JFK. Президент Кеннеди. Заговор в Далласе — страница 38 из 77

В Европе СССР мог использовать около 1000 стратегических бомбардировщиков Ту-16, 40 ракет Р-21 и 20 ракет Р-12 средней дальности. Этого арсенала хватило бы, чтобы стереть с лица земли главные города Западной Европы.

Поэтому министр обороны США не видел принципиальной разницы, будет ли Москва наращивать численность своих МБР или разместит на Кубе некоторое число ракет средней дальности на Кубе. Столь же умеренных взглядов первоначально придерживался и Банди. Он рекомендовал предпринять дипломатические акции, чтобы вынудить Советский Союз пойти на компромисс, связавшись либо с министром иностранных дел А.А. Громыко, либо с самим Хрущевым. При этом Банди считал, что такие контакты должны быть сугубо секретны, чтобы не допустить никаких утечек в прессу. Иначе советская сторона никогда не пойдет на уступки, дабы не уронить свой престиж. Другие акции, включая военные, по мнению Банди, можно было предпринять только в случае, если «тихая дипломатия» не даст результатов. Однако вскоре Банди пришел к выводу, что без военных средств проблему не решишь.


А.А. Громыко


Роберт Кеннеди рассматривал прежде всего внутриполитические аспекты Карибского кризиса. Он был озабочен тем, как кризис повлияет на настроения американской общественности в свете предстоящих выборов в конгресс, и в какой мере он может ухудшить шансы кандидатов от Демократической партии. Бобби также опасался, что жесткая позиция американской стороны может спровоцировать мировую термоядерную войну.

Генералы склонялись к тому, чтобы раз и навсегда покончить с режимом Кастро. Они считали, что надо осуществить один из планов вторжения на Кубу, разработанных после катастрофы в заливе Свиней. Военные предлагали начать либо с массированных воздушных бомбардировок Кубы, либо сразу же начать широкомасштабное вторжение с целью полной оккупации острова и свержения правительства Кастро. Они надеялись, что это не вызовет слишком сильной советской реакции. Но президент не был настроен столь оптимистически. Через день после завершения Карибского кризиса Джон Кеннеди так оценил поведение и планы военных: «Вторжение было бы ошибкой – неправильным использованием нашей мощи. Но военные словно сошли с ума. Они жаждали осуществить вторжение. Какое счастье, что мы имеем там Макнамару». Ошибкой вторжение президент считал потому, что оно неминуемо спровоцировало бы советский ядерный удар.

Ачесон, Нитце, Диллон и Маккоун также склонялись к использованию военной силы против Кубы. Они скептически относились к морской блокаде Кубы, считая, что она не помешает привести в боевую готовность уже имеющиеся на Кубу ракеты. Американская разведка не знала, доставлены ли на Кубу термоядерные боеголовки. Ачесон говорил Кеннеди, что бомбардировка ракетных площадок не спровоцирует массированного ядерного удара по американской территории с советской стороны, поскольку Хрущев не признает наличие советских ракет на Кубе. Логика, замечу, весьма странная. Ведь действия США в этом случае все равно грубо нарушали международное право, а уничтожение советских ракетных площадок само по себе давало Хрущеву повод для самых решительных ответных действий. При этом совершенно не обязательно было ответный ядерный удар мотивировать наличием советских ракет на Кубе. Достаточно было факта массированного удара по территории советского союзника.

Раск же утверждал: «Если мы предпримем жесткие действия, союзники и Латинская Америка повернутся против нас, а если мы предпримем слишком мягкие меры, то они отшатнутся от нас».

Но Раск редко бывал на заседаниях «Эскома». Когда же пришло время для принятия окончательных решений, Раск занял в буквальном смысле слова двойственную позицию. Утром он осудил идею бомбардировки ракетных площадок на Кубе, а вечером зачитал участникам совещания меморандум, где, в частности, говорилось: «В следующую среду, после извещения Макмиллана, де Голля, Аденауэра и, возможно, Турции и некоторых латиноамериканцев, ограниченный бомбардировочный налет с целью уничтожения ракет должен сопровождаться одновременным обращением президента по всему миру и официальными представлениями в ООН и Организацию американских государств».

Большинство членов «Эскома» после двух дней совещаний стало склоняться к решительным действиям. Так, Ачесон заявил, что СССР бросил «прямой вызов» Америке, и чем скорее и жестче она ответит на него, тем лучше. Нитце, Диллон, Маккоун, Тэйлор также считали необходимым начать готовиться к бомбардировкам Кубы. Кеннеди также склонялся к «хирургически точному удару» по ракетам. В своем первом телефонном разговоре с американским представителем в ООН Э. Стивенсоном он сказал, что вопрос стоит так: либо бомбардировочный удар, либо какие-то иные военные меры против того, чтобы ракеты успели привести в боевую готовность. Стивенсон в специальной записке предостерег Кеннеди, что подобные действия могут привести к ядерной войне.

Макнамара со своим заместителем Гилпатриком предложили осуществить военно-морскую блокаду Кубы. Роберт Кеннеди поддержал идею блокады и даже сравнил возможный бомбовый удар по Кубе с японским нападением на Перл-Харбор, что особенно возмутило Ачесона.

