ии.
— Исключено, — запротестовал адвокат. — Я могу поклясться, что это подлинник. Наверху в левом углу имеется маленький изъян — он напоминает, если дать волю воображению, крошечный аэроплан. Я его заметил тогда же.
Члены семьи обменялись непонимающими взглядами.
— Чрезвычайно странно, — проговорил мистер Гейтскил. — Совершенно беспрецедентный в моей практике случай.
— Невероятно, — проговорил Роджер. — Мы все были там. Этого никак не могло произойти.
Мисс де Хэвиленд сухо кашлянула.
— Какой смысл твердить «не могло», когда это произошло. Меня интересует теперешнее положение дел.
Гейтскил немедленно превратился в осторожного стряпчего.
— Теперешнее положение дел нуждается в самой точной оценке. Этот документ, разумеется, аннулирует все прежние завещания. Налицо многочисленные свидетели, видевшие, как мистер Леонидис подписывал то, что с чистой совестью считал своим завещанием. Гм. Крайне интересно. Настоящий юридический казус.
Тавернер взглянул на часы:
— Боюсь, я задержал вас и отвлек от ленча.
— Не разделите ли вы его с нами, старший инспектор? — предложил Филип.
— Благодарю вас, мистер Леонидис, у меня свидание с доктором Греем в Суинли Дин.
Филип повернулся к адвокату:
— А вы, Гейтскил?
— Спасибо, Филип.
Все встали. Я, стараясь не привлекать ничьего внимания, подошел к Софии.
— Уйти мне или остаться?
Мой вопрос до смешного походил на название викторианской песни.
— Я думаю — уйти, — отозвалась София.
Я поспешил выскользнуть из комнаты вдогонку за Тавернером. И тут же наткнулся на Жозефину, которая каталась на обтянутой сукном двери, ведущей в ту часть дома, где были кладовки. Она явно пребывала в отличном расположении духа.
— Полицейские — дураки, — заявила она.
Из гостиной вышла София.
— Что ты тут делаешь, Жозефина?
— Помогаю няне.
— Ты, наверно, подслушивала.
Жозефина скорчила гримасу и исчезла.
— Горе, а не ребенок, — заметила София.
Глава 11
Я вошел в кабинет помощника комиссара Скотленд-Ярда в тот момент, когда Тавернер заканчивал свое повествование о постигших его неприятностях.
— И вот извольте. Я всю эту компанию, можно сказать, наизнанку вывернул и что выяснил? Ровным счетом ничего! Ни у кого никаких мотивов. Никто в деньгах не нуждается. А единственная улика против жены и ее молодого человека, — то, что он смотрел на нее влюбленным взглядом, когда она наливала ему кофе.
— Ну, будет вам, Тавернер, — сказал я. — У меня есть кое-что получше.
— Ах вот как? И что же, позвольте спросить, вы такого узнали, мистер Чарлз?
Я сел, закурил сигарету, откинулся на спинку стула и тогда только выложил свои сведения:
— Роджер Леонидис и его жена намеревались удрать за границу в следующий вторник. У Роджера произошло бурное объяснение с отцом в день смерти старика. Старший Леонидис обнаружил какие-то его грехи, и Роджер признал свою вину.
Тавернер побагровел.
— Откуда вы все это, черт побери, выкопали? — загремел он. — Если это идет от слуг…
— Нет, не от слуг, а от частного сыскного агента.
— Кого вы имеете в виду?
— Должен сказать, что в соответствии с канонами лучших детективов, он, или, вернее, она, или, еще лучше, — оно положило полицию на обе лопатки. Я также подозреваю, — продолжал я, — что у моего агента имеется и еще кое-что про запас.
Тавернер раскрыл было рот и тут же закрыл его. Он хотел задать так много вопросов сразу, что не знал, с чего начать.
— Роджер! — выговорил он наконец. — Так, значит, это Роджер?
Я с некоторой неохотой поделится с ними новостями. Мне нравился Роджер Леонидис. Я вспомнил его уютную комнату — жилье общительного, компанейского человека, его дружелюбие и обаяние, мне претила необходимость пускать по его следу ищеек правосудия. Имелся, конечно, шанс, что вся полученная от Жозефины информация недостоверна, но, по правде говоря, я так не думал.
— Значит, все идет от девчушки? — спросил Тавернер. — Это дитятко, кажется, подмечает все, что творится в доме.
— Обычная история с детьми, — сдержанно проронил отец.
Преподнесенные мною сведения, если считать их верными, в корне меняли ситуацию. В том случае, если Роджер, как с уверенностью утверждала Жозефина, «прикарманил» средства фирмы, а старик про это прознал, стало жизненно необходимо заставить замолчать старого Леонидиса, а потом покинуть Англию до того, как правда выплыла бы наружу. Возможно, Роджер какими-то махинациями дал повод к уголовному преследованию.
С общего согласия было решено безотлагательно навести справки о делах ресторанной фирмы.
