Йулль разлила отвар по чашкам, и воздух наполнился ароматом каких-то незнакомых мне оттенков, но что-то неуловимо похожее было в нём. Голова у меня как будто бы закружилась. Я взял кружку и втянул ноздрями терпкий горячий пар. Он немного обжигал, но больше разносил по телу какую-то сладкую негу. Глойда протянула руку и взяла выпеченную шанечку. Я отпил отвар и закрыл глаза. Вайгль молчал и продолжал внимательно смотреть на нас.
Внезапно своим звонким и даже немного чарующим голосом заговорила Йулль:
«Ничего из того, что вы узнали в школе, не имеет серьёзного значения.
Всё вокруг нас основано на формировании, передаче, получении и переработке сообщений. Любой механизм, любое животное, любой гоблин, любая организация – всё это получает сообщения, перерабатывает и направляет их следующим получателям, которые тоже получают сообщения, вновь перерабатывают и так далее. Сообщения меняют свою форму и суть, но так или иначе курсируют по миру вокруг нас и внутри нас.
У каждого сообщения есть две важных стороны. Первая сторона – это его форма, в которую оно облечено. Это те знаки, которые несут на себе сообщение. Это могут быть младшие руны, зарубки на шесте, узелки на бечёвке и многие другие способы написания сообщений. Но не только какие-то письменные или иные знаки формируют сообщение. Поворот штурвала – это тоже форма сообщения. Нажатия на кнопки парового агрегата – то же самое. Голоса гоблинов, крики птиц и рычание животных – это всё тоже формы сообщений. Да, всё вокруг представляет собой разные формы описания сообщений, которыми объекты окружающего нас мира и мы сами обмениваемся друг с другом.
Вторая сторона – это суть сообщения, иначе называемая смыслом. Смысл можем понять только мы, разумные существа. И этом понимание смысла, как полагают, основано на нашем предыдущем опыте взаимодействия с вещами вокруг нас. А это значит, что в понимании смысла существенную роль играет память. А раз у других объектов нет памяти, то и смысл они понимать не могут.
Но не всё так просто. В качества некоторого рода памяти можно рассматривать и отдельные элементы наших устройств. Наверняка вы видели в Музее домагической механики старые музыкальные инструменты. Если вы обратили внимание на шарманку, то внутри неё есть валик, вся боковая поверхность которого испещрена шпеньками. Когда музыкант вращает рукоятку шарманки, та через червячную передачу направляет вращение на валик, он тоже вращается, и шпеньки щелкают по пластинам разной длины, которые издают звуки, сливающиеся в итоге в единую мелодию. Так вот этот валик является носителем информации, а шпеньки на нём – это форма сообщения, хранимая на валике. И разве валик в этом случае не является памятью? Но вряд ли шарманка может понимать смысл той музыки, которую она воспроизводит, а тем более, чувствовать её красоту. Поэтому всё не так уж и просто.
В общем, главное моё сообщение для вас заключается в том, что всё вокруг пронизано сообщениями и их передачей от одного объекта к другому. Вы должны это понять и осмыслить.
А потом, когда появилась магия, вся эта стройная система была нарушена, поскольку магия как будто бы ломает понятия. Но мы верим, что магия является какой-то иной формой сообщений. Она не может нарушать глубинные законы мироздания, просто мы пока ещё не до конца поняли её природу».
Йулль замолчала, и я поднял веки. Глойда сидела, вытаращив свои глаза и открыв рот. Честно говоря, я тоже был очень сильно потрясён этими словами. Йулль некоторое время смотрела на нас внимательным взором, но потом встала и ушла.
Старый Вайгль проскрипел:
– На этом всё. Вы должны отправиться в столицу и в Большой библиотеке найти труды древнего мыслителя Пропра и внимательно изучить их.
Он достал из нагрудного кармана два металлических кругляша и бросил их перед нами на стол. Я взял один – это оказалась монета с отверстием в центре, но я никогда ранее таких монет не видал. Глойда взяла вторую.
Вайгль сказал:
– Это «пропуск» для получения трудов. Свитки находятся в закрытом хранилище Большой библиотеке, и без этих монет вас к ним даже не подпустят. Идите.
Мы встали. Глойда запустила свою пятерню в корзинку со сладостями и взяла напоследок две шанечки. Я усмехнулся, вспомнив, что в моей торбе всё ещё лежит пара блинов Трюгглы.
Когда мы уходили, я остановился в дверях, повернулся и спросил:
– Мастер Вайгль, можно один вопрос?
Вайгль кивнул, и я спросил:
– Йулль правда работает пилотом на дирижабле?
Глава 9
Тётушка Диггла и дядюшка Вайдль уговаривали нас остаться и погостить у них несколько дней. Дескать, их собственные сыновья давно разъехались по разным городам и редко их посещают, а им приятно общество таких молодых гоблинов, как мы – они и сами чувствуют себя моложе. Но нам надо было отправляться в столицу. Да и мне, честно говоря, уже немного надоело спать на полу в сенях. Так что я утром следующего дня сходил на станцию и узнал расписание отправления дирижабля в столичный город.
