ноздрю вытаскивают.
Хорст никогда не был груб с женщинами. К несчастью для Клеопатры, она мало того что
определённо не была женщиной, но даже технически не могла считаться человеком.
— Заткнись, — холодно прошипел Хорст. Он заговорил прямо как брат. — Просто заткнись.
Пробьёт полночь, и ты обратишься в кучку пепла, как и весь этот бродячий ночной кошмар, так что
до твоего мнения мне нет никакого дела. Ты учишь сценарий, который я тебе дал и исполняешь его в
точности. Зайду сюда позже и увижу, что старый исполняешь или что нарочно коверкаешь новый, и
до полуночи не протянешь. Поняла меня?
Клеопатра моргнула.
— Хорошо, — тоненьким голоском сказала она.
— Хорст, — окликнул брата Кабал и подошёл к нему, — что на тебя нашло?
Клеопатра с ужасом посмотрела на них обоих.
— Свободна, — сказал Кабал, и она убежала в свой павильон, как испуганный кролик с
размалёванной мордой.
— Что на меня нашло? — Хорст взглянул на тёмное небо. Когда он снова посмотрел вниз, его
лицо выражало откровенную неприязнь. — С чего бы начать?
Мозг Кабала быстро заработал, стараясь определить событие, которое могло вызвать столь
резкое ухудшение отношений.
— Это из-за вчерашней девушки, да? Той, что с ребёнком?
— Да, из-за девушки. Той, что с ребёнком. Что ты с ней сделал? Какой грязный трюк ты
провернул?
— Я выполнил её желание. Вот и всё.
— И за это она продала свою душу.
— Нет. Не за это. Она продала душу, чтобы я забрал то желание назад. Она хотела, чтобы
ребёнок умер, Хорст. Она не ангел.
Хорст покачал пальцем у Кабала перед лицом.
— Нет, вовсе она этого не хотела. С ума сойти, Йоханнес, да ей всего-то нужно было чуть-чуть
помочь. Разве не понимаешь? Чуть-чуть помочь. Няня ей нужна была, а не план убийства.
— Мне. Плевать. Что. Ей. Было. Нужно, — сказал Кабал, чувствуя, что заводится. — Она была
готова расписаться за то, что получила. Это самое главное.
— Это самое главное? Вовсе нет, ни в коем случае. Она — личность, живой человек, из плоти и
крови. А не очередное имя на одном из твоих контрактов. Ты испортил ей жизнь, ты в курсе? Знание
о том, что её ждёт, будет висеть над ней до самой смерти.
— Что-то я не припомню, чтобы ты такой шум поднимал из-за...
— Повнимательнее, Йоханнес! Разница в том, что она не совершила ничего плохого, пока её на
это не подтолкнул ты. Ты! Вот наконец ты и стал тем, кем и должен был быть всё это время.
Шестое чувство Кабала запоздало начало трепыхаться. У него возникло едва уловимое
ощущение, что кто-то его дурачит, дурачил весь последний год, и что от этого кого-то ощутимо несёт
серой.
— Что ты имеешь в виду? — осторожно спросил он.
— Какой же ты болван, — сказал Хорст. — В этом-то и заключался смысл всей этой затеи. Я
полагал, ты давным-давно до этого додумался. Старому Бесу там внизу дела нет до кучки душ,
которые он и так бы получил. Ему нужно было заставить забрать чью-нибудь душу тебя. Развратить
её. Та история с Билли Батлером была разыграна для того, чтобы ты отчаялся, чтобы забыл, что где-то
внутри, — голос Хорста надломился, — живёт хороший человек. Мой младший брат, Йоханнес.
Теперь всё кончено. Ты больше не пытаешься одолеть дьявола. Ты делаешь за него работу. Ты мне
больше не брат. Я не могу... не буду тебе больше помогать.
Хорст развернулся и пошёл прочь.
— Хорст? — сказал Кабал тихим, неверящим голосом.
Хорст справился с чувствами и уходил всё дальше.
— Ты нужен мне, Хорст. Один я не справлюсь. Я почти у цели. Хорст!
Его брат ничуть не сбавил шаг. Кабал и в лучшие времена не отличался особой сдержанностью,
и сейчас он чувствовал, что готов взорваться. На этот раз, однако, всё происходило иначе. Было кое-
что ещё: волна беспричинной жестокости поднялась по груди и нашла выражение на языке слабым
привкусом аниса.
— Ты будешь помогать мне, Хорст, — сказал он, его голос окреп, — или останешься таким
навсегда.
Хорст остановился. Некоторое время он неподвижно стоял, а затем повернулся.
— Что, — тихо произнёс он, — ты только что сказал?
"У тебя есть власть над ним", — сказал себе Кабал, хотя часть его засомневалась, не управляет
ли кто-то другой его мыслями. — "Как он смеет так с тобой разговаривать?!"
— Я сказал, что ты будешь делать, что говорят, или останешься паразитом до конца времён.
Хорсту понадобилось некоторое время, чтобы обдумать эти слова. Он направился прямо на
брата, пока они не стали нос к носу, и сказал:
— Да пошёл ты, Йоханнес!
Внезапно подул ветерок — это воздух устремился в ту часть пространства, которую до этого
заполнял собой Хорст. Кабал, моргая, смотрел по сторонам. Он был один одинёшенек.
