— Скажите, Ева, почему вы так поступили?
— Вы относились ко мне по-человечески, — ответила она.
С Евой, к большому сожалению генерала, пришлось расстаться. Он прекрасно понимал: никто не может дать гарантий, что происшествие с ее братом не является всего лишь ловким ходом для того, чтобы войти в доверие и закрепиться в окружении генерала. Береженого бог бережет…
Нину, разумеется, взволновал этот эпизод, но долго предаваться эмоциям ей было некогда. Дел хватало и в Люблине (хотя этими делами она себе голову старалась не забивать — отец скажет все, что надо), и в Варшаве, откуда она старалась не уезжать надолго даже летом. Но если девушка мыслями уже переносилась в польскую столицу, к товарищам по ZWM, то у командующего округом заботы были несколько иного масштаба. Ведь помимо весьма обширных забот по своему округу, на нем лежали и другие, не менее серьезные обязанности.
Совсем недавно одна из проведенных с его участием операций подошла к своему завершению. Польское правительство достаточно ясно дало понять британскому послу, что больше не желает иметь с ним дела. А когда из страны было выслано несколько офицеров разведки, работавших под крышей посольства, правительство Великобритании решило не доводить дело до объявления посла персоной нон грата и само отозвало его. Сэр Виктор Фредерик Уильям Кавендиш-Бентинк, девятый герцог Портлендский, был вынужден вручить президенту Беруту отзывные грамоты и без всякой помпы покинуть Польшу вслед за своими сотрудниками.
Не состоялся и обещанный герцогу перевод его послом в Бразилию. Похоже, несмотря на вой британской и американской прессы по поводу грязной клеветнической компании, развязанной коммунистами вокруг достойного британского джентльмена, информация о его амурных похождения не была слишком уж преувеличена, ибо вскоре после его отзыва последовал развод сэра Виктора с женой. Это поставило крест на дипломатической карьере совсем недавно высокопоставленного разведчика.
Одновременно по всей Польше прокатилась волна арестов членов организации WiN. Правда, как оказалось впоследствии, эта организация еще не сыграла свою роль до конца. Однако ее новой ипостаси суждено было оказаться весьма своеобразной…
2. Дипломатические перестановки
Пока же Великобритании пришлось озаботиться присылкой нового посла и основательной перетряской персонала посольства. От греха подальше сменили и весь польский вспомогательной персонал в Варшаве, так что агент генерала Речницкого, пани Кристина, оказалась не у дел.
Над Лондоном стояла удушающая июньская жара, когда из здания Парламента в Вестминстере вышел и отправился на прием к своему прямому начальнику некий джентльмен в строгом костюме и котелке, недавно получивший назначение вторым секретарем посольства Великобритании в Польше. Он направил свои стопы не направо, к Уайтхоллу (Форин Оффис джентльмен посетил вчера, получая свое назначение), а пересек наискосок площадь перед Парламентом. Хотя его начальник и подчинялся министру иностранных дел, его деятельность имела мало общего с дипломатией. Джентльмен в котелке шел к постоянному секретарю SIS.
Однако, несмотря на то, что резиденция Секретной Службы Его Величества располагалась по адресу 54, Broadway, джентльмен не свернул и на Виктория Стрит, чтобы по ней выйти к Бродвею. Вместо этого он пошел по Хорс Гардс Роад и, миновав Королевскую Кордегардию, срезал угол через Сент Джемс Парк. Затем по Марльборо Роад он вышел на Сент Джемс Стрит — средоточие аристократических клубов. Именно здесь, под самым боком у Сент-Джемского Дворца, завел себе рабочий кабинет его шеф, генерал-майор Стюарт Миниз [3].
Беседа начальника и подчиненного была достаточно короткой. Генерал-майор подчеркнул, что в Варшаве придется исправлять последствия провала прежней команды и искать новые способы как-то повлиять на ситуацию в желательном направлении.
— Простите, сэр, — с почтением произнес вновь назначенный второй секретарь, — но вчера в Форин Оффис я так и не смог добиться определенного понимания того, что же там считают «желательным направлением».
Лицо генерала на мгновение закаменело. После затянувшейся паузы он подошел к столику у стены, открыл коробку с сигарами, достал одну из футляра, провел ею рядом с носом, принюхиваясь, затем обрезал кончик небольшой настольной гильотинкой и не спеша раскурил от большой спички, с силой втягивая в себя воздух. Его собеседник не выносил табачного дыма, но ни словами, ни жестами, ни мимикой не выдал своих эмоций по этому поводу. Генерал, продолжая стоять у столика, с видимым удовольствием сделал несколько затяжек, а затем, сменив выражение лица на довольно кислое, наконец, заговорил:
— И на Уайтхолле, и на Даунинг-Стрит предпочитают говорить очень обтекаемыми и напыщенными фразами о миссии содействия демократии в Польше и восстановлении ее подлинной независимости, — процедил он, возвращаясь за свой массивный письменный стол.
— И все же как далеко, по вашему мнению, простирается их желание добиться демократии и независимости для этих поляков? — настойчиво добивался ясности подчиненный. — Понятно, что мы не можем действовать так, как в Греции. А что же мы можем?
