«Что будем делать? – спросил Бьёрн. – Просто спросим у них?»
Не так часто брат спрашивал мое мнение, но он считал, что раз уж я настоял на том, чтобы идти в эту сторону, то я и должен был решить, с чего нам следовало начать. Мы оба понимали, что либо это был Йомсборг, либо здесь проживал какой-то могущественный конунг. Я испугался, что этим королем мог оказаться сам Свейн Вилобородый со своим войском, потому что теперь стала отчетливо слышна датская речь. Но вскоре мы услышали и родной язык, как будто говорил уроженец Риге и ему отвечали на диалекте, который очень напоминал говор в Сконе.
Мы подплыли поближе и обнаружили, что вход в реку был огражден заостренными бревнами, которые, несмотря на начавшийся прилив, возвышались над поверхностью воды. Бьёрн греб вдоль устья реки, а я сидел на носу корабля и высматривал ворота. Наконец заметил узкий проход, который вначале делал резкий поворот на северо-запад между столбами, а затем – на северо-восток. Он был чуть шире боевого корабля, поэтому люди, заходившие и выходившие через него на таких судах, должны были четко знать, что делают.
Пройдя через заграждение, мы очутились прямо перед укреплением, ограждавшим гавань Йомсборга. Судя по всему, просмоленные бревна были вбиты в дно реки и представляли собой восточную половину крепости. Через бруствер виднелись верхушки самых высоких мачт, и мы разглядели людей, стоявших там, и один из них указал на нас. Это был мощный охраняемый порт, ворота которого были установлены у са́мой воды. Никто не мог войти в порт до тех пор, пока не откроются ворота. В тот день мы с Бьёрном почувствовали себя храбрецами, но оказались далеко не единственными прибывшими в Йомсборг таким образом. Время было неспокойное, редко когда шло столько войн, как тогда. Хёвдинги и херсиры, ярлы и короли – все сражались за землю и власть. Некоторые отстаивали то, что принадлежало их роду по праву. Но у каждой битвы, у каждой войны есть как победители, так и проигравшие. Когда большой господин проигрывает, его воинов редко щадят. Поэтому те, кто в состоянии, спасаются бегством. Одни скрываются в лесах и горах, другие уплывают на запад и никогда уже не возвращаются. Многие ищут места, где хёвдинг не спрашивает, откуда они и чем занимались раньше, лишь бы хорошо держали меч и топор в руках. Йомсборг был именно таким местом.
Мы остановились, покачиваясь на волнах перед воротами, пока один из мужчин за частоколом из бревен не прокричал нам:
– Вы от Свейна?
Мы не знали, кто такой этот Свейн. Может, речь шла о Вилобородом? Было странно, что они называют его лишь по имени, но человек наверху не стал дожидаться нашего ответа.
– Откуда вы?
– Из Норвегии! – крикнул Бьёрн.
– Что вам здесь надо?
– Нас отправили сюда! Человек по имени Хальвар!
Караульному потребовалось время, чтобы обдумать наш ответ, а потом он переспросил:
– Так откуда вы говорите?
– Из Норвегии! Вингульмёрк.
Олав в то время еще не был известен как конунг Норвегии, поэтому быть родом из Норвегии в те времена было не так плохо, норвежцев охотно принимали в таких местах, как Йомсборг. О нас говорили, что у нас «несгибаемые колени», имея в виду, что нас трудно заставить преклонить колени перед конунгом, ярлом или херсиром. Уроженцы Вингульмёрка прослыли непокорным народом. Тогда мы еще не знали, но в Йомсе были люди, похожие на нас, которые не были связаны ни с одним конунгом, но которые предпочли стать воинами. Караульный повернулся и крикнул кому-то внизу:
– Торгунна! Приведи своего отца!
В Йомсборге было двое ворот. Одни находились на северной стороне, там между холмов проходила тележная дорожка, а вторые были морскими воротами. Внутри них судно попадало в канал между двумя бревенчатыми стенами и легко могло быть задержано цепями и длинными палками, которые спускались сверху с бруствера по обеим сторонам. Это позволяло перестрелять всех находящихся на борту, не повредив при этом судно. Мы с Бьёрном заметили эти палки, когда заходили в канал, и удивились, для чего они были предназначены, а потом мы очутились в порту и раскрыли рты от удивления. Никогда мы не видели столько боевых кораблей. Там стояла по меньшей мере сотня кораблей, а то и две сотни. За бревенчатыми стенами вдоль побережья были построены деревянные пристани, к ним и были пришвартованы суда. Здесь царил порядок, который так редко можно было встретить в те времена, и не только в гавани. Я встал на ноги и прислонился к мачте, мне были видны десятки домов с соломенными крышами, а между домов проходили широкие улицы. По ним ходили люди, я увидел кузницу на краю причала, до меня доносились запахи конского навоза и дыма костров, но не было того характерного для Йорвика смрада. Местами раздавались удары топоров, я слышал, как где-то смеялся человек, потом я увидел двух мужчин и одну женщину, направлявшихся к пристани, один из них откинул назад через плечо свою накидку, отороченную мехом, и махнул нам рукой, давая понять, чтобы мы приблизились.
