у меня у самой нет. Попроси у Серого, он жадный, конечно, но тебе, может, даст.“ – „Нет, – Изюмка упрямо покачал головой. – Мне заработать.“ – „Это я не знаю, – Наташа потеребила волосы, закусила кончик завивающейся в кольцо пряди. – Кто ж тебя возьмет?.. А, вот что… Ты сходи на конюшню. Там – Лева. Знаешь его? Если кто что и придумает – так это он. Он, конечно, противный, но детей любит. И деньги умеет из воздуха делать. Все они такие…“ – „Кто они?“ – „Никто. Иди к Леве. Может, он чего для тебя и сообразит.“ – „Спасибо. Я попробую, – с сомнением в голосе поблагодарил Изюмка, сполз на бетонный пол и пошел к выходу. – „Слышь, Изюмка, а зачем тебе деньги-то?“ – спохватилась Наташа. – „Воздушный шар хочу купить, – засмеялся Изюмка, – Чтоб летать на нем.“ – Наташа белозубо улыбнулась ему в ответ, вспомнив еще, вскинула тонкую руку: „Постой! Серый говорил, ты на козлятнике ночуешь? Правда?“ – „Ну да, – смутился Йзюмка. – В окно. А чего, нельзя?“ – „Да нет, пожалуйста! – беспечно рассмеялась Наташа. – Лишь бы вечерний зоотехник не засек. Не страшно тебе?“ – „Да нет, хорошо. Я тут, в рабочей комнате на кушетке сплю. Сеном пахнет. Хорошо!“ – „Ну и ладно,“ – Наташа хотела спросить, не беспокоятся ли об Изюмке дома, но почему-то не стала этого делать.
Еще в подворотне Изюмка услышал пронзительный кошачий визг и, войдя во двор, закрутил головой, пытаясь сообразить, откуда он доносится. Сначала ничего не заметил – двор казался пустым, только на обшарпанной горке двое малышей пытались спихнуть друг друга с верхней площадки, да на открытом помойном бачке ковром колыхались голуби – видно, кто-то высыпал туда крупу. Присмотревшись, увидел, что у решетки, отгораживающей чахлый садик, сидит на корточках Кешка Исаченко. Оттуда и слышно кошачье мяуканье. Изюмка подошел поближе. Бессмысленно ухмыляясь, Кешка держал в кулаке просунутый сквозь решетку полосатый хвост. По ту сторону кошка отчаянно изгибалась, пытаясь вырваться или хотя бы оцарапать своего мучителя.
„Ты чего… это… пусти!“ – сказал Изюмка и, присев, попытался оторвать от хвоста кешкины пальцы. – „Пошел ты…“ – ухмыльнулся Кешка и легко отшвырнул Изюмку свободной рукой. Изюмка поднялся, огляделся по сторонам и вдруг, хлопнув себя по коленям, пронзительно вскрикнул: „Ой, Кешка, что это?!“
Кешка ошалело обернулся, Изюмка с вытаращенными глазами тыкал пальцем в темноту подворотни.
– Чего? Где? – переспросил Кешка, машинально ослабляя хватку.
Кошка моментально почувствовала возможность освобождения, пронзительно мявкнув напоследок, молнией пронеслась наискосок через садик и скрылась в подвальном окошке. Увидев это, Изюмка улыбнулся и опустил руки. Кешка медленно соображал, что его надули и также медленно наливался тяжелой кирпичной злостью. Изюмка бесстрашно и весело смотрел на него и совсем не собирался убегать, – „Вот я тебя сейчас сделаю, сопля несчастная!“ – угрожающе пообещал Кешка, выпрямляясь и сверху вниз глядя на Изюмку, – „А за что? – удивился Йзюмка. – Вот если бы у тебя был хвост и тебя за него держали… Как бы тебе, а?“ – Предположение насчет его собственного хвоста показалось Кешке настолько удивительным, что он даже оглянулся назад и осмотрел свои потертые диагоналевые штаны. Потом еще раз оглядел Изюмку и, видимо, пришел к выводу, что бить такого хилятика занятие малодостойное. И решил одержать моральную победу.
– Анекдот знаешь? – спросил он у Изюмки. – Про дебилов?
– Не-а, – улыбнулся Изюмка.
– Так вот послушай. Приходит мальчик к отцу и спрашивает: „Папа, а почему нас называют дебилами?“ – Папа отвечает: „А потому что мы…“ – Кешка три раза постучал костяшками пальцев по деревянной скамейке. – „Папа, – говорит мальчик. – Кто-то пришел. Я открою.“ – „Сиди, сынок, – говорит папа, – Я сам открою.“ – Понял?“
– Не-а, – Изюмка улыбался с прежней безмятежностью.
– А потому что ты сам – дебил! Ха-ха-ха! – захохотал Кешка. – А Варька ваша – шлюха! Да! Такая же, как и мамаша! Да! А этот, который с машиной… – дальше Кешка перешел на сплошной мат.
Изюмка повернулся, сунул руки в карманы и пошел прочь, а Кешка все еще что-то выкрикивал ему вслед, брызгая слюнями и наливаясь опять зловещим кирпичным цветом.
Изюмка проснулся оттого, что чихнул. Повернувшись на другой бок, он чихнул еще раз и еще… Потом поднял взлохмаченную голову. Из волос в разные стороны торчали сухие травяные метелочки. От подушки и матраца пахло селом. И еще чем-то пахло…
Пронзенный неосознанной звериной тревогой тревогой, Изюмка вскочил на ноги, зажег свет. Свет почему-то не зажегся. Мальчик метнулся в коридор. Натыкаясь на углы, побежал на запах. С сеновала тянулось голубое полотно едкого дыма. Слышалось какое-то потрескивание и глухой перестук, похожий на скороговорку идущего поезда. Перестук Изюмка понял сразу – это бегал по стенкам Кузя. А вот треск…
Гори-им!!! – заполошно и почему-то во множественном числе подумал Изюмка. Но не закричал. Бросился к скользкому удаву шланга, потянул. Тащил спотыкаясь, срывая ногти. Не хватило немного, метров трех. Рыча от напряжения, отвернул во всю силу кран. Под ноги, на бетонный пол, фырча, хлынула ледяная вода. Изюмка кинул наконечник в ведро и распахнул дверь, из-под которой сочился дым. Клубы дыма накрыли его как ватой, и как в вате, нечем стало дышать. Изюмка задохнулся, отскочил назад, согнулся пополам. Через край ведра, заливая ноги, хлестала вода. Изюмка попробовал приподнять ведро, выронил, опрокинул, ушиб коленку, снова наполнил до половины, подтащил к двери и, отвернувшись, выплеснул в душную багровую темноту. Понял сразу: бесполезно. К треску прибавился чуть слышный гул. Изюмка побежал в рабочую комнату, схватил два ватника, вывозил их в напольной луже, шагнул через порог…