— Все, — веско уронил слово хозяин кабинета и сделал еще одну затяжку. — Все в пределах утвержденного нам бюджета, — и в его голосе слышалась скорее горечь, нежели ирония.
— Понятно… — протянул джентльмен, собеседник генерала. — То есть мы обязаны толкать поляков на то, чтобы те насолили русским как можно больше, но ни на какое серьезное вмешательство Правительство Его Величества не пойдет… А что думают наши друзья за океаном?
Генерал-майор не отвечал, постукивая ладонью по столу, затем откинулся в кресле и сделал несколько обстоятельных затяжек. Наконец, позволив собеседнику сполна насладиться запахом довольно едкого сигарного дыма, он заговорил:
— При их весьма странной демократии вообще ни черта поймешь! Посол в Варшаве хочет всего и сразу, начальник Центральной Разведывательной группы контр-адмирал Сойерс старается во все сунуть нос, но ни за что не отвечать, госсекретарь же, напротив, желает, чтобы к нему не приставали с польскими делами. В результате президент Трумэн смотрит на всю эту компанию и ни на что определенное не может решиться, тем более что Гарри не доверяет людям Рузвельта и, похоже, смещение Сойерса — вопрос уже решенный! — постоянный секретарь SIS в раздражении встал из-за стола, на мгновение отвернулся к окну, затем вновь посмотрел на собеседника и, аккуратно затушив сигару и спрятав ее в футляр, заключил:
— Так или иначе, нам надо исполнять свой долг перед Британией.
После столь ясных инструкций джентльмен в котелке, похожий на тысячи подобных же служащих, снующих по Лондонскому Сити и правительственным кварталам, все же направил свои стопы на Бродвей, 54. «Неужели и нас заразила эта американская манера столь фамильярно называть самых высших должностных лиц? — с болью думал второй секретарь посольства. — И это говорит сэр Стюарт! Президент для него — «Гарри»! Это же надо такое вымолвить. Что же дальше будет? Остается только назвать Его Величество — Джи, — и джентльмен сам ужаснулся промелькнувшей у него мысли. — Боже, куда катится Британия?!»
Но сокрушаться по поводу подрыва британских традиций было некогда. Ему предстояла долгая беседа с двумя коллегами, недавно вернувшимися из Варшавы, и с инспектором Северной Зоны SIS (куда входили Скандинавия, Польша и СССР) Гарри Лэмбтоном Карром.
…Беседа шла уже не первый час, когда первый коллега произнес:
— Следующая фигура, представляющая несомненный интерес, — генерал Речницки.
Второй секретарь посольства потер лоб. Все-таки день уже шел к концу и усталость давала о себе знать:
— Речницки, Речницки… — он потянулся к папкам, лежащим на столе.
Гарри Карр остановил его:
— Не надо. Якуб Речницки, бригадный генерал, занимает должность командующего округом, переведен в Войско Польское из Советской Армии. По имеющимся отзывам — довольно способный офицер.
— Из Советской? И что, есть шансы? — немного недоверчиво переспросил секретарь посольства. — Это была бы удача! Ее нам сейчас очень не хватает.
— Шансы есть, — вклинился в диалог второй коллега, закуривая уже которую по счету сигарету, — но не все так просто. С одной стороны, генерал сейчас единственный из числа советских, кто не отвергает контакты с нами. Была проведена жесткая проверка, и предположение, что через него советские спецслужбы пытаются подвести к нам свою агентуру, не подтвердилось. С другой стороны, генерал не желает брать на себя никаких обязательств.
— И какой смысл тогда его обхаживать? Прижать угрозой разоблачения перед Москвой его контактов с нами — и все! Записи, надеюсь, вы не поленились сделать? — судя по тону, которым были произнесены эти слова, второй секретарь явно желал доминировать в разговоре.
— Разумеется, сэр. Но это оказался крепкий орешек. Знаете, что он сказал в ответ на нашу попытку припереть его к стенке? «Вы что, — заявил он с истинно шляхетским гонором, — возомнили, что из меня можно сделать простого агента?! Давайте, — говорит, — сюда вашу аппаратуру, и я вам наговорю еще на несколько часов записи. И сам отвезу в Москву, чтобы избавить вас от лишних сложностей. Неужели вы так рветесь предъявить МГБ доказательства ведущейся сотрудниками посольства деятельности, несовместимой с дипломатическим статусом?» — второй коллега покачал головой, затем обратил внимание на свою сигарету, догоревшую уже почти до пальцев, и спешно затушил в пепельнице окурок, выпустивший напоследок жалкую струйку дыма.
— Не сгущай краски, — первый коллега был настроен более оптимистично, — есть крючочки, за которые он, кажется, уже зацепился, хотя и пытается делать вид, что это не так.
— Что за крючочки? — сразу заинтересовался второй секретарь посольства.
— Речницки по происхождению настоящий поляк, причем из родовитой шляхты, — первый собеседник так и не взял в рот свою зажженную сигарету, держа ее между пальцами и небрежным жестом отставив кисть в сторону. — В одной из главных ветвей рода Потоцких он остался единственным потомком, хотя и по женской линии. И ему явно льстит, что старая польская аристократия готова признать его и принять в свои ряды.