Тем вечером я не мог заснуть. Меня наполняло удивительное предчувствие, я лежал, глядя на тлеющие угольки в очаге. У стены я смастерил себе лежанку и покрыл ее двумя шкурами. Получилось отличное место для сна, но тем вечером я никак не мог успокоиться. Я вертелся с боку на бок, переворачивался на спину, но не мог успокоиться. Более того: эта кузня больше не казалась мне домом. Конечно, я знал, что Хуттыш вернется обратно, и, хотя он позволит мне остаться, это место вновь обретет хозяина. Но после того, что случилось между мной и Сигрид, мне казалось, что это и мой дом тоже. Вплоть до этого вечера. Вплоть до того, как я увидел корабли. Я уселся на своей лежанке, изводясь все больше. Что за духи нагнали мне эти мысли? Мне казалось, что вся эта зима была одним длинным сном, будто все, что произошло, мне только привиделось. Острова, люди, населявшие их, все это дело с Сигрид – это было лишь сном. Если я сейчас проснусь, все это исчезнет.
Вдруг в дверь застучали. Я схватился за топор и вскочил на ноги, встал между очагом и дверью, ожидая, что вот сейчас в кузню вломятся разъяренные люди с топорами и копьями. Но стук раздался снова.
– Торстейн?
То был Гард, я узнал его по голосу. Он говорил очень сипло, рассказывали, что голос его стал таким после детской болезни, когда он долго кашлял.
– Торстейн Корабел, ты здесь?
Тем вечером он говорил как-то невнятно, будто был пьян.
– Хель! Открывай, если слышишь меня!
Я поднял засов и приоткрыл дверь. Гард мне подмигнул, глупо усмехаясь в бороду.
– Я знал, что ты здесь, парень. Мальчишка с серебряными монетами… – Он вытер нос и прокашлялся. – Открывай дверь, если хочешь услышать мою весть.
Я впустил его. Гард огляделся и плюхнулся на мою лежанку.
– Пиво есть?
– Нет.
Гард почесал бороду. Одет он был легко, лишь в кожаную тунику и потертые шерстяные штаны, на коленях и штанинах застыла грязь. Похоже, он несколько раз спотыкался.
– Неважно, – сказал он. – В гавани полно пива. Ты должен идти со мной. Но я обратно не дойду. У тебя же есть лодка. Мы поплывем.
Я подложил на угли куски торфа и ворошил, пока не разгорелся огонь.
– Я видел четыре корабля…
– Да, – кивнул Гард. – Они стоят у причала. Потому я и пришел. Если захочешь, у них для тебя найдется работа. Они напоролись на скалу.
Гард поднялся на ноги и начал развязывать пояс. На мгновение мне показалось, что он хочет отлить прямо здесь, в кузне, но он успел вывалиться наружу.
– Вождь у них богат, Торстейн! Говорят, на его кораблях не счесть серебра! – крикнул мне Гард, пуская струю. – Они вынесли один сундук нам напоказ, я сам его видел! Он был доверху наполнен серебром!
– Плевать мне на серебро, – проворчал я. Конечно, я немного покривил душой, но горечь от того, как они обошлись со мной, еще не улеглась, и добрые слова не шли на язык.
Гард ухмыльнулся:
– Ага, а я трезв как младенец. Давай, пошли.
С этими словами он натянул штаны и, шатаясь, направился к берегу. Я слышал, как он споткнулся. Грязно выругался, призвав Хель и всех ее мертвецов, а потом вновь окликнул меня. Надо плыть, заявил он. Так будет быстрей.
Так и случилось, что Гард, Фенрир и я отправились той ночью на Гримсгард. По дороге Гард заявил, что мне пора унять свою тоску, ведь прошла уже целая зима с тех пор, как Сигрид вышла замуж. Она теперь в Ирландии, и с этим ничего уже не поделаешь. Все мы когда-то любили женщин, с которыми нас разлучила жизнь. И с Гардом такое случалось, он любил трех или четырех и? будь он трезв, то вспомнил бы, как их звали.
Той ночью было полнолуние. На небе сверкали звезды, ветер уже не веял холодом. Я держал курс, следя, чтобы Северная звезда стояла над левым плечом, осторожно обошел шхеры у берега, и вскоре мы уже вытаскивали лодку на берег.
К этому времени Гард немного протрезвел, но быстро поправил дело, как только мы дошли до усадьбы. Он исчез в общем доме и появился с большой кружкой в руке. Опираясь одной рукой о стену дома, он вылакал все до капли. Я поглядывал в дверной проем, испытывая смутную надежду увидеть там Сигрид, стройную девичью фигурку с пышными рыжими волосами.
Гард шмыгнул обратно, чтобы налить себе еще, и тогда я пошел к гавани. Я дошел до пирамиды, там по-прежнему стоял маленький крест и лежал топор Тора. Отсюда была видна вся гавань, я увидел, что на площади разожгли костер, у пристани стояли четыре корабля, на форштевнях и ахтерштевнях горели факелы. Народ был повсюду, казалось, что сюда сбежался весь остров. Я слышал смех, пьяные голоса завели песню – пир, похоже, удался на славу.
Наконец-то появился Гард. Дойдя до пирамиды, он плюхнулся на колени и похлопал себя по плечам и животу, наверное, так он крестился. Потом он, оперевшись на пирамиду, попытался подняться, но усилие было для него слишком велико, и он звучно пернул. Он покатился со смеху и не смог встать на ноги, пока я не обхватил его и не помог подняться.
