Кеннеди был эластичным человеком. Он сам определял внешнюю политику США. Он взял к себе много молодых умных и образованных советников. В вопросах международной политики они тоже были гибки, поэтому и советы давали ему в этом же направлении. Определяя политическую линию, Кеннеди подбирал себе таких помощников на все посты, которые импонировали бы ему и понимали его цели. Американская печать, соответственно, высказывалась за личную встречу Кеннеди с Хрущевым. Наконец, мы получили официальное предложение встретиться на нейтральной почве, то есть не в СССР и не в США…»
Никита Сергеевич искренне верил, что Кеннеди является человеком, «отражающим интересы американского монополистического капитала» (другого в Америке президентом, как он был уверен, не выберут) и сам к тому же является крупным капиталистом. О том, что собственно от бизнеса американский президент был всегда далек, Хрущев, по всей видимости, не знал. Но в то же время он полагал, что Кеннеди достаточно самостоятелен в проведении своей внешней политики. Советский лидер верил, что термоядерной войны боятся все люди, и в том числе американские монополистические капиталисты (они же не дураки!). Поэтому, рассчитывал Хрущев, пугая Кеннеди и американскую общественность перспективой глобальной термоядерной войны, можно вырвать у них уступки по конкретным вопросам и, в частности, по проблеме Западного Берлина и признания ГДР. Вопреки тем слухам, которые впоследствии с удовольствием распускали те, кто его сверг, Никита Сергеевич дураком не был. Иначе бы не удержался в сталинском Политбюро до самой смерти диктатора, не смог бы дважды, в 1953 и в 1957 годах, победить в борьбе за власть с другими наследниками Сталина. Но вместе с тем Хрущеву явно не хватало такта, дипломатичности, общего образования и культуры. Отсюда произошел ряд его неудач во внешней и особенно во внутренней политике, предопределивших его бесславное падение в 1964 году. Но летом 1961 года Никита Сергеевич обладал максимальной властью. Через несколько месяцев, в октябре, должен был состояться XXII съезд КПСС, на котором достигли апогея как разоблачение культа личности Сталина так и культ личности самого Хрущева. Ко времени встречи с Кеннеди Хрущев твердо верил в собственное величие и непогрешимость и рассчитывал, что ему удастся уговорить Кеннеди принять советские предложения по германскому вопросу, включающие, в частности, нейтрализацию Западного Берлина и вывод оттуда американских, британских и французских войск.
Некоторые споры, как отмечает Хрущев, вызвало место будущей встречи: «Она могла произойти в Вене, в Женеве или же в Хельсинки. Кеннеди предложил Вену. Мы считали, и я лично тоже, что лучше в Хельсинки, ибо полагали, что Финляндия с большим пониманием относится к нашей политике. Но Австрия нас тоже устраивала…
Так как президент брал с собой свою мать и жену, то я тоже решил взять Нину Петровну, чтобы на приемах женщины могли вести между собой беседы. Я лично не был сторонником этого. У меня, признаюсь, такой аскетизм, видимо, остался от времен Сталина… Микоян, который слыл у нас человеком, наиболее сведущим в контактах и толкователем этикета, сказал, что за рубежом наличие жены будет хорошо расценено и нам следует придерживаться международного этикета. Я согласился с ним».
По признанию Хрущева, на встрече в Вене главное внимание было уделено германской проблеме: «Мы официально обратились с предложением о подписании мирного договора с Германией и заявили: если Запад не согласится, мы будем вынуждены подписать отдельно мирный договор с ГДР. Тогда на ее территорию не будут распространяться положения Потсдамского соглашения, а будут действовать статьи мирного договора, который подпишут СССР и те страны, кто захочет.
Кеннеди реагировал очень болезненно. Он чувствовал, что мы можем это сделать. Я видел, что Кеннеди понимает наши рассуждения в буквальном смысле слова: он считал, что мы, подписав мирный договор, тем самым решим и вопрос о Западном Берлине и оккупируем его. Естественно, мы таких намерений не имели, а хотели, чтобы он официально стал вольным городом, иначе произошло бы столкновение. Конечно, в случае столкновения сначала мы решили бы дело очень быстро в свою пользу, потому что в Западном Берлине находились небольшие вооруженные силы западных стран. Но большие или малые, а это уже стрельба, могла разразиться и война. Поэтому мы не преследовали подобной цели и не хотели военного конфликта. Конкретно же мы стремились передать ГДР все функции, которыми пользовались по обеспечению связей через ее территорию западные страны с Западным Берлином…
Кеннеди сопротивлялся и доказывал, что Запад на это пойти не может; что Потсдамское соглашение определяет существование одной Германии и мирный договор может быть подписан только при условии создания единой Германии.
Беседы по германскому вопросу протекали у нас очень обостренно. Мы решительно защищали свое право заключить мирный договор со всеми последствиями, вытекавшими из этого, и рассматривали Западный Берлин как территорию ГДР, а пребывание там западных войск считали незаконным. Кеннеди доказывал обратное…»
Никита Сергеевич вспоминал, что Кеннеди «признавал необходимость строить наши отношения с целью обеспечения мирного сосуществования, исключить войну и военные столкновения, но понимал это по-своему. Согласно его пониманию дела, мы должны будем договориться и документально оформить это каким-то договором о том, что стоим на позициях мирного сосуществования, которое он толковал как фиксацию сложившегося во всех странах социально-политического строя, не допуская его изменений. Эта позиция для нас совершенно неприемлема. Я ему так и заявил.
