м (очевидно, поэтому и на оборонный завод в Минске устроили работать. Во-первых, здесь КГБ его легче контролировать, чем на гражданском предприятии. Во-вторых, если Освальд действительно шпион, у него появится соблазн украсть какой-то военный секрет, и можно будет попытаться выйти на его связи. – Авт.). Шушкевич, который стал первым президентом Белоруссии после 1991 года, вспоминал, что обучал его русскому языку. Но Ли Харви плохо говорил на русском…
После двух с половиной лет жизни в Минске, насмотревшись на наше житье-бытье, Освальд потерял стремление строить социализм и запросился обратно в Штаты. Упорно добивался этого. Когда возникли затруднения с выдачей визы жене, начал писать сенаторам на родину: помогайте, я хочу уехать. Проявил такой напор, что ему не стали чинить препятствий. По возвращении его обратно в Штаты и ФБР, и ЦРУ смотрели на него как на шпиона, считали: как это мог миновать систему нашей госбезопасности, чтобы она его не привлекла к работе? То есть сначала наши смотрели на него как на их шпиона, а потом американцы – как на нашего шпиона».
Замечу, что по той же причине, по какой не стал вербовать советский КГБ, от его вербовки должны были отказаться и американские ФБР и ЦРУ. А они к тому же подозревали в нем советского шпиона. Если бы в недрах ЦРУ или ФБР вдруг возник заговор с целью убийства президента Кеннеди или какой-нибудь другой ВИП-персоны, Освальд был бы самым последним человеком, которого бы привлекли к участию в таком заговоре. Но точно так же, если бы Хрущеву или Кастро пришла в голову фантазия, что надо непременно убрать Кеннеди, и КГБ или кубинской разведке поручили бы разработать соответствующую операцию, Ли Харви Освальд был бы последним кандидатом на участие в такой операции.
Однако если вообразить себе, что заговорщиками, задумавшими убить Кеннеди, были не спецслужбы, американские, советские или кубинские, а некие мафиозные группировки, итальянские, кубинские, пуэрто-риканские или какие-то иные, логика их действий была бы такая же, как и у спецслужб. Да и принципиально мафиозные группировки от спецслужб по своей структуре и методам работы не так уж сильно отличаются. И любой мафиози средней руки, пообщавшись с Освальдом хоть в баре, хоть в пивной, быстро пришел бы к выводу, что ни в качестве киллера для Кеннеди, ни в качестве фигуры для отвлечения внимания от фигуры основного исполнителя убийства он не годится, потому что может выкинуть нечто непредсказуемое: или пристрелить вместо Кеннеди совсем другого человека, или пойти и сдать всех в полицию, или просто не явиться туда, куда требуется, в нужное время.
После возвращения в Америку Освальд с семьей поселился в мегаполисе Даллас-Форт-Уэрт, недалеко от матери и брата Роберта. Он начал писать мемуары о жизни в Советском Союзе, но, как было почти во всем, за что он брался, вскоре отказался от этого проекта. Однако в поисках материалов для мемуарной книги Ли и Марина успели познакомился с русскими эмигрантами, жившими в районе Далласа. В своих показаниях комиссии Уоррена один из них, Александр Клейнлерер, рассказал, что русские эмигранты сочувствовали Марине, тогда как Освальда просто терпели, поскольку считали его грубым и высокомерным.
Хотя русские эмигранты довольно быстро прекратили общаться с супругами Освальд, те успели подружиться с 51-летним русским эмигрантом Джорджем де Мореншильдом, преуспевающим геологом-нефтяником, уроженцем России. И позднее де Мореншильд сообщил Комиссии Уоррена, что Освальд «замечательно владел русским языком». Это опровергает свидетельство Рут Пейн насчет слов Марины, что Ли знает русский хуже Рут. Впрочем, как мы уже говорили, Марина могла просто подшутить над мужем, чтобы позлить его. По свидетельству Рут, Ли, постоянно испытывавший комплекс неполноценности, терпеть не мог, чтобы поправляли ошибки в его русском, и запретил Марине это делать. Он вообще не выносил, когда его в чем-либо поправляли. Между прочим, он не имел не только собственной машины, но даже водительских прав, что в Америке – редкость, особенно для мужчины.
Освальд считал себя марксистом. Он был противником демократии, но и коммунизм советского образца ему не нравился. В автобиографии, написанной вскоре после возвращения в Америку, Освальд отмечал, что «неприятной чертой моего характера является стремление к независимости, вызванное детской безнадзорностью». В той же автобиографии Освальд зафиксировал, как во время своего обратного путешествия из России в Америку он задавал сам себе вопрос, что произойдет, если кто-то «встанет и заявит, что он не только против правительства, но и против народа, против всей страны и всех основ ее бытия. Я слышал и читал о возрождении в США американизма, не ультраправого типа, а скорее вежливого, внешне не значащего ничего американизма, такого, как у группы «Америка прежде всего» (комитет изоляционистов, действовавший в 194—1941 годах. – Авт.) и у «Фонда свободы» (антикоммунистическая организация в Далласе. – Авт.), но даже под этими скрытыми и лишенными формы патриотическими жестами есть топор, спрятанный в подполье капиталистами, которые и вдохновляют эти дорогостоящие организации. Где и к кому я могу обратиться? К беззастенчивым узколобым оппортунистам, представителям обеих мировых систем, к гегельянцам-идеалистам, оторванным от действительности, к религиозным группам, к марксистам-ревизионистам или к абсурдному анархизму. Нет!»
