Бурицлав сел обратно на трон и что-то сказал толмачу. Тот перевел Олаву, что Бурицлав знает, что не только из-за приданого прибыл он сюда.
– Это правда, – согласился Олав. – Я здесь не только из-за приданого. Я не хотел приезжать сюда, минуя корабли Свейна и Олофа, если бы не знал, что вендский конунг – человек большого мужества.
– Так поведай нам, зачем ты пожаловал сюда. – Толмач положил руку на спинку трона. – И поторопись, потому что Бурицлав уже теряет терпение.
Олав снова поворошил угли кочергой, но на этот раз оставив ее лежать там. Он взял кружку, сделал глоток, выглядел он очень задумчивым. Начав говорить, он смотрел на пламя, а не на Бурицлава.
– Я правлю по всему норвежскому побережью, – произнес он. – От Вика до Финнмарка. Но не по воле меча я стал конунгом. Серебром. Четыре года я прикармливал херсиров, хёвдингов и дружинников. – Олав положил руку на затылок и тяжело вздохнул. – За те же четыре года Свейн Вилобородый стал могущественнее кого бы то ни было. И сейчас, когда он заключил союз с Олофом Шетконунгом… Свейн – алчный человек. Ютландии и Зеландии ему будет недостаточно. Скоро он отправится на север, чтобы присвоить себе Вик. Так же обстоят дела и с Олофом. Он пойдет вниз по Одеру и будет грабить. Тысячи датчан заполонят нашу землю, Бурицлав. Они разорят наши запасы зерна и сожгут деревни. – Олав поднял глаза и посмотрел вокруг, пока толмач переводил сказанное им, потом он продолжил: – Они будут насиловать наших женщин. Они заберут все, что у нас есть.
Олав отодвинул от себя кружку и снова повернулся к Бурицлаву.
– Могущественный Бурицлав, конунг земли вендской. Мы оба христиане. Огонь между нами в твоем зале, как союз Свейна с Олофом. Он разделяет наши две великие державы! – Олав обошел очаг. – Я послал гонцов к Этельреду в Англию с просьбой дать мне корабли и воинов, но он отправил лишь монахов и книжников. Поэтому мне нужен твой меч и твои люди. Вместе, как братья, мы сможем разорвать те сети, которые Свейн и Олоф накинули на Каттегат. Мы покажем им, что ни один датчанин, ни один швед не смеет накладывать свои руки на то, что принадлежит нам!
Бурицлав дотронулся до бороды, внимательно слушая толмача.
– Во времена твоего отца вы правили на Балтийском море, – продолжил Олав. – Вы пересекли Каттегат как свободные люди, и ни один датчанин не осмелился остановить вас! Я прошу твоей дружбы, отважный Бурицлав! Я прошу, чтобы ты расценивал приданое Тюри как знак твоего величия! Взамен я готов стать твоим братом, а мои люди плечом к плечу будут сражаться с твоими дружинниками!
Бурицлав подозвал толмача поближе к себе и что-то тихо сказал ему на ухо.
– Конунг Бурицлав желает знать, где остальные твои люди, – сказал толмач.
– На кораблях, – ответил Олав. – Мы стоим на якорях выше по реке.
Снова заговорил Бурицлав.
– Бурицлав слышал, что зимы в Норвегии суровые. Это правда? – перевел толмач.
– Да, это так, – ответил Олав.
Бурицлав сказал еще что-то толмачу и смотрел не отрываясь на Олава, пока переводили его слова:
– Бурицлав считает, что за тобой охотится сын ярла Эйрик и ты решил провести эту зиму здесь.
Олав в задумчивости стоял и смотрел на огонь.
– В Норвегии неурожайный год. Лето было холодным, и зерно не уродилось. Люди начали обращаться к старым богам, принося им жертвы. Многие настроены против меня.
Бурицлаву перевели слова Олава, и он кивнул. Он понимал, в чем дело, как и все мы. Мне это все не понравилось. Я отошел к двери и выскользнул в нее, помчавшись на конюшню. Там я быстро оседлал Вингура. Фенрира я нашел возле дома для рабов, сунул его под мышку, вскочил на седло и поскакал прочь из деревни.
Весь тот день я провел в лесу. Сначала поскакал на север, потому что был очень напуган и хотел побыстрее скрыться, мне хотелось проскакать до ночи и исчезнуть. Но ко мне начал подступать страх, я остановился и долго просидел в седле. Я прекрасно помню то место, где остановился, у могучего дуба. Было безветренно, на землю медленно падала золотая листва. Изо рта лошади валил пар. И я понял, что не смогу отсюда сбежать. Я больше не был маленьким мальчиком, той осенью мне исполнялось девятнадцать лет. Я был йомсвикингом. И в Вейтскуге меня ждала женщина.
Я опустил поводья прямо под тем дубом, потому что решил, что возвращаться будет лучше в темноте. Не успел я сесть и разжечь костер при помощи огнива, как услышал звук молота. Это был не кузнец на Пристанях, звук шел с запада. Чем дольше я стоял, тем отчетливее слышал мужчину, который кричал:
– Бери! Бери! Держи!
