и куртку, закрепив вместо них на плечах волчью шкуру. Она была сшита так, что морда образовывала капюшон с выступающей над его лбом пастью. Поскольку Эйрик и его брат потеряли земли и власть, а отец всегда вспоминал Хакона ярла добрыми словами, я решил подойти к полуголому человеку и рассказать ему, что мы оба потеряли отцов из-за Олава, что нам обоим знакомо чувство мести, но, как только я решил выйти вперед, меня за руку схватил Бьёрн.
– Держись от него подальше, Торстейн. Это о нем рассказывали. Это его зовут Эйрик Братоубийца. Он хуже берсерка.
Хорошо, что Бьёрн остановил меня. Казалось, что сама Фрейя околдовала Эйрика и его людей. Они начали дергаться в конвульсиях, скалить свои зубы и кричать. Эйрику бросили топор, который он поймал в воздухе, и теперь он стоял с ним в одной руке и мечом – в другой. Он с такой силой вонзил топор в борт, что полетели щепки, заскочил на палубу и указал своим мечом в сторону флота Олава. Он взревел таким грубым голосом, что казалось, будто какой-то великан кричал:
– Гребите! Гребите, чтоб вам провалиться!
На корабле Олава уже заканчивали связывать форштевни с ахтерштевнями, образуя круг вокруг внутреннего ядра флота. Я видел, как выстраиваются лучники, как выдают воинам копья. На западе появился Сигвальди со своими кораблями, в общей сложности их было тридцать. Мы насчитали около сотни кораблей вместе с теми, что уже снялись с якоря и стояли около мыса. Олав был в меньшинстве, но этот факт не давал мне уверенности в том, что Свейн, Олоф и сыновья ярла выйдут победителями из этого боя. Сейчас я увидел его, забирающегося по форштевню своего огромного корабля, как уже было когда-то. Он стоял и смотрел на запад и корабли Сигвальди, а потом на нас. Я разглядел его огромного черного пса, передними лапами он стоял, опираясь на борт и водя мордой по ветру. А на средней палубе среди прочих воинов не Роса ли я видел?
– Луки! – проревел Эйрик, и из-под палубы подняли длинные луки. – Людям со щитами быть наготове!
– Сделаем, как обычно, – предложил Бьёрн. – Ты берешь лук, а я щит.
Он сказал это, лишь когда начали выдавать луки, колчаны и щиты. Лук и стрелы у меня были с собой, а Бьёрну дали щит, пока я проверял натяжение тетивы. В воде мелькали весла, мы уже обогнули мыс. Но Эйрику казалось, что корабль движется недостаточно быстро, он кричал как сумасшедший, грозил мечом и топором, а потом увидел своего брата, стоявшего на носу корабля справа от нас.
– Свейн! – крикнул он и добавил: – Сейчас мы отомстим за Эрленда! Сейчас отомстим за нашего отца!
Бьёрн повернулся ко мне.
– Мы тоже отомстим, – произнес он. – Сегодня мы тоже отомстим за отца. Ты готов, Торстейн?
Я закрепил колчан на бедре – на один простой узел, чтобы в случае необходимости можно было легко освободиться от него.
– Да. Я готов.
Возможно, так и было. Меня обучали как йомсвикинга, молодой, сильный, я стоял на корабле Эйрика Братоубийцы, заняв позицию среди прочих лучников, а Бьёрн встал на колени передо мной. Датский топор я положил возле своих ног, и, пока корабль шел вперед по практически гладкой поверхности, я проверил топор на поясе, он висел с правой стороны, сакс я разместил прямо над своим животом, чтобы в случае необходимости выхватить его с левой стороны. Я поднял лук, но не чувствовал никакой отваги или боевого задора. У меня не было ощущения, что мои руки и ноги наполнились яростью берсерка. Мне было страшно.
Я видел, как полуобнаженный Эйрик мочится на носу. Мне был виден впереди круг из кораблей Олава, буквально в паре полетов стрелы, и людей на них. Я видел Свартура с сыновьями, сгрудившихся вместе со своими луками и щитами рядом с нами. Должно быть, я что-то сказал брату, потому что он резко обернулся и спросил, что со мной происходит. Неужели я хочу спрыгнуть за борт и поплыть на берег? Тогда стрела в спину мне была обеспечена, и стреляли бы свои.
Олав отдал приказ своим людям. Я не слышал, что он приказал, корабли во внешнем круге лежали к нам продольной стороной, но на каждом из них воины издавали рык, и пока они подходили к бортам, били топорами и мечами по своим щитам. Кто-то из них снял штаны и взял член в руку, двигая бедрами взад и вперед, что разъярило людей на борту корабля Эйрика, они грозили оружием и выкрикивали непотребные слова, все, какие знали. Потом люди Олава зашли обратно за щиты, лучники натянули первые стрелы, и наступила полная тишина, было лишь слышно, как весла опускаются в воду.
