Должно быть, Бьёрн это заметил, и, дойдя до середины поля, произнес слова, в которых было больше дерзости, чем мне казалось возможным:
– Два отца у меня, сидят они за пиршественным столом в Вальхалле и смотрят на нас. И удивляются, что за трус стоит передо мной!
Он указал саксом на Роса, а тот кинул взгляд на Олава. Я не понял, почему он мешкает, он действительно выглядел как трус, и я не мог понять, в чем дело. Бьёрн подошел ближе, но Рос так и стоял, глядя на Олава, пока тот не кивнул.
Рос двинулся вперед, но по-прежнему выглядел испуганным. Сначала он поднял щит почти до носа, затем опустил к коленям, и все это время Бьёрн приближался, пока между ними не оставался один скачок.
Рос опять шагнул назад, и я увидел, что он отвел правое плечо назад. Все тело собралось для удара, но Бьёрн увидел только то, что противник отступил, и исполненный ярости и жажды мести, ринулся в ловушку Роса. Прыгнул вперед и нанес удар, целясь в выставленную ногу Роса, но тот увидел направление взмаха и отступил в сторону. Одновременно он взмахнул мечом, целясь в шею моему брату. Тут все могло и закончиться. Но Бьёрн выставил сакс и отразил удар. Теперь Рос отбросил свои игры и показал, что он – яростный воин. Принялся теснить Бьёрна, нанося ему мощные удары. Когда Бьёрн пошатнулся, запнувшись о камень, Рос бросился вперед и ударил его щитом в лицо. Бьёрн упал на спину, и Рос тут же направил меч ему в живот, но Бьёрн перекатился на бок и рубанул Роса по ноге. Я видел, как кровь прочертила на земле линию, и закричал, что бой окончен, мой брат победил, но Сигурд лишь взглянул на Олава, а тот покачал головой.
Бьёрн, обрадованный видом крови Роса, набросился на него с новыми силами, но Рос отбил удар щитом и ударил его по голове рукоятью меча. Это случилось так быстро, что я едва успел заметить, что произошло, но удар, должно быть, оказался мощным, и Бьёрн чуть было не упал. Рос опять взмахнул мечом, целясь в шею, но Бьёрн вновь успел выставить сакс. Новый удар последовал быстро, и на этот раз Рос метил не в Бьёрна. Меч опустился на топорище, и Бьёрн вдруг оказался с обрубком дерева в руке. Сигурд выкрикнул: «Новое оружие! Новое оружие!» Но Рос не собирался ждать. Он вонзил меч в обнаженное тело Бьёрна, я видел, как клинок погружается в грудь сбоку. Должно быть, широкий клинок скользнул по ребрам, он прошел под рукой, вспарывая кожу, и, когда Рос вытащил меч, Бьёрн все еще стоял на ногах. Помню звук собственного голоса, когда я кинулся к нему. Мне кажется, слов не было, только крик, будто это меня ударили мечом. Бьёрн молчал, замерев с саксом в одной руке и с обрубком топорища в другой. Рос вновь напал, и в этот раз его меч глубоко вошел в мышцы у шеи, острие прошло насквозь и вышло у загривка.
Может, Олав тем утром вспомнил себя таким же юнцом, как я, может, припомнил свой гнев и жажду мести, заставивших его убить человека, обратившего его ребенком в рабство. Ведь я не услышал ни слова ни от него, ни от Сигурда, ни один не окликнул меня, не попытался остановить. А может, они решили, что между нами, братьями, и Росом было слишком много пролитой крови, и будет лучше, если он убьет нас обоих. Ведь когда я добежал до сражающихся, я не протянул Бьёрну свой топор. С яростью берсерка я набросился на Роса.
