В гостиную вошла Магда и, к моему великому изумлению, направилась прямо ко мне и взяла обе мои руки в свои.
— Мой дорогой, — проворковала она, — какое счастье, что вы еще здесь. Присутствие мужчины так успокаивает.
Она отпустила мои руки, подошла к стулу с высокой спинкой, чуть подвинула его, погляделась в зеркало, взяла со столика маленькую коробочку с эмалью и задумчиво стала открывать и закрывать крышку.
Поза была красивая.
В дверь заглянула София и наставительным тоном прошептала:
— Гейтс кил!
— Знаю, — ответила Магда.
Через несколько минут София вошла в комнату в сопровождении невысокого пожилого господина. Магда поставила коробочку на место и сделала шаг ему навстречу.
— Доброе утро, миссис Филип. Я поднимаюсь наверх. Ваш супруг написал мне письмо, будучи в уверенности, что завещание хранится у меня. У меня же из слов покойного мистера Леонидиса создалось впечатление, что оно у него в сейфе. Вам об этом, вероятно, ничего не известно?
— О завещании бедненького дуси-дедуси? — Глаза Магды удивленно расширились. — Нет, конечно. Не говорите мне, что эта негодная женщина там, наверху, уничтожила его.
— Ну-ну, миссис Филип, — он погрозил ей пальцем, — никаких необоснованных обвинений. Вопрос лишь один — где ваш свекор держал свое завещание.
— Как где? Он отослал его вам — в этом нет сомнений. После того как подписал. Он сам так сказал.
— Полиция, как я понимаю, просматривает сейчас личные бумаги мистера Леонидиса. Я хочу поговорить с инспектором Тавернером.
Как только адвокат вышел, Магда вскричала:
— Вот! Значит, она его уничтожила! Я так и знала.
— Пустяки, мама, она не совершила бы такой глупости.
— Совсем это не глупость. Если завещания нет, она получит все.
— Ш-ш, Гейтскил возвращается.
Появился адвокат, с ним Тавернер, а за ними Филип.
— Я понял со слов мистера Леонидиса, — Гейтскил говорил на ходу, — что он положил завещание в сейф Английского банка[114].
Тавернер покачал головой.
— Я связался с банком. У них нет никаких личных документов мистера Леонидиса, за исключением некоторых хранившихся у них ценных бумаг.
— Но, может быть, Роджер… или тетя Эдит… предположил Филип, — София, будь добра, пригласи их сюда.
Вызванный на совещание Роджер, однако, не пролил света на эту загадку.
— Абсурд, полнейший абсурд, — повторял он. — Отец подписал завещание и ясно и четко сказал, что пошлет его на следующий день по почте мистеру Гейтскилу.
— Если память мне не изменяет, — мистер Гейтскил откинулся на спинку стула и прикрыл глаза, — двадцать четвертого ноября прошлого года я представил мистеру Леонидису проект завещания, составленного согласно его указаниям. Он одобрил проект, вернул мне, и я в свое время послал ему завещание на подпись. По истечении недели я отважился напомнить ему, что еще не получил подписанного и заверенного завещания, и спросил, не хочет ли он что-то в нем изменить. Он ответил, что завещание полностью его устраивает, и добавил, что подписал его и отправил в банк.
— Совершенно верно, — с жаром подхватил Роджер. — Как раз тогда это и было, примерно в конце ноября прошлого года, помнишь, Филип? Как-то вечером отец собрал нас всех и прочитал завещание вслух.
Тавернер повернулся к Филипу:
— Вы тоже это помните, мистер Леонидис?
— Да, — ответил Филип.
— Очень похоже на «Наследство Войси»[115], — заметила Магда. Она удовлетворенно вздохнула. — Мне кажется, что в завещании всегда есть что-то драматическое.
— А вы, мисс София?
— Все происходило именно так, — отозвалась София. — Я прекрасно помню.
— И каковы же были условия завещания? — спросил Тавернер.
Мистер Гейтскил собрался было ответить со всей присущей ему пунктуальностью, но Роджер Леонидис опередил его:
— Завещание было предельно простое. Поскольку Электра и Джойс умерли, их доля вернулась к отцу. Сын Джойса Уильям еще раньше погиб в Бирме, и его деньги также отошли отцу. Из близких родственников остались только Филип, я и внуки. Отец объяснил это в завещании. Он оставил пятьдесят тысяч фунтов, не обложенных налогом, тете Эдит, сто тысяч Бренде, ей же этот дом или же купленный вместо этого по ее желанию дом в Лондоне. Остаток он поделил на три части — одну мне, другую Филипу, третью следовало разделить между Софией, Юстесом и Жозефиной. Доли обоих младших оставались под опекой до их совершеннолетия. Кажется, я все правильно рассказал, мистер Гейтскил?
— Да, таковы условия документа, который я подготовил, — проговорил мистер Гейтскил ядовитым тоном, уязвленный тем, что ему не дали высказаться самому.
— Отец прочел нам завещание вслух, — продолжал Роджер. — Спросил, нет ли у кого-нибудь замечаний. Ни у кого, конечно, их не было.
— Бренда сделала замечание, — напомнила мисс де Хэвиленд.