Мои сыновья часто спрашивали меня, что я чувствовал, стоя там в тот день. Они слышали истории о том, как самые лучшие и отважные люди встретились при Свёльде и позволили скреститься клинкам в самом крупном морском бою из когда-либо происходивших. Я кивал соглашаясь. Так и было, там были смелые и отважные люди, и никогда мне больше не доводилось встречать столько мужества, как в тот день. Но о безумии, охватившем многих вокруг меня, я не рассказывал. Люди творили непонятно что, лишь бы не чувствовать страха. Я никому не рассказывал, как обмочился Свартур. Никому и никогда не говорил о своем собственном страхе, который парализовал мои руки и ноги. Мы стояли прямо напротив кольца из кораблей, сквозь которое нам предстояло пробиваться, чтобы добраться до норвежского конунга, а я так ни разу не поднял лука. Бьёрн кричал мне, удивляясь тому, что со мной. И вот в нас полетели первые стрелы, одна из них попала Свартуру в лоб и убила его, я нащупал стрелу в колчане и натянул тетиву. Помню, как поднял лук, и когда стал прицеливаться, почувствовал натяжение тетивы. Я целился в людей, находящихся на корабле перед нами, выбрал одно лицо и выстрелил в него.
Если бы вы были там в тот день, если бы только увидели то, что довелось увидеть мне… Вы никогда не забыли бы такое. Возможно, вам бы лучше запомнились звуки. Гребцы старались изо всех сил, но звук весел, опускающихся в воду, заглушала быстрая барабанная дробь, раздававшаяся с палубы. Стрелы, пущенные с кораблей Олава, летели в нас. С каждым новым гребком дробь становилась быстрее, в конце концов превратившись в непрерывный грохот. Я слышал, как Бьёрн крикнул мне, чтобы я держался его, когда все начнется, давая возможность брату защищать меня щитом.
Я растратил все стрелы. Тогда отложил лук и достал датский топор. Быстро огляделся вокруг, наблюдая за людьми, снующими возле меня со стрелами в их телах, а потом посмотрел на связанные вместе корабли впереди нас. Бьёрн прошелся вразвалку, потому что вот-вот мы должны были в них врезаться. Я последовал примеру брата. За бортами кораблей впереди стояли люди, не переставая в нас стрелять, и я услышал, как мимо моего уха просвистела стрела.
На расстоянии в три корабля от врага штурман Эйрика совершил маневр, который я никогда до этого не видел. Он крикнул гребцам на левом борту, чтобы те продолжали грести, а остальные убрали весла. Таким образом, он развернул корабль левым бортом. Нос врезался в один из боевых кораблей перед нами, на скорости нас развернуло, и мы пристали бортом к продольной стороне корабля противника. И тут же воины бросились сражаться; кто-то начал рубить, стоя прямо на борту корабля. Я заметил, как одному из сыновей Свартура в ногу попало копье и он упал между кораблей. Я хотел кинуться к нему, чтобы бросить веревку, но на нас с Бьёрном ринулись двое воинов. Один держал щит, обороняя их обоих, а второй колол и бил копьем с широким наконечником. Мы с Бьёрном без колебаний бросились на них. Каждый день Ульфар Крестьянин учил меня: «Не мешкай, наступай, наступай!» Нас ждали стрела в спину или же топор в голову, если бы мы продолжили стоять, противников следовало убить в любом случае. Я отстегнул меч, выхватил топор и ударил им по лицу державшего щит, и мой удар открыл того, который орудовал копьем. Бьёрн нанес ему удар сначала по колену, а потом по лицу. Мы продолжили прорываться дальше. Эйрик Братоубийца уже был на корабле Олава, двое убитых лежали возле его ног. Он махал нам и кричал, чтобы мы расчистили палубу, убив их всех.
Бьёрн перескочил через оба борта. Я так не смог сделать, меня подвела моя больная нога, но я все равно перебрался через леера и занял место рядом с моим братом. Люди Олава были по-прежнему в большинстве, но Эйрик и его приближенные уже убили многих. Бьёрн крикнул мне: «Руби, Торстейн! Руби!» Он перебежками стал продвигаться вперед, шаг за шагом, а я следовал за ним, зарубая каждого встававшего на нашем пути. Я не мог убивать в спину. Я считал это подлостью, хотя, если честно, в тот день нас мало волновали такие вещи, меня больше заботило, кто был передо мной – люди из окружения Эйрика или же Олава.
Я бы солгал, сказав, что помню всех, кого убил в тот день. Я был как будто в каком-то дурмане, возможно, сам Один напустил на меня колдовство. Или, возможно, происходящее было таким страшным и пугающим, что Всеотец позволил мне забыть все самое худшее, и, вероятно, по этой причине я вспоминаю битву как дурной сон. Вскоре боевой корабль, на который мы высадились, был расчищен. Мы вернулись на корабль Эйрика, стрелки подняли луки. После этого пустой боевой корабль на веслах отогнали в сторону, гребцы сели и принялись за работу, судно взяло курс на двенадцать кораблей, которые направлялись в центр битвы. Мы были не единственными. Внешний круг боевых кораблей был прорван, а все враги Олава устремились к нему. Носы кораблей проходили мимо раненых и трупов в воде, я видел Свейна Вилобородого на его корабле, буквально на расстоянии нескольких кораблей по левому борту от нас, на носу стояли Сигвальди и Торкель, оба брата уклонялись от стрел, которые теперь летели в нашу сторону с тех двенадцати кораблей, окружавших могущественного Великого Змея Олава.
Помню, что брат прокричал мне, что скоро все закончится, что Олаву не выиграть. Он наполовину повернулся ко мне, и я увидел улыбку у него на лице. И тут раздается скрежет, как будто в его доспехи попал камень. Бьёрн вскрикивает, и я вижу, как стрела прошла через его доспехи, впившись в предплечье. Из раны течет кровь. Я тяну его за собой назад за сражающихся. Там я снимаю с себя рубаху и рву ее на полосы, чтобы перевязать рану.