На площади толпился народ, и нетрудно было заметить, что прибывшие – вовсе не торговцы. Они носили туники из добротной ткани, туники до колена, на многих виднелась богатая вышивка, а у нескольких на поясе висели мечи. Поблескивали наручи и ожерелья – я еще не видывал мужчин, украшенных таким количеством золота и серебра. У кораблей стояла охрана – по меньшей мере по двое с копьями у каждых сходней, ведущих на драккары.
И тут я заметил того, кто приветствовал меня на море. Он стоял на носу одного из кораблей: забрался на планширь и озирал плоские острова на севере и востоке. Стоял он совершенно неподвижно, и, если бы не его синий плащ и не волосы, развевавшиеся на ветру, можно было бы подумать, что он высечен из камня. Рослый и гордый, он возвышался над людьми, и мне показалось, что он похож на самих сыновей Одина.
– Да, – сказал Гард. – Это он. Олав Воронья Кость.
В это мгновение мы почти дошли до площади, где пир был в самом разгаре. К костру подсели несколько чужаков, среди них тот, кто приплывал сюда в прошлом году, светловолосый мореход со шрамом на носу, тот, приплывший из Норвегии и рассказавший о восстании против ярла Хладира. Кто-то помахал Гарду, подзывая поближе, все подняли кружки, и Гард рявкнул, что будет пить, как Тор, который осушил целое море. Он, пошатываясь, подобрался к пьющим и взял предложенную кружку. Я вновь отвернулся к кораблям и неподвижной фигуре на носу. Стоя так, я вдруг заметил, что на пристань выскользнула огромная черная собака. На острове собак было немало, они бродили, где хотели. Но такой я еще не видывал. Должно быть, в ней была кровь борзой – это можно было определить по длинной спине и мощным ногам. Но морда была шире, чем у борзых, уши стоячие, а спина очень мускулистая.
Тут человек на борту корабля вдруг ожил. Заметив собаку, он спрыгнул с кромки планширя. Расстояние от носа корабля до каменной пристани было не меньше сажени, а поскольку был прилив, корабль еще на сажень возвышался над поверхностью воды. На краткий миг незнакомец будто воспарил в ночи, плащ взвился в воздух, открывая мощное тело. Незнакомец мягко опустился на причал, и собака подошла к нему. Животное прижалось к незнакомцу спиной, а он положил ладонь тому на загривок и пошел к площади. Белобородый старик, облаченный в темно-синюю куртку с серебряными застежками, подошел к нему и подал кружку, и теперь этот Олав Воронья Кость и старик оказались так близко ко мне, что я смог слышать их разговор.
– Они называют себя христианами, – промолвил старик. – Но оркнейский ярл, тот язычник.
Олав отпил из кружки и откинул волосы со лба:
– Я поговорю с ярлом. Он прислушается ко мне.
Ответа белобородого я не услышал, так как несколько женщин у костра пустились в пляс, громко и пронзительно хохоча. Двое мужчин стояли и смотрели на эту неразбериху, пока белобородый не произнес:
– В душе все эти люди – язычники, Олав.
Даже если бы Гард не указал мне на него, я бы все равно понял, что этот человек – вождь. Это было видно по тому, как он держал себя, каждое его движение было исполнено силы. Более того, казалось, что в нем нет ни единого изъяна. У других всегда заметно что-то – кто-то горбит спину или сутулится, у других глаза бегают, когда они разговаривают, еще кто-то косит, а у некоторых выбиты зубы. Достаточно хорошенько приглядеться, и в каждом найдется изъян. Да ведь и сам я подволакивал ногу. Но этот человек, он отличался от всех прочих. Если бы мне сегодня нужно было подобрать одно-единственное слово, чтобы описать его, я бы сказал: «Совершенный». Таких людей, как он, я никогда раньше не встречал, и поэтому, когда увидел, что Фенрир оказался прямо под носом у его огромного черного пса, я жутко испугался. Фенрир, как и большинство мелких собачонок, не понимал, что не каждый противник ему по силам. Увидев на острове незнакомую собаку, он подскочил к ней и угрожающе зарычал. Мне показалась, что этот пес, такой огромный, сейчас перекусит пополам мелкого колченогого Фенрира, но в тот момент, когда зверь прижал уши и обнажил клыки, рука Олава вновь опустилась ему на загривок. Белобородый сел на корточки, поймал Фенрира и поднял его со смехом.
– Вот так воин! На трех лапах! – Он оглянулся. – Кто хозяин этого отважного пса?
Я молчал, но белобородый был хитер. Он поставил Фенрира на землю и шикнул на него, так что Фенрир поступил по обыкновению собак – побежал к своему хозяину. Белобородый прошептал что-то Олаву на ухо, указывая на меня, тот кивнул и завернулся в свой синий плащ. Затем они подошли ко мне, рядом с Олавом послушно шагал черный пес.
– Это твоя собака? – осведомился белобородый, подходя ко мне и указывая пальцем на Фенрира, который успел спрятаться в моих ногах. Я понимал, что лгать не было смысла, да я и не собирался, ведь если бы они решили, что Фенрир – бродячий пес, они могли бы убить его.
Так что просто кивнул.
– У него только три лапы, – сказал белобородый.
– Знаю, – ответил я. Тут же понял, что мой ответ звучит вызывающе, но это получилось невольно. Просто так выговорилось. Олав улыбнулся, показав два ряда здоровых белых зубов. На вид ему было около тридцати, лунный свет падал на его прямые длинные волосы и отражался в посверкивающих драгоценных камнях в его ожерелье.