— Ну, доча, не ерепенься. Жалко тебе, что ли, постоять часок?
Вот и вышло так, что Нине сунули в руки карабин и поставили одним из номеров. Вовсе не собираясь ни в кого стрелять, девушка отыскала подходящий пенек и пристроилась там с книжкой, которую предусмотрительно захватила с собой.
Увлеченная чтением, она подняла голову только тогда, когда в нескольких шагах от себя услышала грозный храп. Прямо перед ней стоял благородный олень с роскошными ветвистыми рогами, по семь отростков на каждом, и налитыми кровью глазами. Самец в период гона — а как раз шел конец сентября — страшный зверь. Олень всхрапнул еще раз, нагнул голову…
Снова воспринимать все происходящее вокруг себя Нина смогла только тогда, когда осознала себя сидящей в развилке небольшого деревца, росшего неподалеку. А внизу храпел и рыл копытами землю рассвирепевший олень. Удар рогами в дерево заставил нетолстый ствол сильно покачнуться, а Нину — изо всех сил вцепиться руками в ветки. Еще удар, еще и еще…
Дерево раскачивалось резкими рывками, да так, что удержаться на нем становилось мудрено. Нина со страхом ожидала, что случится, если пальцы не выдержат и ветви при очередном ударе вырвутся у нее из рук. В миг краткой паузы между ударами она выпустила из рук ветви и обняла двумя руками ствол. Однако и это мало помогало — рывки становились едва ли не сильнее и чаще, так что кольцо ее рук вот-вот грозило разжаться…
Но тут удары неожиданно прекратились. Девушка бросила взгляд вниз, чтобы понять, что случилось: не решил ли олень уйти, видя бесплодность своих усилий?
Нет, он вовсе не ушел. Самец, продолжая зло всхрапывать, лишь отошел немного, явно намереваясь разбежаться и долбануть по дереву со всей мочи. Девушка не стала дожидаться результатов этой атаки, сдернула карабин с плеча и всадила красавцу-оленю пулю в голову, немного пониже развилки между рогами. Жалко было этого неукротимого и великолепного в своей ярости зверя до невозможности, убивать его совершенно не хотелось, но падать с дерева ему на рога хотелось еще меньше. Так у Нины появился ее первый и единственный охотничий трофей.
8. Колье
По возвращении в Варшаву Нина первым делом набрала номер британского посольства:
— Леди Диана? — девушка нарочито не переходила на польское «пани», хотя телефонный диалог шел по-польски. — Добрый вечер! Когда вам было бы удобно продолжить нашу языковую практику?
Получив приглашение на следующий день, Нина задумалась. Портсигар, чем бы он ни был (а девушка сразу поняла, что он каким-то образом позволяет подслушивать разговоры), был готов к работе, и его уже приказано пустить в ход. Однако не будет ли его появление слишком неожиданным? Ведь ей очень редко доводилось демонстрировать на приемах зажженную сигарету, и потому лучше будет сначала создать убедительный мотив в глазах жены британского посла.
Прибыв к леди Диане на five-o-clock (пятичасовой чай), Нина успела обсудить с ней погоду, варшавские магазины, жен польско-советских генералов, пока, наконец, леди не решила закурить сигарету в длинном мундштуке черного дерева с тоненькой окантовкой из черной бронзы.
— Вы позволите к вам присоединиться?
— Разумеется, милочка! — едва заметным кивком жена посла подкрепила свое разрешение. — Но разве вы курите? Вот не замечала…
— Балуюсь иногда, — смущенно отозвалась девушка, доставая из сумочки портсигар, извлекая из него сигарету, вставляя в янтарный мундштук и прикуривая от встроенной в портсигар зажигалки.
— О, какой интересный мундштук, — заинтересовалась леди. — Это ведь янтарь, я не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь, — улыбнулась девушка. — Изделие местных мастеров.
— Я была бы не против приобрести такой же, — задумчиво промолвила Диана после паузы, откинувшись на спинку дивана и успев неторопливо сделать несколько затяжек. Своими серыми глазами на сухощавом, слегка вытянутом лице она смотрела прямо перед собой, казалось, ни на чем не сосредотачивая взгляд.
— Это очень просто, — ответила Нина, вынув докуренную до половины сигарету из мундштука, затушив ее и оставив в пепельнице. Пустой мундштук она протянула британской леди: — Возьмите.
— Что вы, что вы! — жена посла не стала брать предложенную ей вещь. — Спасибо, конечно, но я вполне в состоянии приобрести такой сувенир сама.
— Боюсь вас огорчить, но сейчас вы вряд ли легко найдете в продаже изделия из янтаря. Война все разрушила, и этот промысел — тоже, — пояснила девушка. — Сейчас такую вещицу можно купить только случайно.
Хотя Нина говорила в большей мере наобум, нежели на основе точного знания конъюнктуры янтарного рынка, ее слова были очень недалеки от истины. Сооружения янтарного карьера в Пальмникене были взорваны, а сам карьер — затоплен. Те немцы, которые ранее занимались мелким частным промыслом по добыче янтаря, либо бежали с наступлением советских войск, либо имели гораздо более насущные заботы, а уже осенью этого года (1947-го) предстояла депортация оставшихся в Германию. Каналы доставки янтаря из Восточной Пруссии в Польшу прекратили свое существование, и польские ремесленники-камнерезы лишились поступления янтарного сырья.