"Кому он вообще нужен?" — произнёс тихий голосок где-то внутри. — "Мозг операции — ты.
Принимайся за дело. Осталась одна последняя душа. Хорст лишь тормозил тебя своими дурацкимии
угрызениями совести. Теперь тебе ни к чему осторожничать и искать того, кто не прочь отдать душу.
Теперь ты можешь сам найти подходящего кандидата и забрать её".
Фрэнк Барроу на удивление незаметно крался в тени за вывесками. Он не знал, что именно
ищет, но был твёрдо уверен, что это не лежит у всех на виду. Перед этим он подошёл к турникетам,
отдал свой пригласительный билет, отметил, что такой же был почти у каждого, кто стоял в очереди,
и, с хмурым лицом человека, который ждёт, когда его уже начнут развлекать, прошёл на территорию
ярмарки. Он остановился у проулка между "Путешествием по лабиринтам парапсихологии" ("Поезд-
призрак") и "Разумом социопата" ("Комната страха", по самую крышу забитая восковыми фигурами
знаменитых убийц) [4] и разыграл целый спектакль, показывая, что заводит часы. Выбрав момент,
когда на него никто не смотрел, он исчез в тени. Он стряхнул пыль со своих давних навыков
маскировки и наблюдал за всем, что попадалось ему на глаза. Ему попались братья Кабалы, которые о
чём-то спорили, но он не смог подобраться достаточно близко, чтобы понять, о чём именно. Однако,
вот что странно: в какой-то момент он был уверен, что Хорст вот-вот ударит Йоханнеса по лицу;
Барроу моргнул — и Йоханнес вдруг оказался один. Он не знал, куда мог деться Хорст, и Йоханнес,
судя по тому, как он оглядывался по сторонам, тоже. После чего Йоханнес Кабал призадумался, и на
его лице начала расплываться очень неприятная улыбка, как быстро растущая меланома. Это тоже
было странно и само по себе, и вообще, потому что Кабал по какой-то причине стал выглядеть совсем
иначе, почти как другой человек. Затем, с внезапной целеустремлённостью, вселившей в Барроу
тревогу, Кабал прошагал на главную улицу балагана.
Теперь Барроу перемещался неслышно, вдали от чужих глаз, но то, что он видел, служило
поводом для беспокойства. За свою жизнь он провёл много времени в местах, где идёт тяжёлая
физическая работа и привык к их ритму и нюансам. Здесь же ничего подобного не было. В городе,
зайдя в пивную, он спросил хозяина, что за люди их рабочие? Тот только пожал плечами — он
понятия не имел. К нему ни один не заходил. Барроу решил, что это в высшей степени ненормально.
Если только Кабалы не нанимали в свой балаган одних квакеров, мусульман и всяких прочих
трезвенников, он не знал, как это объяснить. Разве что, как дико это не звучит, они попросту ничего
не пьют. Доверившись чутью, он заодно зашёл в продуктовую лавку и задал там пару вопросов. Да,
ярмарка закупала продукты, но далеко не в том количестве, какое могло потребоваться для такого
большого числа сотрудников.
— Они сидят на голодном пайке, — с жалостью сказал торговец. — Тем, что они купили, и
двадцатерых не прокормить.
Взглянув на двоих крепышей, стоявших около колеса обозрения, он нашёл мысль, что здесь
кто-то голодает, очень сомнительной. Он смотрел, как они улыбались и махали толпе проходящих
мимо подростков. Затем произошла ещё одна любопытная вещь.
Едва толпа пропала из виду, рабочие неподвижно застыли. Барроу решил, что они что-то
увидели, и прикрыл глаза от яркого, разящего света гирлянд, но смотреть было не на что, и через
секунду он понял, что они и не смотрели никуда. Там не было ничего и никого. Не для кого
притворяться, не перед кем изображать живых людей.
Барроу мог бы дождаться кого-нибудь ещё, чтобы проверить свою гипотезу. Он мог бы
походить мимо них, обойти вокруг и посмотреть, как они будут реагировать на его перемещения. Мог
бы, но не стал. Эта затея вызывала у него не больше охоты, чем мысль прополоскать горло
очистителем для унитазов. По своему обширному опыту он знал, что "от греха подальше" – чудесное
место, пребывать в котором полезно, и хотел сохранить право на его аренду так долго, насколько это
в человеческих силах. Метания в разные стороны перед парой огромного роста существ, у которых
есть руки и ноги, и которые правдоподобно изображают из себя людей, могут быть истолкованы как
провокация. “Поспешишь — людей насмешишь” — таков был неофициальный девиз служащих
полиции, во времена, когда у него ещё было удостоверение. А если эти люди выглядят так, будто
запросто откусят тебе голову и выплюнут назад шею, это крайне полезный совет.
Вместо этого он снова скрылся во тьме, чтобы собрать больше информации. Он не мог строить
предположения без фактов. Уж если Фрэнк Барроу выстраивает версию преступления, то и
миллиарду адвокатов не под силу его развалить.
Вглядываясь во тьму и прислушиваясь у приоткрытых дверей, он не обнаруживал никаких
признаков вполне ожидаемой закулисной жизни. Всё казалось мёртвым, когда горожан не было