От души всех благодарю –
Джунипер»
Первоначальные отлики, понятно, один другого гнусней:
«Гребаная лгунья!!»
«То есть ты просто случайно написала книгу, над которой должна была работать твоя покойная подруга? Ну-ну. Очень удобно».
«Я валяюсь! Она не умеет писать даже извинения)))))»
«Итак, Джун Сонг выступила со своей откорякой. Держу пари, что белые сейчас начнут выпрыгивать из штанов, чтобы ее оправдать. О, как мне ненавистна эта индустрия!»
«Расистская мразь, не верю ни единому твоему слову!»
«Если это правда, то почему ты так долго помалкивала?»
Однако первый шквал накипи («да пошла ты», «да я тебя») быстро перекипает, и становится очевидно, что мое заявление легло весьма успешно. Я буквально вижу, как стрелка общественного мнения в одночасье смещается от скептицизма к сочувствию.
«Это была одна из самых порочных и злонамеренных кампаний, какие я когда-либо видел, — пишет в Twitter один известный блогер, до сих пор сохранявший во всей этой свистопляске нейтралитет. — Позор вам всем за травлю Джунипер Сонг и вред наследию Афины Лю».
«Twitter, вот почему в тебе нет ничего приятного, — вещает некто BookTuber с полусотней тысяч подписчиков. — Когда же мы научимся не цепляться за ситуации, о которых ничего не знаем?»
Есть еще твит от Сяо Чэня, с которым меня, честно сказать, тянет согласиться: «Эта книга настолько расистская, что написать ее мог явно только белый».
Наутро учетная запись @AthenaLiusGhost исчезает. Всё. Ссылаться больше не на что; нет никаких изначальных претензий, которые можно хоть чем-то подкрепить. Ссылки на цитаты не работают; твиты зависают в вакууме. Кое-кто все еще бухтит, критикуя предвзятость книгоиндустрии, верящей на слово белым бабенкам больше, чем всем остальным, но в целом народ уже делает вид, что всего этого никогда не было. Разумеется, есть еще разгневанные недруги, которые считают меня виноватой, но у них нет ни крупицы доказательств, чтобы довести дело до судебного иска. Кроме того, единственный, кто мог бы действовать как литературный наследник Афины, — это миссис Лю, но от нее в мой адрес нет ровным счетом ничего. Получается, весь этот монстр состоял из дыма; в памяти остается лишь мимолетное воспоминание о людском скопище, беснующемся из-за пустяков.
В следующий понедельник меня радует своим имэйлом Бретт. Новости наконец хорошие:
«Greenhouse предложил за наш опцион пятнадцать тысяч. Полтора года, с возможностью продления, и если у них все срастется, то твой гонорар возрастет. Думаю попытаться их уломать поднять планку до восемнадцати тысяч, и у меня это, пожалуй, получится. Заодно попрошу нашего киноагента проштудировать контракт и убедиться, что все учтено, после чего отправим его тебе на подпись. Ну как, неплохо?»
Пятнадцать тысяч — несколько меньше, чем я рассчитывала, особенно учитывая всю эту шумиху, но уже то, что Greenhouse вообще делает какое-то предложение, свидетельствует об их стойкой вере в меня.
«Скромновато, — пишу я в ответ. — А почему такая задержка?»
«Голливуд неповортлив, — отвечает Бретт. — Поверь, это еще расторопно. Документы подгоню к концу недели».
Все возвращается на круги своя. Deadline публикует шикарный пресс-релиз о сделке с опционом, и множество людей поздравляют меня с этим в интернете (кажется, у многих впечатление, что режиссером будет Жасмин Чжан, но я их не поправляю). Между тем трал издательских новостей ухватывает следующий сочный скандал, где замешана авторка «янг эдалта», на протяжении месяцев отправлявшая анонимные угрозы убийством своей сопернице, пока по недогляду не отправила одно со своего собственного имэйла. Теперь она пытается выдать все это за шутку, но ей никто не верит, а пострадавшая — тоже писательница — учредила сбор средств для подачи иска о взыскании морального вреда.
Угрозы расправы надо мной уменьшаются до одной-двух в день, а затем и вовсе сходят на нет. Я чувствую себя в безопасности настолько, что опять открываю свою личку. И уже целую неделю туда приходит то, что, собственно, и должно, — ворохи постов со всяческими поздравлениями, теги со множеством книг и рецензий, ну и, понятно, отдельные предложения от чокнутых, не могу ли я лично просмотреть и оценить их пятисотстраничную рукопись. Все злобные твиты обо мне затерялись в черной дыре памяти Twitter. Я снова начинаю спать по ночам. И могу есть без приступов тошноты.
Суд общественного мнения объявил меня невиновной. И, по крайней мере пока, призрак Афины изгнан — очень бы хотелось, чтобы навсегда.
15
Лучше бы все шло как было.
Шумиха наконец улеглась, как и предсказывал Бретт. Мне больше не нужно отключать уведомления из страха, что от них лопнет мой телефон. Я больше не главная героиня Twitter. Но в этом и проблема — я постепенно сдаю позиции.