— Думаю, мне будет гораздо легче раздобыть подобную безделушку, нежели вам, — продолжала настаивать Нина.
— Вы так любезны, — бледные губы леди растянулись в улыбке, — но я не могу оставить вас совсем без мундштука. — Женщина встала, подошла к туалетному столику, на котором стояли коробка с сигарами, сигаретница, гильотинка, настольная зажигалка, и вернулась обратно с длинным мундштуком из полированного временем бамбука, опоясанного декоративными золотыми колечками.
— Вот, примите от меня в ответный подарок.
— Право же, не стоило беспокоиться, — проявила ответную вежливость девушка, но отказываться от предложенного подарка не стала.
Возвращаясь домой, Нина никак не могла определиться: перешли их отношения с леди Дианой из разряда просто приятельских в разряд дружеских? По всему выходило, что еще нет, и это вызывало опасения за безболезненный исход операции с портсигаром.
Следующий раз девушка оказалась в апартаментах жены британского посла на небольшой домашней вечеринке. Сам факт приглашения на нее был знаком дальнейшего сближения с разрабатываемым объектом, и успех следовало развить и закрепить. Но как?
Когда дамы удалились на несколько минут в курительную комнату, леди Диана не смогла не выразить вслух то восхищение, которое она не позволяла себе продемонстрировать на публике:
— Ах, пани Янина, у вас просто удивительной работы украшения!
— Фамильные, — небрежно бросила Нина, чуть заметно пожав покатыми плечами, и от этого движения на ее шелковистой коже вспыхнули искрами небольшие бриллианты, отразив свой отсверк в глубине крупных, густой зелени изумрудов, из которых было собрано колье. Повинуясь внезапному побуждению, девушка закинула руки за шею, расстегнула замочек — и тут же колье перекочевало на плечи леди Дианы.
— Нет-нет, это невозможно! — женщина почти всерьез попыталась удержать руки Нины, но безуспешно. — Я не могу принять от вас такой жертвы!
— Пусть фамильные драгоценности Потоцких станут для вас знаком того уважения, которое лучшие люди Польши питают к своим британским союзникам, — произнесла в ответ девушка, снимая со своей руки изумрудный браслет и надевая его на руку англичанки. А вот про изумрудные сережки она от волнения забыла, оставив их у себя в ушах.
(Сколько потом у Нины было проблем из-за этих сережек! На списание казенного изумрудного гарнитура была истрачена куча времени и нервов, исписана груда казенных бумаг. Но настоящие проблемы начались, когда девушка решила сдать изумрудные сережки. Бюрократия встала на дыбы. Как? Гарнитур ведь уже списан! Откуда же тогда взялись серьги? Не должно быть никаких серег! На то, чтобы оформить их возвращение в «закрома Родины», изматывающей возни потребовалось куда больше, чем на списание всего гарнитура.)
Диана заметно смутилась, но более не возражала. Подойдя к зеркалу, она полюбовалась, как смотрится на ней этот шикарный подарок, затем подошла к Нине, растрогано обняла ее и, кажется, даже хлюпнула носом.
— Что вы, леди, право, не стоит… — пробормотала девушка.
— Зови меня просто Ди, — попросила супруга британского посла, — и давай будем на ты. Во всяком случае, между собой, — не преминула добавить она.
— В таком случае, зовите… зови меня просто Янка, — ободряюще улыбнулась Нина, в то время как англичанка изящно промакивала платочком глаза и нос.
— Я скажу охране, Янка, чтобы тебя пропускали в посольство и без предварительного уведомления. Приходи ко мне, когда вздумается!
А вот это был поистине королевский подарок! Стоит ли говорить, что от сильных переживаний Нина забыла свой красивый серебряный портсигар на столике в курительной комнате?
Это был прекрасный предлог уже на следующий день к вечеру заявиться к леди Диане с извинениями и получить свой портсигар обратно. Судя по всему, если служба безопасности посольства и проявила интерес к этому предмету, то не нашла в нем ничего предосудительного. Так что Нина стала регулярно «забывать» портсигар в различных помещениях посольства. Однажды любезность британских дипломатов дошла до того, что забытую вещицу доставили девушке прямо на дом с посыльным.
Досадовать приходилось лишь на то, что это устройство не удавалось подкинуть в самые интересные комнаты. Внутренние помещения посольства вовсе не были набиты охраной, которая торчала бы на каждом углу. Охрана была, и очень бдительная, но весьма немногочисленная. Однако стоило посетителю, передвигающемуся по посольскому особняку без сопровождения хозяев, преступить некую невидимую черту, как рядом с ним тут же бесшумно возникали два пепельных дога. Они сопровождали посетителя повсюду и без крайностей, но весьма убедительно блокировали любые действия, казавшиеся им подозрительными.
И все же Нина предприняла попытку подружиться с этими псами. Если вы помните, она с детства привыкла к присутствию дома всякой живности (у них успели побывать беркут, сова, камышовый кот, песчаный удавчик, свинья, дрофа и еще куча всяческих зверей) и обладала способностью быстро находить со зверьем общий язык. Но ее попытка уговорить для начала хотя бы одного из догов поцеловаться оказалась безуспешной. Дог жалобно скулил, поджимал под себя хвост, ложился на грудь и нервно перебирал передними лапами, заискивающе глядя на девушку, и при этом глаза у него принимали донельзя печальное выражение, но оставался верен своему долгу.