– А муж? У нее есть муж?
Сидтрюгг продолжать вырезать:
– У нее был мужчина, но он мертв.
Бьёрн поднялся. Почесал затылок, посмотрел на дверь, а потом пошел к нашим лавкам и лег. Там уже пристроился Фенрир, положив голову на свернутые одеяла. Я повернулся к Сидтрюггу и спросил:
– Здесь есть человек по имени Хальвар?
– Есть, – ответил Сидтрюгг. – Здесь многих так зовут. Я четверых знаю. Один из них живет в этом доме, только его сейчас здесь нет. Он у женщины на соседнем хуторе.
Глупая улыбка расползлась по его лицу. Сидтрюггу не шла улыбка, он слишком растягивал верхнюю губу, когда улыбался, а когда начинал смеяться, то похрюкивал.
– Тот человек, о котором я говорю, он заверил, что отсюда. Из Йомсборга. Я его встретил… Я спас его. В море возле берегов Ирландии.
Сидтрюгг погладил себя по губам тыльной стороной руки, как бы убирая улыбку.
– Он пообещал, что замолвит словечко за меня, если я доберусь сюда.
Сидтрюгг кашлянул:
– То, что ты его спас в море, возможно, что-то и значит. А может, и ничего не значит. Думаю, тебя здесь считают слишком юным.
Больше мы не разговаривали в тот вечер с Сидтрюггом. Он встал, почесал спину, пошел к своей кровати, снял длинную рубаху и штаны и забрался под одеяло.
Я просидел до позднего вечера, размышляя над словами Сидтрюгга и задаваясь вопросом, куда мне податься в случае, если меня не оставят здесь? Была весна, приближалось лето. Я мог бы прожить, ловя рыбу, и даже, возможно, построил бы хижину среди песчаных холмов, но с приближением зимы мне пришлось бы туго. Тогда я был бы вынужден снова поехать на север в места, где был лес, который укрыл бы меня от ветров и где водилась дичь, которая могла послужить мне пропитанием, пока водоемы были покрыты льдом.
Должно быть, я так и заснул на лавке, потому что следующее, что я помнил, – это как кто-то положил мне руку на плечо. Я мгновенно проснулся и увидел Бьёрна, стоявшего рядом со мной. Лицо его было очень серьезным. «Нам пора идти», – сказал он мне и кивнул в сторону двери. Там стоял однорукий Аслак с парой йомсвикингов. Седобородый держал в руке ведро, а у каждого из воинов был щит, два топора, лук и стрелы.
Мы с братом последовали за ними. Фенрир остался с Сидтрюггом, потому что Аслак буркнул нам, что туда, куда мы направляемся, брать пса нельзя. Было раннее утро, на влажных дощатых мостовых и соломенных крышах домов виднелась роса. Сначала нас привели на площадь, где мы мылись. Людей там почти не было. Прибыло несколько конных повозок, и торговцы уже были готовы поставить свои палатки. Аслак подошел к одному из них, собиравшемуся выгружать связки с зеленью, свободно вынул пучок зелени из одной связки и что-то сказал торговцу. Тот посмотрел на нас с Бьёрном, почти невидный из-за своей седой бороды. На мгновение его взгляд остановился на мне, потом он что-то сказал Аслаку и покачал головой. Аслак буркнул что-то в ответ, засунул пару стручков гороха под свою культю и махнул рукой на север.
– Туда, – сказал он. – Мы направляемся к холмам.
С площади в северном направлении шла тележная дорожка к воротам, которые назывались Сельскими. Как и Морские, они представляли собой огромные врата высотой ростом в четыре человека, а шириной – в два. Днем, как правило, они были открыты, чтобы торговцы, охотники и прочий люд могли свободно заходить и выходить через них. Если бы вы забрались на бруствер и посмотрели на север в надежде увидеть там море, вас бы постигло разочарование. До него была четверть дня пути, а между полуостровом, на котором располагался Йомсборг, и берегом на севере рос роскошный густой лес. Люди, живущие неподалеку, знали, что там нельзя охотиться, потому что йомсвикинги сами ловили дичь в том лесу.
Аслак с двумя йомсвикингами привели нас на равнину, расположенную чуть севернее полуострова. Мы перешли через речку по мосту восточнее частокола, чтобы дойти дотуда. Это был широкий и красивый мост, на бревнах которого вырезали изображения богов и воинов в битве против морских змиев и огромных великанов, а некоторые бревна были выкрашены золотой и красной краской.
На поляне Аслак с воинами закинули оружие за плечи, а нам с Бьёрном приказали взять щит и топор. Мы выполнили приказ. У щитов была маленькая рукоятка, позволявшая воину ухватить кинжал или сакс, не выпуская его. У этих щитов еще был кожаный ремень, в который можно было просунуть руку, но мой мне уже был мал, потому что за то время я вырос, а мои руки стали более сильными и крепкими, чем у большинства взрослых мужчин. Аслак это заметил, так как указал на меня и сказал, что мои руки многое могут выдержать, а вот моя хромая нога его сильно беспокоит. После этого он засунул большой и указательный палец в рот и громко свистнул, и я только успел поднять топор, как те два воина бросились на нас. Ни один из них не пользовался топором или мечом, а лишь какими-то дубинами, вырезанными из корней дуба. Мы с Бьёрном встали в оборону со щитами, но нас быстро оттеснили друг от друга. Мы не пропустили ни одного удара, пока наши щиты не разлетелись на части. Тогда те двое отошли на несколько шагов, их глаза, еще мгновение назад полные свирепости берсерков, спокойно смотрели на нас.