Уж таков жизненный цикл каждой книги, которая не дотягивает до классики. «Последний фронт» вышел почти год назад. Через четыре месяца он окончательно покинул списки бестселлеров. Ни одну из номинаций, по которым мой роман попал в шорт-листы, он так и не выиграл, в немалой степени из-за скандала с @AthenaLiusGhost. Письма от поклонников, хвалебные и ругательные, начинают мало-помалу иссякать. Прекратились приглашения в школы и библиотеки. От Greenhouse Productions нет никаких известий с той самой поры, как я подписала с ними контракт, — что, в общем-то, обычное явление: большинство продуктов, выставленных на продажу, остаются на полке нетронутыми вплоть до истечения срока опциона. Ко мне перестают обращаться с просьбами о публикациях и эссе. Даже когда я пишу сегодня в Twitter что-нибудь смешное, лайков у меня набирается от силы шестьдесят.
Раньше в интернете я была никем, и даже одно или два упоминания обо мне в Twitter, скажем, в неделю вызывали всплеск серотонина. Но я и не догадывалась, что, даже если захватить в свои объятия весь литературный мир, он все равно может забыть о тебе в мгновение ока. Долой старое; вот она, горячая новинка в лице, судя по виду, смазливой, подтянутой дебютантки двадцати с небольшим лет от роду по имени Кимми Кай, которая все свое детство прозанималась акробатикой в бродячем цирке на Гавайях, а теперь вот опубликовала мемуары о том, как провела свое детство, занимаясь акробатикой на Гавайях в бродячем цирке.
С голоду я не умираю. Я даже все подсчитала. Если жить скромно — то есть проживать в моей нынешней квартире и заказывать еду не ежедневно, а через день, — то можно вполне прожить следующие десять, а то и пятнадцать лет только на одни свои доходы с «Последнего фронта». Твердая обложка недавно пошла в одиннадцатый тираж. Только что вышел пэйпербэк, что вызвало заметный всплеск продаж (книги в мягкой обложке дешевле, поэтому продаются немного лучше). В деньгах я действительно не нуждаюсь. Могу хоть полностью уйти из писательства и быть вполне себе в порядке.
Но боже, как я снова хочу быть в центре внимания!
Вы наслаждаетесь этим феерическим фонтаном похвал, когда ваша книга только что вышла и пользуется громким успехом. Вы доминируете в культурной среде. Вы «горячая рука» от литературы. Все жаждут взять у вас интервью. Хотят, чтобы вы написали коммент к их книге или провели церемонию ее презентации. Все, что вы говорите, имеет вес и значение. Ваши фразы о творческом процессе, о других книгах или даже о самой жизни воспринимаются как слова из евангелия. Если вы рекомендуете книгу в социальных сетях, люди в тот же день отправляются за ее покупкой хоть на другой конец города.
Только это ваше пребывание на острие, увы, недолговечно. Я видела людей, которые еще лет шесть назад слыли королями бестселлеров, а теперь одиноко сидят на своих вялых автограф-сессиях, в то время как очереди из-за угла тянутся к их более молодым и популярным соперникам. Трудно достичь таких вершин литературной славы, чтобы твое имя оставалось нарицательным на протяжении многих лет, десятилетий после твоего последнего издания. Такое дается лишь горстке нобелевских лауреатов. Остальным же из нас приходится продолжать свою беличью гонку в колесе переменчивых веяний.
Недавно из Twitter я узнаю, что моя подопечная Эмми Чо подписала контракт с бывшим литературным агентом Афины Джаредом — хищной акулой, известной сделками на шестизначные и семизначные суммы. Как наставница, я за нее рада, но испытываю всплеск беспокойства всякий раз, когда Эмми делится своими хорошими новостями. Я опасаюсь, что она со мной сравняется; что ее неизбежный контракт на книгу ознаменуется авансом бóльшим, чем мой; что она продаст продюсерской компании права на фильм, а та реально пристроит его в студию, и тогда ее слава превзойдет мою, а в следующий раз, когда мы встретимся на каком-нибудь литературном рауте, Эмми Чо лишь поприветствует меня холодным, надменным кивком.
Конечно, единственный способ продвинуться вперед — это поразить мир своим следующим проектом.
Только я понятия не имею, что это может быть.
Как-то утром мне звонит Бретт, якобы просто перемолвиться. Некоторое время мы обмениваемся любезностями, а затем он спрашивает:
— Ну, как там дела на литературном фронте?
Я знаю, что за этим стоит. Все ждут моего следующего захода, и не только потому, что у издательского дела такое короткое плечо популярности. Он, как и Даниэла, полагает, что если я в скором будущем сумею разродиться продолжением «Последнего фронта» — чем-нибудь явно не заимствованным и не столь завязанным с Афиной, но при этом со всей характерной живостью Джунипер Сонг, то мы сможем развеять остаток всех пересудов раз и навсегда.
Я сокрушенно вздыхаю.
— Честно признаюсь: пока ничего нет. Идеи как-то повыветрились. Поиграла тут с некоторыми концепциями, но ничего по-настоящему не прижилось.
— Да ладно, все в порядке.
Сложно сказать, раздражен он или нет. Мы заводим этот разговор уже в третий раз, и я понимаю, что часики тикают. Жестких сроков нет — контракт с