Следующий дирижабль отправлялся вечером этого дня и прибывал в столицу днём следующего дня. Меня немного брала оторопь от мысли, что придётся провести ночь в дирижабле, а так как средств на каюту первого класса у нас с Глойдой не было, спать пришлось бы прямо на сиденьях обычного салона. Впрочем, у меня уже не было своих денег и на билет в обычный класс, так что придётся использовать те монеты, который дал мне Грамбл. Но потом я подумал, что мне, в общем-то, должно быть всё равно, где спать – на полу в сенях или на сиденье в дирижабле под мерный гул двигателей.
Мы с Глойдой собрались и распрощались с нашими хозяевами, которые приютили нас в этом городке на пару дней. Тётушка Диггла даже немного всплакнула, провожая нас. Дядюшка Вайдль отвёл меня в сторону и, строго посмотрев мне прямо в глаза, сказал: «Обещай мне, что будешь присматривать за ней». Я пообещал, хотя сразу не понял, что он имел в виду, хотя потом уже, конечно же, понял. Просто сказал, что обещаю, только лишь, чтобы он поскорее меня отпустил. Пиво, конечно, у него хорошее, но вот так, чтобы сразу получать поручения от малознакомого мне старого гоблина – это было как-то выше моих моральных сил.
Ближе к вечеру мы уже садились в дирижабль. Как бы мне не хотелось расплачиваться серебряными монетами Грамбла, это пришлось сделать – к тому же, у Глойды тоже уже не хватало денег на билет. А лететь в столицу было надо, раз мы получили такое задание. Так что я купил два билета за первую из двух серебряных монет, которые у меня были, но мне ещё отсыпали мелкого железа на сдачу. Мы упаковали свои торбы и сдали их в багаж, как и в прошлый раз – мою торбу из-за ножа, у Глойде пришлось успокоить мехамуху и тоже упаковать её. Наконец, мы прошли в гондолу.
Где-то через час после взлёта по гондоле начали ходить представители лётной компании и предлагать пассажирам разную снедь, напитки и чтение. Мы с Глойдой отказались от всего, предполагая, что утром сможем подкрепиться своими запасами – я вновь вспомнил блины Трюгглы, которые наверняка уже стали чёрствыми, но я был уверен, что они всё такие же вкусные.
И тут из коридора, ведущего к кабине пилотов, показалась она. Я каким-то внутренним чутьём, конечно, чуял, что так оно и случится. Прямо на нас из тёмной глубины гондолы вышла Йулль в своём форменном костюме пилота дирижабля. Я почувствовал, как снова пялюсь на неё. Возможно, что я даже открыл рот. В чувство меня привёл тычок в бок, и я услышал, как Глойда зашипела:
– Йоль, перестань! Она идёт к нам.
Действительно, Йулль шла прямо к нам и вскоре она стояла прямо рядом с нашими сиденьями. Я услышал её звонкий голос:
– Так, так, так, кто это у нас тут? Я, конечно, предполагала что-то такое, но не думала, что вы полетите первым же рейсом. Что ж, добро пожаловать на борт. Пошли со мной.
Мы с Глойдой удивлённо переглянулись, но спорить не стали. Йулль повернулась и пошла назад, откуда пришла, и мы пошли за ней под недоумённые взгляды некоторых пассажиров, с которыми делили салон. Я подумал о том, не подумал ли кто-нибудь из них, что нас будут выкидывать за борт. От этой мысли я улыбнулся.
Пока мы шли, я рассмотрел шеврон на форме у Йулль – она оказалась вторым пилотом дирижабля. Всё-таки, да – для первого пилота она выглядит слишком молодой.
К моему удивлению Йулль привела нас на нижнюю палубу, где находились отделения для хранения багажа. Она посмотрела в какие-то свои записи, потом нашла секцию и открыла её ключом со связки, которая висела у неё на поясе. Распахнув дверь, она сказала:
– Глойда, найди свою торбу.
Глойда продолжала на всё это удивлённо смотреть, но всё-таки сделала то, что просила Йулль. Её торба лежала прямо недалеко от двери, и я заметил, что моя лежит чуть дальше. Но про мою торбу Йулль ничего не говорила. Зато она сказала вновь:
– Достань свою мехамуху и передай её мне, пожалуйста.
Глойда запротестовала:
– Но зачем? Это мой инструмент для Посвящения.
– Не бойся, я ничего с ней не сделаю, – проговорила Йулль успокаивающим тоном, – мне нужно продемонстрировать вам одну важную вещь, а кроме твоей мехамухи на борту нет больше ни одной. Не будем тратить время, после моей демонстрации она вернётся к тебе в полной целостности и сохранности и будет также прекрасно работать.
Глойда достала их торбы успокоенную мухамуху со сложенными крыльями. Йулль протянула ладонь, и Глойда вложила её в раскрытую пятерню пилота. Йулль закрыла секцию с багажом, и мы пошли наверх. Она привела нас в отдельную каюту, в которой мы расположились в удобных креслах.
Йулль спросила:
– Вы когда-нибудь видели, как мехамуха устроена внутри?
Глаза у Глойды расширились от ужаса, и она воскликнула:
– Пожалуйста, не надо!
Пилот сделала успокаивающий жест и проворковала своим звонким голосом, который продолжал действовать на меня каким-то магическим характером:
– Не бойся. Я же сказала, что верну тебе её в полной сохранности, и она продолжит свою работу, как ни в чём не бывало.