Начался первый этап испытаний: тот, кто во время боя будет просто стоять или начнет убегать при нападении, никогда не будет принят в Йомсборге. В бою нас могут теснить назад, но Вагну нужны люди, умеющие нападать. Ни Бьёрн, ни я ничего об этом не знали, и если быть честным, то тогда мне казалось, что нас привели туда, чтобы убить. Где-то сбоку я слышал голос Бьёрна, твердивший мне:
– Нападай, Торстейн! Нападай на них!
Мы с Бьёрном обрушивали на йомсвикингов один удар за другим. Они даже не пытались остановить нас, лишь отступали, шаг за шагом, пока наконец не начали уворачиваться от наших ударов, иногда подставляя свои дубинки, и вот Аслак свистнул снова. Чернобородый, грубо сложенный воин, стоявший напротив, оглядел меня с головы до ног, кивнул сам себе и улыбнулся. Трудно было понять, что сквозило в той улыбке – насмешка или одобрение. К нам подошел Аслак и подал мне стрелы и лук, а Бьёрну – ведро.
Брат вытянул его перед собой.
– Ведро?
– Да. – Аслак вынул один из пучков зелени, которые прихватил с собой, заложив за пояс. Взял веточку и прожевал ее. – У тебя хороший удар. Но и трусы могут хорошо биться.
– Я не трус, – рыкнул Бьёрн, и его глаза потемнели.
– Вон деревце там, видишь? – Аслак указал на молодую березку на приличном расстоянии от нас.
– Да, – ответил Бьёрн.
– Если ты не трус, иди туда.
Бьёрн посмотрел на него, а тот на лук в моих руках. Брат понял, к чему все идет, и это ему ужасно не понравилось.
– Я могу сражаться, – заявил он. – Я знаю, как убивают.
– Нам не нужны люди, которые могут сражаться. – Аслак отщипнул от стебля еще листочек.
– Этому мы можем их научить, – раздался голос чернобородого, с которым я только что бился.
– Это правда, – продолжил Аслак. – Мы можем научить бить и колоть. Но мы не можем научить мужеству. – Он поковырялся у себя в зубах и бросил беглый взгляд сначала на меня, а потом на Бьёрна. – К нам часто приходят такие же, как вы, братья или друзья, служившие в одной дружине. Все они говорят, что они смелые и отважные воины в бою, когда поют мечи и свистят стрелы. Но все дело в том, что мужеством можно похваляться, а вот показать его трудно.
– Я могу вам его показать, – решительно произнес Бьёрн. Он опустил ведро и направил топор на тех двух с дубовыми дубинами. – Я могу побороть их обоих.
Аслак вздохнул, сплюнул кусочек стебля.
– Когда к нам попадают братья или друзья, мы проверяем их на мужество, позволяя одному выпустить стрелу против другого. – Он подошел к Бьёрну и пнул ведро. – Подними его, мальчик, и иди к дереву. Если ты откажешься, то тебе нечего здесь делать. Лишь самые отважные удостаиваются места среди йомсвикингов!
Бьёрн поднял ведро и пошел. В его чертах сквозило что-то, похожее на стыд, пока он, оглядываясь назад, двигался в сторону деревца.
– А ты, – уставился своими серыми глазами на меня Аслак, – хорошо владеешь луком?
– Нет, – ответил я, потому что не хотел стрелять.
– Мне жаль твоего брата. – Аслак схватил меня за плечо и поставил перед собой. – Попробуй выстрелить как можно лучше и не вздумай стрелять в сторону. Я по твоим глазам сразу замечу, если соберешься так поступить.
– Тогда я лучше откажусь.
– Другие могут выпустить стрелу вместо тебя, если тебе так хочется. Но тогда спроси у себя, действительно ли ты готов доверить жизнь своего брата людям, которых совсем не знаешь.
Бьёрн дошел до березки. Встал к нам лицом, и чернобородый прокричал ему, чтобы он держал ведро на вытянутой руке. Бьёрн так и сделал. Он не дрожал, взгляд был твердым. Я понял, что сейчас проверяют не мое умение стрелять из лука, а мужество моего брата. Бьёрн находился на расстоянии примерно сорока шагов, что было не так далеко для такой крупной цели. Лук был тяжелым, и мне пришлось приложить все свои силы, чтобы держащая стрелу рука не тряслась. То, что я ни разу не стрелял из этого лука, усложняло задачу, но я поступил так, как делал обычно. Сначала посмотрел на цель – ведро, болтавшееся в руке моего брата, прицелившись в самую середину. Сделал вздох прежде, чем выпустить стрелу. Раздался хлопок, и я опустил лук. Стрела попала в ведро.
– Стреляй еще, – крикнул мне Бьёрн. – Ведро все равно уже испорчено!
Отвага моего брата, должно быть, передалась мне, потому что я протянул руку к Аслаку, чтобы он подал мне стрелу. Ему это не понравилось. Он выплюнул зеленую массу, которую жевал, и сердито посмотрел на меня.
– Попроси брата вернуться.
Я крикнул Бьёрну, чтобы он возвращался. Бьёрн вернул ведро Аслаку, тот вынул из него стрелу и убрал ее за спину.
– Ты прошел испытание, – сказал он, отдавая стрелу брату. – Неси ее к Вагну. Он запишет тебя на один из кораблей.
– А что с Торстейном?
Аслак поправил накидку на культе: