– Что же вы сотворили? – спросила Зита с огромным интересом.
Взгляд Фриденсрайха затуманился и стал еще более нездешним.
– Одессу.
– Одесса… – протянула завороженная Зита.
– Благословен город Одесса. Господь добр к его веселым жителям. Железные кони несутся по вымощенным улицам града, не зная устали, звеня и громыхая. Огонь и свет добывается из воздуха. Вода и пища дается каждому без усилий, ведь мор, засуха и гиблые урожаи городу не страшны, как не страшны ему враги, которых у него нет, и нет необходимости окружать его стеной. Все пути к нему и из него открыты. Ни нищих нет в Одессе, ни обездоленных, а тот, кто болен, – тому находится лекарство. Страж города, идол над высокими ступенями, сбегающими к порту, привечает огромные корабли, которым не нужны паруса и не нужна благосклонность ветров. В отличие от Асседо, в Одессе может произойти все что угодно. Никаких законов в ней нет, никаких ограничений, и за три часа пути каждый может переправиться из нее в Град Обетованный, стоит только пожелать.
– Но зачем покидать такое чудесное место даже ради Обетованного Града? – спросила Зита.
– Зачем? Я и сам не знаю. Не моя это воля.
– Чья же? – спросила Зита.
– Гой, которую я сотворил. Я не властен над нею. Как не властен я над вами, хоть это и противоречит моим желаниям.
– Мне бы хотелось прочесть ваше творение. Мне бы хотелось познакомиться с дочерью, которой у вас никогда не было.
– Возьмите и прочтите. – Фриденсрайх указал на кипу бумаг. – Сберегите их в память обо мне.
Зита положила ладонь на бумаги. От листов исходило мягкое тепло.
– Фрид, – вдруг сказала Зита, – вы ни в чем не виноваты. Вы просто были молоды.
– Ничего вы не понимаете, – сквозь стиснутые зубы процедил Фриденсрайх. – Шестнадцать лет я мог так жить. Но сорок лет не проходят бесследно. Еще несколько месяцев, и все закончится. Дюк явился вовремя. Кейзегал всегда знал меня лучше всех. Я надеялся, что он убьет меня. Но не вышло. Я надеялся, что он поможет мне убить себя, но он воспрепятствовал мне. Не верьте мне, Зита, – я не хочу умирать. Я никогда не хотел умирать. Я никогда не помышлял о смерти. Я наивно полагал, что все мне позволительно, что рок хранит меня, что игра со смертью – всего лишь игра, из которой я непременно выйду победителем, как выходил победителем из любой схватки. Но все это – сущие бредни. Я люблю жизнь, со всей ее бесцельностью, болью и неизбежностью. И с каждым днем я люблю ее все больше, несмотря на день ото дня растущий соблазн покончить с нею раз и навсегда. Не забавно ли это? Дюк забрал меня из северного замка, потому что пришло время. Время прощаться с жизнью. Прощаться с нею, с миром.
– Вам не слушатель нужен, не друг, не враг и не любовница. Вам нужен лекарь, – поняла Зита.
– Никакой лекарь мне не поможет, – возразил Фриденсрайх. – То, что я над собою учинил, не подлежит исцелению. Я давно с этим смирился. Я старею, и каждый день ужаснее прошедшего. Не лекарь мне нужен, а волшебник. Маг. Чародей. Чудотворец. Колдун. Шаман. Алхи…
– Где его взять? – перебила Зита. – Разве существуют на свете колдуны? Где их искать, скажите мне, Фрид! Вам необходимо помочь.
Страшная усмешка исказила прекрасное лицо, и Зита увидела посмертную маску, в которое оно скоро превратится.
– Не стоит мне помогать, – сказал Фриденсрайх. – Гиблое это дело. Сущие бредни. Маги – выдумка молвы.
– Что вам известно о них? – уцепилась Зита за последнюю надежду.
Фриденсрайх откупорил зеленый пузырек, капнул на язык три капли. Прикрыл глаза.
– Существует старинная легенда о Маге, но я не верю в сказки. К тому же эта сказка слишком бесчеловечна, чтобы задумываться о ней всерьез, да и слишком бессмысленна, ведь, чтобы заручиться помощью чародея, человек должен принести семь нечаянных жертв.
– Нечаянных? – переспросила Зита в ужасе.
– Взыскующий помощи Мага не должен знать, что совершает жертву. Как можно знать, не ведая, хотите вы спросить, и, не ведая, знать? Я и сам не понимаю. Дурацкая легенда. Басни из чердака.
– Каких жертв требует Маг? – пробормотала Зита, и змеевидные волосы зашевелились на ее голове.
– Черноморские старухи за плетением сетей и чисткой рыбы рассказывают, что по зову взыскателя Маг отворяет Врата Милосердия и дарует милость, которую затребует проситель. Эту легенду записал в своих научных трудах преподобный Гню. Так говорят черноморские старухи: пронзи сердце друга и чрево врага. Отними жизнь у девственницы, царство – у короля. Пожертвуй рукой возлюбленной и глазами сына…
Фриденсрайх сплюнул три раза через правое плечо. На всякий случай. Зита тоже поплевалась, в знак солидарности.