Встреча Дж. Ф. Кеннеди и Н.С. Хрущева в Вене
Мы согласны строго придерживаться условий мирного сосуществования, в спорных вопросах не должны ни прибегать к силе, ни вмешиваться во внутренние дела других государств. Однако и эти государства не должны вмешиваться во внутренние дела нашего государства. Вопросы политического устройства каждой страны должны решаться самими народами, и даже если будет изменяться общественный строй по решению самого народа, мы не должны вмешиваться в это. Вот как мы понимаем дело. «Нет, – отвечал Кеннеди, – должны вмешиваться, потому что могут быть засланы агенты другой державы». То есть он навязывал нам свое понимание мирного сосуществования как обеспечения безопасности не только границ, но и внутреннего устройства государств, вечного статус-кво. Первую половину дела, гарантию безопасности границ, мы принимали. Вмешательство же во внутреннее устройство других государств для нас немыслимо и невозможно».
Разумеется, подобную шулерскую политику Кеннеди принять не мог. Ведь Хрущев предлагал, чтобы США и их союзники ничем не помогали повстанческим движениям и революциям в СССР и союзных ему странах, и в то же время оставлял за Советским Союзом и его союзниками право поддерживать национальные движения и революции в других странах, примерно так, как это в тот момент происходило в Лаосе и Южном Вьетнаме. И неудивительно, что Никита Сергеевич категорически отказывался подписывать какой-либо договор на эту тему. Ведь тогда и США, и СССР пришлось бы брать на себя одинаковые обязательства по невмешательству в дела других стран, а Хрущева это не устраивало. К тому же советский лидер учитывал, что вследствие гораздо большей закрытости коммунистических государств факт их вмешательства, в том числе и вооруженного, в государствах третьего мира будет значительно труднее установить, чем факт вмешательства США и их союзников.
На переговорах в Вене Хрущев и Кеннеди обсуждали также советский долг по ленд-лизу, но договориться не удалось. Хрущев настаивал, что поставки по ленд-лизу советские солдаты давно уже оплатили своей кровью, а Кеннеди настаивал, что оставшийся долг надо оплатить в твердой валюте, которой у Советского Союза в то время, когда еще не было высоких цен на нефть и газ, был хронический дефицит.
Хрущев также вспоминал, что вечерами они вместе с Кеннеди знакомились с достопримечательностями австрийской столицы, были в Венской опере, а также на очень интересном цирковом представлении с лошадьми, которое Никите Сергеевичу явно понравилось гораздо больше оперы.
Глава советского правительства в мемуарах так охарактеризовал семью американского президента: «На приеме Кеннеди познакомил меня со своей женой и матерью. Его мать произвела на меня хорошее впечатление: приятная женщина!
Супруга же его Жаклин – молодая женщина, о которой я много читал в газетах. Журналисты всегда выставляли ее красавицей, завораживающей своей красотою мужчин, но на меня она не произвела подобного впечатления. Да, молодая, энергичная, приятная, но без особого блеска… Видимо, она бойка на язык, как украинцы говорят – языкастая; и в разговоре находчива. С ней не связывайся – обрежет!
Встретился я с ней в театре, во время перерыва пошли в буфет. Какие там могли у нас быть разговоры? Перебрасывались обычными фразами. Однако и тут она показала остроту своего языка. Меня как главу делегации советского государства совершенно не трогало, какова она. Это дело мужа. Если она ему нравится, на здоровье и ему, и ей. То же самое и в отношении матери. Мы помнили, что она миллионерша, и, следовательно, должны были знать, с кем имеем дело, не забываться. Могли улыбаться, жать любезно друг другу руки, но мы люди разных полюсов».
Как кажется, Никита Сергеевич был единственным мужчиной в мире, которого не очаровала красота Джекки. Видно, его задело, что она «остра на язык». Не исключено, что какую-то из шуток жены Кеннеди Хрущев отнес на свой счет и обиделся. Да и говорить с весьма образованной супругой Кеннеди не обремененному культурой советскому генсеку действительно было, в сущности, не о чем.
Кеннеди, к сожалению, мемуаров не оставил. В материалах же, которые готовили его советники и ЦРУ к встрече в Вене, отмечалось, что для Хрущева характерен «сильный интерес к сельскому хозяйству, охоте и творчеству его друга Шолохова». Также не рекомендовалось, памятуя о его крутом нраве и невоспитанности, «утомлять Хрущева (что будет не сложно из-за его кипучей энергии), за усталостью последует возрастающая агрессивность, которую можно определить по вздувшейся вене на левом виске, по его замедлившейся и заикающейся речи, если он очень устал… переводчик может сообщить… что он перешел на украинский язык». Указывалось также, что часто Хрущев бывает непредсказуем. Кеннеди предупреждали, что «Хрущев… это такой тип агрессора, которого будет раздражать и выводить из себя мягкая, уклончивая и спокойная манера общения на переговорах, поднятые вопросы которых не имеют однозначного ответа – «да» или «нет». При этом Хрущев «может быстро превратиться из искренн