Сначала я отбросил его назад двумя мощными ударами, и это, должно быть, застало его врасплох, он пошатнулся и чуть было не упал, но удержался на ногах и сам набросился на меня. Первый удар был нацелен прямо мне в голову, но я отвел его топором. Тем не менее сила удара была так велика, что я чуть было не сломался. Второй удар был нанесен сбоку; я выставил навстречу топор и быстро полоснул по его руке саксом. Я видел, что лезвие рассекло ему руку прямо у локтя, но Рос не издал ни звука. Вместо этого отступил на пару шагов и как-то сжался, укрывшись щитом и смеряя меня взглядом. Его брат стоял, сжимая в руке длинный сакс, и собирался броситься в бой, но Рос рявкнул ему что-то на своем восточном языке, в ответ его брат зарычал как зверь и бросил сакс в ножны. В этот момент Бьёрн поднялся на ноги. Из ран на затылке и в боку лилась кровь.
Внезапно Рос кинулся на нас. Теперь он уже не рубил мечом. Вместо этого он прыгнул на меня со щитом и, должно быть, подсек мне ноги, потому что я вдруг оказался на спине. Рос стоял надо мной, и я рубанул, целясь ему по ногам. Но Рос подпрыгнул, топор пролетел под ним, и он навис надо мной, прижав коленями обе мои руки. Он поднес меч к моему горлу.
– Раб, – прошептал он. – Теперь ты умрешь.
Помню, второй рукой он закрыл мне глаза, и я чувствовал холод лезвия на своей коже. Помню, думал об отце и о пиршественном зале Одина. Я запретил себе бояться. Когда я открою глаза, отец будет сидеть рядом со мной, а Один поднимет чашу и поприветствует меня в царстве богов.
Вдруг тяжесть Роса перестала чувствоваться, его будто подняли с меня. Я открыл глаза и увидел, что Бьёрн стоит, захватив его за шею: локоть у горла, плечо упирается в затылок, он с рычанием скинул Роса с меня на землю. При этом Бьёрн не ослабил захват, он повис на нем, стиснув ноги у него на поясе, а потом нажал другой рукой на затылок Роса, пережав ему горло. Рос издал булькающий звук и полоснул Бьёрна мечом по руке, но и тогда мой брат не отпустил врага. Вместо этого он перекатился, так что Рос уткнулся лицом в землю. Окровавленное тело моего брата напряглось, мышцы спины дрожали, а Рос выпустил меч и извивался под ним как червяк.
В тот день Бьёрн убил бы его, если бы брат не поспешил к Росу на выручку. Он подбежал, поднимая сакс для удара, но я встал на его пути с топором в руке. Тут Сигурд, пожалуй, решил, что с него довольно, и закричал, что бой закончен, и он сам отрубит голову тому, кто не выпустит оружие или противника. Бьёрн не собирался разжимать руки, но Сигурд подошел, забрал у Бора сакс и приставил его к горлу Бьёрна. Тогда он наконец разжал хватку, и Бор оттащил от него своего брата.
Олав провозгласил Роса победителем и велел шкиперам рассказать воинам, что спор решен и распря закончена. Поскольку я ран не получил, никто не рассказал о том, что я вмешался в поединок. Ведь я помнил, что Сигурд говорил, мол, такое вмешательство считается попыткой убийства, и поэтому я ничего не рассказал товарищам на нашем корабле. Бьёрна положили на палубу, обмыли кипяченой морской водой, и все собрались вокруг нас. Эйстейн Кулак встал на колени с той стороны, где у него на боку была длинная рана, и покачал головой. Бьёрну сильно досталось, а рана его была глубже, чем я предполагал. Мне дали кружку с самым крепким пивом, что имелось у нас на борту, и я напоил Бьёрна, пока Эйстейн вдевал в иглу шелковую прокипяченную нить. Меч ударил Бьёрна по ребрам, прошел вдоль них и взрезал мясо и кожу, но Эйстейн наложил швы, как мог, и занялся колотой раной на шее. Здесь меч прошел сквозь мышцу между задней стороной шеи и плечом, а она у Бьёрна была очень широкой. Эйстейн велел нам крепко держать Бьёрна, ему нужно было раздвинуть края раны и промыть ее. Так что мы держали Бьёрна, а Эйстейн Кулак просунул в отверстие длинный острый нож, прямо насквозь. Потом он сжал мышцу своей бесформенной пятерней, так что рана разошлась и мы могли видеть сквозное отверстие. Наконец он залил туда воду, она вытекала из другого конца, и все зашил.