Скорее всего, мои дорогие читатели, вы уже слышали о Вагне, сыне Аки, и его дочери, потому что о нем и его родственниках была написана сага, увековечившая его в истории. О нем говорили, что он был последним свободным языческим хёвдингом, а рассказы о его свирепости дошли до разных концов света, так что даже темнокожие халифы знали о нем. Я знаю, что ростом он был на голову выше даже самых высоких воинов, плечи его были такими широкими, что ему приходилось боком проходить в дверь, а силы и необузданности столько, что в бою он в одиночку мог расчистить целую палубу. Но тот Вагн, который вышел к нам в тот вечер, не был ни высок, ни широк в плечах. Он встал, заложив руки за свой серебряный пояс, а когда мы опустили весла в воду и остановили нашу шнеку в нескольких саженях от него, он посмотрел на нас своими умными глазами и приобнял за плечи молодую женщину, стоявшую рядом с ним.
Мне доводилось уже встречаться с могущественными людьми, и я сразу почувствовал властность, исходившую от них. Было в их поведении что-то такое, что сразу приковывало внимание, что-то такое в их взгляде, что заставляло отойти на почтительное расстояние, им не приходилось повышать голос, потому что их все и так слушали. Вагн был именно таким человеком. На нем была голубая накидка, отороченная черным мехом, куртка длиной до колен и высокие кожаные сапоги с роговыми пуговицами. Прядь седых волос, спускавшаяся с подбородка, делила его длинную каштановую бороду надвое. Шрам на виске практически полностью закрывал правый глаз, но это нисколько не портило его, черты лица были приятными.
Женщина, сопровождавшая его, была такого же возраста, что и Бьёрн. Она была очень похожа на своего отца, и, хотя мы до сих пор не знали, кем они приходятся друг другу, было очевидно, что перед нами стояли отец и дочь. У нее были такие же черты лица, как и у него, только более тонкие, и кожа была нежной как у ребенка. Блондинка с большими серыми глазами и длинными густыми волосами. Одета она была в зеленое платье со шнуровкой сбоку, плотно облегавшее грудь, такие носили лишь знатные дамы. На тонкой талии красовалась золотая пряжка, а шею украшало ожерелье с разноцветными камнями, также выкованное из золота.
Разговор с нами начал мужчина, который был вместе с Вагном, а не он сам. Почтенный седобородый муж до этого момента стоял, спрятав одну руку под коричневой меховой накидкой. Он откинул ее, и мы увидели, что правой руки у него не было, там виднелась лишь культя.
– Ваши имена, – раздался голос однорукого, в то время как свою вторую руку он положил на рукоять меча. На поясе виднелся красивый широкий кожаный ремень, он был одет в штаны с кожаными заплатами на коленях.
– Бьёрн, – сказал брат и кивнул в мою сторону: – Это Торстейн.
– Откуда вы?
– Вингульмёрк, – ответил Бьёрн.
Седобородый наклонил голову набок, разглядывая нас, потом посмотрел на более молодого мужчину. Мы до сих пор не знали, кем были эти люди, но мне показалось, что это отец с сыном или еще какие-то родственники и что этот однорукий, видимо, был здесь хёвдингом. Поэтому меня очень удивило, что тот, помладше, продолжил разговор с нами:
– Назовите имена ваших отцов.
– Тормуд, – ответил Бьёрн. – Мы оба сыновья Тормуда, который был сыном Ульва.
– Вы убивали когда-нибудь?
Бьёрн задумался ненадолго, а потом кивнул. Седобородый перевел свой взгляд на меня, я откашлялся и промямлил, что мне тоже доводилось убивать людей.
– Меня зовут Аслак Толстый, – раздался голос седобородого, он положил руку на плечо второго мужчины. – А это Вагн. Он хёвдинг в Йомсборге. Вы же понимаете, что приплыли в Йомсборг?
– Да, – выдавил я. – Мы… Мы спрашивали у рыбаков.
– Сходите на землю, – потребовал Аслак. – Мы вам расскажем, что будет дальше.
Я схватился за кусок веревки, свисавшей с пристани, и привязал ее к лодке. Мы забрались на пристань, Фенрир тут же помочился на один из столбов. Женщина смерила меня взглядом.
– Ты очень молод, – произнесла она. – Сколько тебе лет?
– Четырнадцать, – ответил я.
Она посмотрела на своего отца:
– Один достаточно взрослый, а вот второй… – она кивнула в мою сторону.
Вагн молча разглядывал меня, а Аслак подошел поближе и уставился на мои руки.
– Он сильный, – проговорил он. – Но нога… С ней что-то не так. Пробегись по причалу, мальчик. Дай посмотреть, не хромаешь ли ты.
– Оставь его, – раздался голос Вагна. – Мне не нужны бегуны. Бегство оставим врагам. Дай им что-нибудь поесть. Пусть помоются. Они воняют. Псины это тоже касается.
С этими словами Вагн направился к домам. Женщина бросила снова взгляд на нас, мне показалось, что он задержался на Бьёрне, но потом она развернулась и последовала за отцом.
Однорукий повел нас на центральную площадь поселения, представлявшую собой открытую местность, откуда наверх шла тележная дорожка в сторону северных ворот. Поднимаясь в город, мы видели, что все дома расположены по прямым линиям и на этой площади все эти линии сходились. Ряды домов напоминали спицы колеса, а площадь была ступицей. Мы были здесь не одни. На улицах было очень тихо, а вот на площади жизнь бу