– А… седьмая? – осторожно нарушила молчание.
– Седьмую жертву принесет та, которую погубил взыскатель, и тогда Маг явится к несчастному и отворит Врата Милосердия.
В оцепенении глядела Зита на Фриденсрайха. Тот горько усмехнулся:
– Преподобный Гню большой фантазер. Не стоит верить ни единому его слову, тем более если слышите их под влиянием одибила, навевать который на женщин я столь горазд. Доктор Дёрф недаром порвал с ним отношения.
Собрал бумаги со стола и протянул их Зите.
– Повесть окончена? – спросила Зита.
– Нет, – ответил Фриденсрайх. – Мне не успеть.
– Мы найдем Мага, – прошептала Зита. – Обязательно найдем. Вам нельзя покидать Одессу.
Глава 24Письмо № 3
Дорогие все,
я вам давно не писала, потому что времени было очень мало. Сперва мы были заняты приготовлениями к большому концерту. Это было торжественное представление нашей программы, которое состоялось в середине ноября.
Мы долго готовились к выступлению перед всей Деревней. Безумно устали, потому что после уроков постоянно репетировали танцы, песни и юмористические сценки. В итоге все со всеми переругались, Фридочка похудела килограммов на пять, а Тенгиз выкурил блоков десять сигарет. Берта и Соня поссорились, потому что никак не могли поделить сольный номер в танце и в итоге попросили, чтобы их разделили и перевели в разные комнаты. Арт хотел получить главную роль в сценке про то, как мы прилетаем в Израиль на самолете, – роль пограничника, который проверяет наши паспорта на границе и никак не может выговорить наши имена и фамилии. Но Тенгиз отдал эту роль Юре Шульцу. Арт был в бешенстве и опять принялся наезжать на Юру, потому что с Тенгизом ругаться он больше не решается. Творческий вечер прошел успешно. В Деревню приехали всякие спонсоры и важные деятели, а также представители программы “НОА”, включая самого главного директора и начальника – Иакова Вольфсона, основателя нашей программы. Перед нашим выступлением он толкал длиннющую речь на высоком иврите, из которой я мало что поняла, кроме того что он очень гордится нашими успехами и рад, что мы попали на историческую родину, принадлежащую нам по праву рождения, и что все евреи должны жить в Израиле. Откуда он знает, где должны жить все евреи?
Нам постоянно говорят, что нам пора переходить на иврит, даже в общении с воспитателями и между собой. Мне нравится иврит, но родной язык нравится не меньше. А когда мы выходим за пределы Деревни, например в супермаркет, и говорим там между собой по-русски, на нас часто косятся местные, включая взрослых людей, и иногда даже делают замечания, мол, в Израиле следует говорить на иврите и не затем мы сюда приехали, чтобы говорить на чужом языке, и от этого мне становится неловко, будто я совершаю нечто запретное. Такое отношение меня обижает и злит, потому что я в самом деле стараюсь как можно быстрее научиться говорить на иврите. Но это же не значит, что я должна забыть русский.
В общем, потом началась очередная порция экзаменов и мы съездили на трехдневную экскурсию в пустыню Негев.
Все экзамены я сдала относительно успешно (по ивриту получила 96 из 100, по английскому — 92, с математикой намного хуже — 77). Ивритом я очень увлеклась, потому что, как вы знаете, я люблю лингвистические головоломки, а еврейские слова – одна сплошная головоломка, и в них много чего закодировано.
В начале второй четверти мы наконец начали изучать и другие предметы, которые идут в аттестат зрелости: литературу, историю и Танах (Библию). Только вы не подумайте, что нас тут пытаются заставить стать религиозными. Танах изучается в литературном и историческом ключе – мы просто разбираем книгу, пытаясь понять старинный текст. Это очень интересно. Его нам преподает учительница, которую зовут Веред, что на иврите значит “роза”. Она пожилая и очень развита духовно. Веред родилась в Белоруссии, но перед самым началом войны, когда ей было пять лет, ее родители бежали в Палестину через Польшу и на корабле тайком приплыли в Хайфу. Веред сохранила русский язык, но он ломаный, так что Танах она нам преподает на двух языках.
На первом уроке Веред нам рассказала, как следует толковать Библию и, по сути дела, любую книгу. Оказывается, в Танахе заложено четыре уровня смысла и они определяются аббревиатурой ПаРДеС: Пшат (самый простой уровень понимания), Ремез (намек), Драш (метафорическое толкование) и Сод (секретный мистический уровень). До Сода (секрета) добираются только мудрецы, да и те – не раньше сорока лет. А кто пытается понять секретный уровень Библии раньше, тот может наломать дров, повредиться в уме или даже умереть. Смысл этого всего в том, что понять секреты жизни может только человек, который пребывает в мире с самим собой. Тогда он может спокойно зайти в Пардес, понять все на свете и выйти из него обратно в настоящий мир с миром и без вреда для головы. Поскольку я уже месяца два еженедельно занимаюсь с моим психологом Машей, я думаю, что велики шансы, что скоро приду в состояние мира с самой собой. Намного раньше, чем мне исполнится сорок лет.