культю, и попытаться оживить кости. Задача интересная. Завтра в девять тридцать быть у меня
кабинете. На этом всё.
Он вновь заметил монтажников и вспомнил, зачем вообще сюда подошёл.
— И оказать необходимую помощь в подключении каллиопы к котлу. Ясно?
Кабал услышал карканье и поднял взгляд. Ворона приземлилась на самую высокую органную
трубу каллиопы и смотрела на него сверху вниз с необоснованным превосходством.
— А ты, — сказал Кабал, тыча в неё пальцем. — Нагадишь в одну из этих труб, я лично сверну
тебе шею. Ясно?
Ворона, совсем как человек, наклонила голову словно говоря: “Ну что такое, вечно ты не даёшь
мне повеселиться”, полетела вниз и уселась на колышек палатки.
Кабал развернулся, собираясь уходить, но услышал какой-то звук и остановился. Из кабины
поезда высунулось окровавленное, изодранное тело. Неуклюжими пальцами оно пытался удержать
свой скальп, но тот всё отпадал, будто поля крайне непривлекательной маскарадной шапочки. Он
посмотрел на Кабала и вытянул руки, тёмные от свернувшейся крови. Он с надрывом застонал. Все,
кроме Кабала, сделали шаг назад.
— Ладно, хватит сцены устраивать, — рявкнул Кабал. — Придёшь в десять.
Надо было ещё заправить рулон с фонограммой. Кабал оглядел механизм своим цепким
взглядом, быстрым движением оттянул рычаг, к которому крепилась поперечина, откинул вверх две
боковые направляющие, выхватил рулон у остолбеневшего монтажника, несколько секунд
рассматривал напечатанные на нём стрелки, а затем ловким броском перевернул его, отмотал немного
ленты с краю и запихнул в непримечательную прорезь. Когда зубцы попали в отверстия по краям
полотна, он плюхнул весь рулон в углубление, придерживая его, опустил направляющие свободной
рукой, и наконец вернул рычаг на место.
— Ничего сложного не вижу. Надеюсь, вы всё запомнили.
Рабочий неуверенно улыбнулся. Кабал встал и потёр затёкшее плечо.
— Пар уже подали?
Костинз постучал по стеклу циферблата костяшкой пальца, прищурился, глядя на дрожащую
стрелку, и поднял вверх большой палец. Кабал повернул вентиль и включил сцепление.
Пока пар наполнял трубы каллиопы, она не производила никаких звуков, кроме щелчков и
нестройного пыхтения. Когда нотная бумага с мучительной неспешностью вошла в считывающее
устройство, регулятор начал медленно вращаться. Перфорационные отверстия начали
обрабатываться, и мгновение спустя, одна из труб скорбно загудела. Глухо ударил большой барабан.
Вразнобой зазвучали другие трубы, за ними — вновь большой барабан, треугольник, и печальнейший
парадидл на малом барабане. С огромным трудом деревянный дирижёр перестал подмигивать и
повернулся лицом к механическому оркестру, сделав чудное движение — прямо авангардный танцор
с травмой позвоночника.
— Смотрите и учитесь,— сказал Кабал монтажникам. — Сначала поворачиваете вот это, — он
показал на вентиль, — ждёте, пока эта штука завертится, — показал на регулятор скорости, — и
только тогда включаете сцепление, — похлопал по рычагу. — Медленный запуск звучит
отвратительно.
По мере того как регулятор раскручивался всё быстрее, два шарика на его рычагах стали едва
видны, превратившись в сверкающую ленту призрачной латуни. Круг медленно расширялся и
поднимался, пока регулятор не достиг рабочей скорости. Затем из-под уплотнения появилась тонкая
струйка пара, и Кабал переключил внимание на мелодию.
Он не особо разбирался в музыке, но любимые вещи узнавал. Из этого прямо следует, что он
узнавал и те, которые ему не нравятся. Что на этот раз оказалось неверно. Каллиопа играла
любопытную композицию в размере вальса, полную причудливых каденций и намеренных
диссонансов. Пытаясь сообразить, что это за произведение, Кабал наблюдал, как фигурка дирижёра
почти вовремя взмахивает палочкой и хитро подмигивает через плечо раз в двадцать один такт. Он
взял упаковку, в которой лежала лента, и прочитал надпись на ней. "Карусель", автор Жак Ласри. Он
положил её на место, так и не убедившись.
Липкими пальцами кто-то дёрнул его за одежду, выводя из задумчивости. Он опустил взгляд и
увидел двух маленьких мальчиков, лет восьми-девяти.
— А вам чего надо? — резко спросил он.
— Мистер, а когда аттракционы заработают? -— спросил тот, что посопливее, через слово
вытирая нос рукавом.
Кабал посмотрел в сторону ворот. Заборы поставили уже давно. Он снова посмотрел на
мальчиков.
— Как вы сюда попали?
Тот, у кого соплей было поменьше, вытащил сильно помятый кусок картона и показал ему.
— У нас есть компро... марки.
— Сомневаюсь, — ответил Кабал, взяв карточку большим и указательным пальцами. Он слегка
её распрямил и прочитал, — Ярмарка Чудес Братьев Кабалов. Контрамарка. На одного человека.