Судя по всему, политические взгляды Освальда были ближе к анархизму, чем к марксизму, хотя анархизм он тоже как будто отвергал. Вероятнее всего, для Освальда весь мир сосредотачивался в нем самом, а все существующие идеологии, равно как и политические и социальные объединения, оказывались ему глубоко враждебны. Подобные взгляды весьма типичны для убийц-одиночек. Так, убийца С.М. Кирова ленинградский рабочий-коммунист Леонид Васильевич Николаев писал в своем дневнике: «Коммунизма и за 1000 лет не построить… Я на все теперь буду готов, и предупредить этого никто не в силах. Я веду приготовление подобно Желябову…» А в прощальном письме матери накануне покушения признается: «Я сижу пятый месяц без работы и без хлеба. Однако я силен, чтобы начатое мною дело довести до конца. Это исторический факт. Нет, я ни за что не примирюсь с теми, с кем боролся всю жизнь». А чекист Г.С. Люшков, расследовавший убийство Кирова, а позднее сбежавший в Японию, свидетельствовал: «Николаев… был ненормальный человек, страдавший манией величия. Он решил погибнуть, чтобы стать историческим героем. Это явствует из его дневника». В таком душевном состоянии можно было отправиться стрелять кого угодно, независимо от политических убеждений и общественного положения жертвы. Освальду нужно было только, чтобы человек был заметный. Тогда имя его убийцы прогремит по всему миру и непременно войдет в историю. Но Освальд не знал, что своими выстрелами он обеспечил бессмертие не только себе, но и Джону Фицджеральду Кеннеди.
Ли Харви Освальд был типичный неудачник. Недоучка, он ничего толком не умел делать, разве что стрелял неплохо. Но в войсках служить тоже не хотел. Там требовалась дисциплина, а она Освальду претила. Поэтому ни на какой работе он долго не задерживался. Ощущая свою ненужность и оставленность в Америке всеми, в том числе матерью, он бежал в СССР, но и там не нашел себе места. А по возвращении в США не смог удержаться даже на должности смазчика аппаратов по розливу кофе. Кеннеди же, баловень судьбы, сын богача и сам богач и, главное, президент Соединенных Штатов, по всей вероятности, вызывал у Ли Харви зависть и ненависть. Освальд полагал, что Кеннеди стал президентом только потому, что за ним стояли очень большие деньги. Кеннеди был красавец, любимец женщин, а невзрачный с виду Освальд не пользовался успехом у прекрасного пола, что могло создавать у него значительный комплекс неполноценности по отношению к президенту.
Из-за своего пребывания в СССР и несколько странного поведения после возвращения Освальд привлек внимание ФБР. ЦРУ также подумывало о том, чтобы использовать в своих целях человека, сравнительно долго жившего в Советском Союзе и имевшего русскую жену. Свои виды на Освальда в бытность его в СССР имело и КГБ. Однако при ближайшем изучении личности этого человека американские спецслужбы, как и советские, отказались от разработки и возможной последующей вербовки Освальда. Он был явно психически неуравновешен, что само по себе исключало какое-либо его использование. Ведь поведение таких людей непредсказуемо, и они могут сорвать выполнение любой сколь угодно тщательно подготовленной операции. Анархические взгляды тоже не делали Освальда особо перспективным агентом, но главное, повторяю, было в его психической неуравновешенности.
После убийства Кеннеди некоторые авторы критиковали ФБР за то, что, вопреки инструкции, предписывающей сообщать секретной службе всю информацию, указывающую на возможность подготовки покушения на президента, не сообщило о проживании в Далласе Освальда. Но эти обвинения выглядят весьма странно и походят на мудрость задним числом. Неужели Федеральному бюро расследований надо было сообщать президентской охране обо всех психопатах, находящихся в Далласе и его окрестностях? Что же касается подозрений, что Освальд может использоваться КГБ в террористических целях, то они у ФБР тогда даже не возникали. Русские с этим ненормальным точно не захотят иметь дело. Тем более, что агенты ФБР следили не столько за самим Освальдом, сколько за его женой Мариной, в которой подозревали советскую шпионку. В ноябре 1963 года в отсутствие Освальда агенты ФБР дважды посещали знакомую Марины Рут Пейн, для получения информации о Марине. Примерно за неделю до визита Кеннеди Освальд посетил отделение ФБР в Далласе, чтобы встретиться со специальным агентом Джеймсом Хости, но поскольку Хости не было на месте, Освальд оставил ему записку. Сама записка не сохранилась. По словам Хости, через два дня после убийства Кеннеди руководитель секретариата отделения ФБР в Далласе Дж. Гордон Шанклин приказал уничтожить записку Освальда. Но выступая перед комиссией Уоррена, Шанклин утверждал, что не давал такого распоряжения, и утверждал, что ничего не слышал о такой записке. Хотя показания Хости и Шанклина противоречили друг другу, это противоречие так и не было устранено в ходе расследования убийства Кеннеди.