После того как Бьёрна залатали, мы перенесли его к борту и накрыли одеялом. Это одеяло Эйстейн прокипятил, когда узнал, что Бьёрн собирается на хольмганг, а затем просушил над костром. На одеяло мы положили еще две шкуры. Мы с Рагнаром Кузнечным Молотом сели рядом, чтобы помочь ему в случае необходимости, но приглядывать нам следовало не только за Бьёрном. Рагнар предупредил, что Рос и его брат дружны с воинами из Гардарики. Он, вероятно, уже рассказал им, что я вмешался в поединок, и многие, пожалуй, хотели бы зарезать и меня, и Бьёрна. Когда я ответил, что вовсе не вмешивался, Рагнар ткнул пальцем мне в лоб и в шею.
– А откуда у тебя эти отметины? – Потом он опустил руку на загривок Фенриру и погладил его. – Дурно звучит ложь в устах твоих, Торстейн. Не лги мне больше.
Я со скверным чувством пообещал, что больше не совру. Потрогал шею, кожа была поцарапана. Ссадина была неглубокой, кровь успела запечься. На лбу вскочила большая шишка, трогать ее было больно. Я даже не помнил, как ее получил.
Мы с Рагнаром просидели рядом с Бьёрном весь остаток дня. До позднего вечера он не издал ни звука, а потом открыл глаза и попросил пива. Мы поднесли ему кружку и поддерживали голову, пока он пил. Выпив все до дна, он застонал и попросил помочь ему встать. Мы подняли его на ноги, Рагнар принес ведро и поставил его на палубу перед нами. Бьёрн сам распустил пояс, но не смог попасть точно в ведро. Мы не стали завязывать пояс, уложили его, он тяжело выдохнул, закрыл глаза и больше тем вечером не издал ни звука.
16Новый король
От ран, полученных в поединке, Бьёрну стало совсем худо. Уже в первую ночь его охватила горячка, он метался в жару. Рана в боку опять закровоточила, и Эйстейну Кулаку пришлось распороть несколько стежков, чтобы кровь вытекала наружу. Сразу после этого Бьёрн забился в судороге и чуть не умер. Началось все со ступней, но вскоре каждая мышца его тела тряслась и выворачивалась. Подошел Асгейр Штаны, он обмолвился, что видал такое и раньше, и поделать с этим ничего нельзя.
Судороги не утихли и днем, и я не отходил от Бьёрна, пытаясь его успокоить. Но он вряд ли слышал меня. Время от времени он открывал глаза и смотрел в небо, но потом глаза у него закатывались, он ловил ртом воздух, а тело опять сотрясала дрожь. Казалось, будто его хватают невидимые руки.
Во время одного из таких приступов Бьёрн стал задыхаться. Изо рта пошла белая пена, он перевернулся на бок, руки и ноги тряслись, и к нему подошел Асгейр, он ударил его по спине и пояснил, что судороги дошли до легких. Помню, как я тогда закричал, я стоял на коленях, поддерживая руками голову своего брата, и кричал ему, что он должен дышать, ему нельзя умирать! Может, он расслышал мои слова, даже потерявшись в горячечном бреду и приступах дрожи, по крайней мере, он широко раскрыл рот и вздохнул. Тогда Асгейр опять положил его на спину. Пальцы и ступни Бьёрна еще несколько раз дергались, а потом он замер. После этого судороги не возвращались.