Действителен только одну ночь.
— У меня тоже есть, — сказал мальчик с насморком и протянул Кабалу билет, который
оказался не только мятым, но и мокрым.
— Всё в порядке, — сказал Кабал, возвращая мальчикам билеты. — Могу я узнать, кто вам их
дал?
— Он, — сказал Сопливый и указал Кабалу за спину.
Кабал медленно повернулся.
— Добрый вечер, Хорст. А я и не сообразил, что тебе уже пора вставать. — Он присмотрелся к
одежде Хорста. — Где ты это достал?
— Да так, заказал кое-что в галантерее. Нравится? — На нём был необычный костюм цвета
императорского пурпура, который поблёскивал в электрическом свете: сюртук длинного покроя
поверх изящно вышитого серебряным, красным и чёрным жилета. Для эффекта Хорст легонько
коснулся рукой тёмно-фиолетового цилиндра, держа под мышкой другой руки трость с серебряным
набалдашником.
— О да, — сказал Кабал без энтузиазма. — Смотришься органично.
— Ступайте, ребята, — сказал Хорст детям. — На этой ярмарке всё начинается на закате.
Он одарил Кабала взглядом искоса. Мальчишки убежали к основной площадке, где уже
оживали аттракционы, а зазывалы приманивали к павильонам маленькие разрозненные группы
людей. Хорст проводил их взглядом и посмотрел на Кабала.
— А вот ты в обстановку совершенно не вписываешься. Похож на бухгалтера, а не на
владельца ярмарки. На твоём месте я бы зашёл завтра в галантерею.
— Ты не на моём месте, — сказал Кабал. — Ты управляешь всем на публике, а я за кулисами.
Такой был уговор.
— Да, — признал Хорст, — уговор был такой.
Он расплылся в улыбке, от которой, как уже видел Кабал, пауки разбегались.
— Ну уж нет. Можно я сразу пресеку все развесёлые сюрпризы, которые ты для меня припас,
словами "Нет, ни за что в жизни".
— Мы ошиблись в расчётах.
— Как так?
— Оказывается, у нас неравное количество павильонов и зазывал. С этим нужно разобраться.
— Зазывалы — это люди, которые стоят перед павильонами и нахваливают их?
Хорст кивнул, молча улыбаясь.
— Да.
Кабалу этот разговор не нравился.
— Их слишком много? — с небывалым оптимизмом дерзнул предположить он.
Улыбка Хорста стала шире, лицо Кабала — мрачнее.
— Ну уж нет. Если ты испытываешь затруднения по какому-то поводу, можем обсудить это в
моём кабинете.
— Значит, возвращать душу ты уже расхотел? — спросил Хорст с невинным видом
автоматической винтовки.
Кабал закусил губу.
— Это один павильон из многих.
— Но может быть, тот самый. Кто знает? Не так уж их и много, в конце концов.
Кабал сделал вид, что задумался, но Хорст был прав. Выбора и правда нет.
— Ну хорошо. Только сегодня.
— Только сегодня! — Хорст поднял руки к воображаемой афише. — Его исключили из лучших
университетов, его отвергли все основные религии и большинство оккультных, он только что
вернулся со встречи в Аду. Знакомьтесь, Йоханнес Кабал, Некромант! Ту-ду-ду! — Он изобразил,
будто играет на трубе.
— Твоему веселью есть предел? — сказал Кабал без улыбки. — Если хочешь знать, меня ни
разу не исключали из университетов. Я всегда уходил по собственному желанию.
— И всегда рано утром, — добавил Хорст. — Послушай, Йоханнес. Несмотря ни на что, ты мне
всегда по-своему нравился. До того, как отречься от рода людского, ты действовал из более-менее
добрых побуждений. Тебе это будет раз плюнуть. "Палату физиологических уродств" я приберёг
специально для тебя. О человеческом теле ты знаешь всё: когда оно работает, когда нет, и как в этом
случае запустить его снова. В некотором смысле.
Хорст рассмеялся, и Кабал понял, что речь о Деннисе с Дензилом. Кабал едва не вспылил:
проклятый опытный образец сразу же отправится в сливное отверстие, как только он сумеет создать
что-то получше.
— Во всяком случае, тебе это интересно. Поверь мне, рассказывая о том, чем сам увлечён,
можно увлечь и других. Это заразительно.
— Заразительно? — отозвался Кабал. Он нисколько в это не поверил. В юности его окружало
слишком уж много зануд, которые были очарованы вещами по истине скучными. Своим энтузиазмом
они ни в коей мере не "заражали".
По выражению сомнения на лице Хорста было ясно, что он не так уж и уверен в этом правиле,
когда дело касалось его брата.
— Я набросаю тебе речь, — примирительным тоном сказал он.
— Кхм... Заходите, торопитесь. Приготовьтесь содрогнуться до самых внутренностей.
Приготовьтесь стать свидетелями самых страшных шуток, которые мать-природа сыграла над
человечеством. Приготовьтесь посетить "Палату физиологических уродств".
Кабал оторвался от записей и поднял голову. Его аудитория состояла ровно из одного зрителя
— маленькой девочки, которая показывала ему язык, высунув его так сильно, что ей, наверное, было