— Ну как же, — с горячностью произнесла Магда. — Сказала, что не может слышать, как ее любименький старенький Аристид говорит о смерти. У нее, видите ли, мороз по коже подирает. Так она выразилась. И, мол, если он умрет, ей не нужны эти ужасные деньги.
— Чистая условность, — заметила мисс де Хэвиленд. — Очень типичное высказывание для женщины ее класса.
Замечание было жесткое, полное яда. Я вдруг ощутил, до какой степени она не любит Бренду.
— Очень справедливое и разумное завещание, — резюмировал мистер Гейтскил.
— А что последовало за чтением? — задал следующий вопрос инспектор Тавернер.
— Отец подписал его, — ответил Роджер.
Тавернер слегка подался вперед.
— Как именно и в какой момент подписал?
Роджер беспомощно оглянулся на жену. Клеменси немедленно пришла на помощь. Остальные члены семьи с видным облегчением предоставили ей говорить.
— Вы хотите знать точно, в какой последовательности все происходило?
— Да, если можно, миссис Роджер.
— Свекор положил завещание на письменный стол и попросил кого-то из нас — Роджера, по-моему, — нажать кнопку звонка. Роджер позвонил. Явился Джонсон, и свекор велел ему привести горничную, Джанет Вулмер. Когда оба они пришли, свекор подписал завещание и попросил слуг поставить свои фамилии под его подписью.
— Все сделано правильно, — с одобрением произнес мистер Гейтскил. — Завещание должно быть подписано завещателем в присутствии двух свидетелей, которые обязаны поставить свои подписи под документом. В одно и то же время и в одном помещении.
— А дальше? — не отставал Тавернер.
— Мой свекор поблагодарил их и отпустил. Затем взял завещание, вложил его в длинный конверт и сказал, что отошлет его на следующий день мистеру Гейтскилу.
— Все готовы подтвердить, что все было именно так? — Инспектор Тавернер обвел взглядом присутствующих.
Раздался невнятный гул одобрения.
— Завещание, как вы сказали, лежало на столе. Насколько близко к столу находились присутствующие?
— Не очень близко, вероятно, не ближе пяти метров.
— Когда мистер Леонидис читал вам завещание, он сидел за столом?
— Да.
— Вставал ли он или выходил из-за стола после того, как окончил чтение и до того, как подписал бумагу?
— Нет, не вставал.
— Могли ли слуги прочесть документ, когда расписывались?
— Нет, не могли, — ответила Клеменси. — Свекор прикрыл верхнюю часть завещания листом бумаги.
— Совершенно верно, — подтвердил Филип. — Содержание документа их не касалось.
— Понятно, — протянул Тавернер. — То есть как раз непонятно.
Быстрым движением он извлек длинный конверт и протянул его адвокату.
— Поглядите, — сказал он, — и скажите, что это такое.
Мистер Гейтскил вытащил из конверта сложенный документ и, развернув, воззрился на него с нескрываемым изумлением, поворачивая его и так и этак.
— Удивительная вещь, — проговорил он наконец. — Ничего не понимаю. А позвольте спросить, где это лежало?
— В сейфе, среди других бумаг мистера Леонидиса.
— Да что же это такое, наконец? — возмутился Роджер. — О чем вообще речь?
— Это завещание, которое я подготовил вашему отцу на подпись, Роджер, но… не могу понять, каким образом после всего вами рассказанного оно осталось неподписанным.
— Как? Вероятно, это предварительный вариант?
— Нет, — возразил адвокат. — Предварительный мистер Леонидис вернул мне, после чего я составил завещание — вот это самое, — он постучал по нему пальцем, — и послал ему на подпись. Согласно вашим общим показаниям, он подписал завещание на глазах у всех, и двое свидетелей приложили свои подписи… И тем не менее завещание осталось неподписанным.
— Но это просто невозможно! — воскликнул вдруг Филип Леонидис с необычной для него горячностью.
— Как у вашего отца было со зрением? — спросил Тавернер.
— Он страдал глаукомой. Разумеется, для чтения он надевал очки.
— В тот вечер он был в очках?
— Конечно. И не снимал до тех пор, пока не подписал завещания. Я правильно говорю?
— Абсолютно, — подтвердила Клеменси.
— И никто — все в этом уверены? — никто не подходил к столу до того, как он подписал бумагу?
— Я лично не уверена. — Магда возвела глаза кверху. — Если бы мне удалось сейчас сосредоточиться и представить себе всю картину…
— Никто не подходил, — твердо сказала София. — Дед сидел за столом и ни разу не вставал.
— Стол стоял там же, где сейчас? Не ближе к двери, или к окну, или к драпировке?
— Там же, где стоит сейчас.
— Я пытаюсь представить себе, каким образом могла произойти подмена, — проговорил Тавернер. — А подмена явно имела место. Мистер Леонидис находился под впечатлением, что подписывает документ, который только что читал вслух.
— А подписи не могли быть стерты? — подал голос Роджер.
— Нет, мистер Леонидис. Следы остались бы. Существует, правда, еще одна вероятность: это не тот документ, который мистер Гейтскил послал мистеру Леонидису и который тот подписал в вашем присутств