17 октября Кеннеди вылетел в штат Коннектикут, чтобы принять участие в запланированных предвыборных мероприятиях кандидатов-демократов. Эту поездку не стали отменять, чтобы у советской стороны не возникли подозрения, что американцы уже знают о ракетах на Кубе и что в Вашингтоне уже действует кризисный штаб. Президент вернулся вечером того же дня. К этому времени к поддержке идеи блокады склонился и Соренсен. Таким образом, блокаду поддержали ближайшие к Кеннеди члены «Эскома», пользовавшиеся его наибольшим доверием.

Макнамара доказывал Кеннеди, что «хирургически точный налет» не даст нужного результата, как из-за трудности точечного поражения целей, так и из-за мощи кубинской ПВО, усиленной советскими зенитными ракетами. Поэтому требовался массированный налет, направленный как на уничтожение площадок для ракет средней дальности, так и на подавление системы ПВО. А подобный налет никак не удалось бы выдать за ограниченную акцию. Для Кеннеди эти соображения Макнамары, ссылавшегося на мнение руководства ВВС, стали последним аргументом в пользу блокады.

18 октября Кеннеди принимает решение о необходимости осуществить военно-морскую блокаду Кубы. Одновременно он поручает Бобби и Соренсену добиться поддержки этого решения всеми членами «Эскома». Хотя большинства голосов для принятия решений не требовалось, поскольку их принимал сам президент единолично, Кеннеди хотел заручиться максимальной поддержкой со стороны всех советников и министров, чтобы в какой-то мере разделить на всех ответственность за решения, принимаемые в кризисной обстановке. Однако достичь консенсуса не удалось. Группа Ачесона продолжала настаивать на бомбардировке Кубы. Дискуссию пришлось прекратить, и Соренсен начал писать речь для Кеннеди, в которой говорилось об объявлении блокады Кубы. На следующем заседании «Эскома» в пятницу, 19 октября, Ачесон отсутствовал. Остальные участники совещания текст речи президента одобрили, о чем Роберт и сообщил Джону, находившемуся в отеле «Блэкстоун» в Чикаго, где он был с предвыборной поездкой. После обеда в субботу, 20 октября, было назначено заседание Совета национальной безопасности, первое с момента начала кризиса.

Открывший заседание директор ЦРУ Дж. Маккоун продемонстрировал последние фотографии ракет на Кубе, сделанные американскими разведывательными самолетами. Затем Макнамара коротко обосновал необходимость введения блокады Кубы, чтобы предотвратить приведение советских ракет в боеспособное состояние. Он также предупредил, что блокада не исключает проведения в последующем и других акций, включая воздушные налеты на Кубу. Затем выступил Банди с аргументами в пользу бомбардировки ракетных позиций. Возникла длительная пауза. Ее прервал первый заместитель министра обороны Гилпатрик, заявивший, что выбор между блокадой и бомбардировкой – это выбор между ограниченной и неограниченной акциями, и что, выбрав блокаду, президент всегда сможет в дальнейшем перейти к бомбардировкам и другим силовым акциям. Кеннеди согласился с Гилпатриком. При этом возможные потери в случае массированного вторжения на Кубу американских сухопутных сил и морской пехоты оценивались в 40–50 тыс. убитых и раненых за все время военной кампании.

Стивенсон, приехавший на заседание СНБ из Нью-Йорка, предложил, чтобы США выступили с заявлением, где выразили готовность пойти «демилитаризацию, нейтрализацию и гарантированную территориальную целостность Кубы», а также на возвращение Гаване американской военной базы в Гуантанамо в обмен на удаление советских ракет с Кубы. Стивенсон также говорил, что он мог бы договориться с советской стороной о выводе американских ракет средней дальности из Турции и Италии в качестве своеобразной компенсации за вывод советских ракет с Кубы. Он рекомендовал официально просить ООН о посылке инспекционных групп на все советские и американские базы в зарубежных странах, чтобы предотвратить их использование в целях подготовки внезапного нападения. Кеннеди предложения Стивенсона отверг.

Утром 21 октября, в воскресенье, Кеннеди встретился с генералами и экспертами ВВС, специалистами по нанесению бомбовых ударов. Они заявили, что необходим только массированный налет, но и он не гарантирует уничтожения всех целей. После этой встречи Кеннеди окончательно решил, что пока следует ограничиться блокадой. Но в подготовленном Соренсеном проекте речи он слово «блокада» заменил более нейтральным словом «карантин». Суть дела от этого не менялась, поскольку «карантин» предусматривал все те же действия американского флота и авиации, что и блокада.

18 октября состоялась встреча советского министра иностранных дел Громыко с президентом Кеннеди. Она была посвящена главным образом германской проблеме. Громыко также затронул и проблему Кубы. Он указал на антикубинскую пропагандистскую кампанию и на торговое эмбарго против Кубы как на действия, которые могут привести к опасным последствиям для всего человечества. Громыко заявил, что в условиях, когда США проводят враждебные акции против Кубы, Советский Союз не будет играть роль стороннего наблюдателя. Кеннеди на эту скрытую угрозу никак не отреагировал, опасаясь дать понять советской стороне, что ему известно о размещении советских ракет на Кубе. Президент заявил только, что кубинский вопрос «стал действительно серьезным», и высказал беспокойство по поводу наращиваний поставок советского оружия Кубе. Кеннеди утверждал, что у США нет планов нападения на Кубу, но предупредил: «Я как президент сдерживаю тех американцев, которые являются сторонниками вторжения на Кубу… Я не знаю, куда все это может нас привести». Он утверждал, что из-за действий Москвы положение в районе Карибского моря «неожиданно ухудшилось».