Я понял, что слышал голоса людей Олава. Я сел в седло и шагом направил Вингура через лес, и, не доезжая несколько полетов стрел до лагеря, мне попались следы лошадей: конница Олава, должно быть, проскакала здесь. Сквозь деревья я с трудом различал реку. Я забрался на песчаный вал, где меня скрывали заросли березы, но был достаточно высоко, чтобы хорошо видеть реку. Боевые корабли стояли на якорях длинной вереницей, я насчитал двенадцать штук. Самый первый в ряду был просто огромным, в два раза длиннее, чем остальные, а борта – такими высокими, что он напоминал плавучую крепость. Корма и форштевни блестели золотом, и я решил спуститься вниз по течению с Вингуром и Фенриром, чтобы получше разглядеть его. Вскоре я понял, что удары молота раздавались оттуда. Там под форштевнями висел мужчина на беседке из веревок и тали, он ковал голову дракона, украшавшую носовой штевень. Именно она сверкала. Правый борт был уже наполовину снят и торжественно перенесен к центральному люку, где аккуратно наносили золото. Теперь на борту я смог разглядеть огромную черную собаку, принадлежавшую Олаву. Я вспомнил, что ее звали Виге. Она сидела на шкуре в тени возле мачты, но ее голова была поднята, а глаза внимательно следили за всем; она была на вахте.
Если бы у меня было время на размышления, я бы ни за что не взял Вингура со мной на берег реки. Там водились слепни и огромные твари, которых мы прозвали вендскими мухами. Одна из них села на шею Вингуру, он начал вскидывать голову и ржать. Я убил эту муху тыльной стороной руки и постарался успокоить Вингура, как мог, но на кораблях услышали меня. Некоторые подошли к краю борта. Один из них взялся за ванты, прикрепленные к внушительной мачте, взобрался на рею и оттуда принялся разглядывать берег, а потом показал на холм, за которым я прятался. Я узнал этого человека. Я знал его слишком хорошо. Длинные волосы спускались по его плечам. Он поправился, его живот нависал над штанами. Но его глаза – маленькие злые глаза под низким лбом… Там стоял Рос.
29Бегство
Первые дни после прибытия Олава я скрывался в лесу. Перед тем как уехать, рассказал Сигрид и Эйстейну, что Олав и его люди приехали за мной и моим братом. Эйстейн пообещал присмотреть за Сигрид, пока меня не будет, и позаботиться о том, чтобы ни один из дружинников Олава не притронулся к ней, хотя он считал, что это вряд ли произойдет, потому что она – собственность Бурицлава. Он также хотел объяснить Вагну и Аслаку, почему я был вынужден скрываться.
В те дни я прятался на севере в лесах, было холодно. Я построил себе укрытие под валежником, сидел там вместе с Фенриром и размышлял. Если Олав и его люди приехали, чтобы провести здесь зиму, то куда деваться мне? Олав, скорее всего, уже рассказал Росу, что видел меня. Возможно, открыто он не осмелится напасть на меня, ведь я уже был йомсвикингом, но если ему представится случай встретить меня, когда я буду один, в темный осенний вечер… Он может подождать меня за углом дома и напасть, когда я буду проходить мимо. Один лишь удар ножом, его рычащий голос, звучащий в ушах… Он отомстит за своего брата при первой же возможности.
Четыре дня и четыре ночи я провел в лесу. На пятый день к моему убежищу в лесу прискакал Эйстейн и рассказал, что Олав со своими людьми вернулись на корабли. Было решено, что им позволят перезимовать здесь, но с условием, что они будут жить на своих судах и в лагере, который могут разбить на берегу реки.
Мы с Фенриром и Эйстейном поехали обратно в Вейтскуг. Наступил уже вечер, когда я поставил Вингура в конюшню, а дома скрылись в осенних сумерках. Я положил в стойло сена, налил воду в корыто и пошел в дом для рабов. Как только я заглянул внутрь, то увидел деверя. Широкоплечий и чернобородый, он поднялся и направился ко мне, как какое-то большое животное. Он стоял передо мной и что-то сердито говорил на своем странном языке, а потом показал кулак и тихонько кивнул. Я совершенно не понял, что он хотел мне сказать, но я услышал, что кто-то стоит за мной – это была Сигрид. Сначала она перекинулась парой слов с деверем, не отрываясь глядела на меня, а потом выскользнула на улицу.
Я схватил ее. Не знаю, что нашло на меня, но мои руки сжимали ее спину и ягодицы. Я целовал ее в ямочку на шее и в губы, она тяжело дышала и пыталась меня отпихнуть. Я готов был овладеть ею прямо здесь, в нескольких шагах от палат Бурицлава, но она оттолкнула меня.
– Не здесь, – прошептала Сигрид. – Не сейчас. Кто-нибудь может прийти.
Я отпустил ее и, не сказав ни единого слова, пошел через двор мимо круглого форта, а Фенрир хромал за мной. Я зашел в длинный дом и упал на свою койку возле стены, а те, кто был внутри, подошли ко мне узнать, как мои дела, но я лишь сидел и смотрел перед собой. Помню, что рядом со мной стоял Эйстейн и объяснял остальным, что я жил в лесу и что им стоит оставить меня в покое, потому что сам Один защищает меня и заботится обо мне. Возможно, отчасти он был прав. Человек может терпеть бесправие и жить с этим на протяжении многих лет, может терпеть рабский ошейник и удары плетью по спине. Но отведав свободы, почувствовав свою силу на поле боя, он не может мириться с этим дальше. Я уже был взрослым, я был йомсвикингом. Мне не надо было больше бояться. И я решил уехать отсюда, как можно скорее, взяв с собой Сигрид.
Через день я поскакал к Пристани и выменял себе карту. На шкуре было лишь несколько черт, они показывали течение рек, и крестами были отмечены места, где я мог защититься от грабителей и дикарей. Я уже знал, что безопаснее всего будет двигаться в северном направлении до Балтийского моря, а дальше вдоль берега на восток. В стране эстов человек, умеющий строить лодки, мог рассчитывать на теплый прием. Мы с Сигрид не сказали бы, откуда мы, и представились бы другими именами, чтобы ничто не могло привести к Бурицлаву.