— Если факты подтвердятся, — заметил мой отец, — их ждет оглушительный крах. Концерн огромный, речь идет о миллионах.
— И если финансы у них не в порядке, мы получим то, что нужно, — добавил Тавернер. — Скажем так. Отец вызывает к себе Роджера. Роджер не выдерживает и признается. Бренда Леонидис как раз ушла в кино. Роджеру только и надо было, выйдя из комнаты отца, зайти в ванную, вылить из пузырька инсулин и налить туда крепкий раствор эзерина. Все. Кстати это могла сделать и его жена. Вернувшись в тот день домой, она пошла в другое крыло дома якобы за трубкой, забытой там Роджером. На самом же деле она вполне могла подменить лекарство до возвращения Бренды из кино. И сделать это быстро и хладнокровно.
Я кивнул.
— Да, именно она мне видится главным действующим лицом. Хладнокровия ей не занимать. Непохоже, чтобы Роджер Леонидис выбрал яд как средство убийства — этот фокус с инсулином наводит на мысль о женщине.
— Мужчин-отравителей было сколько угодно, — коротко возразил отец.
— Как же, сэр, — ответил Тавернер. — Уж я-то это знаю, — с жаром добавил он. — И все равно Роджер не из таких.
— Причард, — напомнил отец, — тоже был очень общительный.
— Ну, скажем так: муж и жена оба замешаны.
— Но с леди Макбет[116] в главной роли, — заметил Старик. — Как она тебе, Чарлз, похожа?
Я представил себе тонкую изящную фигуру в аскетически пустой комнате.
— Не вполне, — ответил я. — Леди Макбет по сути своей хищница. Чего не скажешь о Клеменси Леонидис. Ей не нужны никакие блага мира сего.
— Но зато ее может серьезно волновать безопасность мужа.
— Это верно… И она, безусловно, способна… способна на жестокость.
«Разного типа жестокость» — так сказала София.
Я заметил, что Старик внимательно за мной наблюдает.
— Что у тебя на уме, Чарлз?
Но тогда я ему еще ничего не сказал.
Отец вызвал меня на следующий день, и, приехав в Скотленд-Ярд, я застал его беседующим с Тавернером. Вид у Тавернера был явно довольный и слегка возбужденный.
— Фирма ресторанных услуг на мели, — сообщил мне отец.
— Вот-вот рухнет, — подтвердил Тавернер.
— Я видел, что акции вчера вечером резко упали, — сказал я. — Но сегодня утром они, кажется, опять поднялись.
— Нам пришлось действовать очень деликатно, — пояснил Тавернер. — Никаких прямых расспросов. Ничего, что могло бы вызвать панику или спугнуть нашего затаившегося подопечного. У нас есть свои источники информации, и мы получили вполне определенные сведения. Фирма на грани банкротства. Она уже не способна справиться со своими обязательствами. И причина в том, что вот уже несколько лет как ею управляют из рук вон плохо.
— А управляет ею Роджер Леонидис?
— Да, главным образом.
— И заодно он поживился…
— Нет, — возразил Тавернер, — мы так не думаем. Говоря без обиняков, он, может, и убийца, но не мошенник. Если сказать честно, он вел себя просто как олух. Здравого смысла у него, судя по всему, ни на грош. Пускался во все тяжкие, когда, наоборот, нужно было попридержать прыть. Колебался и отступал, когда следовало рискнуть. Будучи человеком доверчивым, он доверялся не тем, кому следовало. Каждый раз, в каждом случае он поступал так, как не надо.
— Бывают такие экземпляры, — согласился отец. — И не то чтобы они действительно были такими кретинами. Просто плохо разбираются в людях. И энтузиазм на них нападает не ко времени.
— Таким, как он, вообще нельзя заниматься бизнесом, — заметил Тавернер.
— Он бы, скорее всего, и не занялся, — сказал отец, — не случись ему быть сыном Аристида Леонидиса.
— Когда старик передавал дело Роджеру, оно буквально процветало. Казалось бы, золотое дно. Сиди да смотри, как все катится само собой.
— Нет, — отец покачал головой, — в бизнесе ничего не катится само собой. Всегда нужно принять какое-то решение, кого-то уволить, кого-то куда-то назначить, всякие мелкие корректировки неизбежны. Но решения Роджера Леонидиса, видимо, всегда оказывались ошибочными.
— Именно, — сказал Тавернер. — Прежде всего, он человек чересчур терпимый. Держал самых никчемных субъектов только потому, что испытывал к ним симпатию, или потому, что они там давно работают. Время от времени ему приходили в голову сумасбродные и непрактичные идеи, и он настаивал на их внедрении, невзирая на связанные с этим громадные затраты.
— Но ничего криминального? — упорствовал отец.
— Ровно ничего.
— Тогда к чему убийство?
— Дурак он или мошенник, — сказал Тавернер, — результат, в общем и целом, все равно один. Единственное, что могло спасти фирму от банкротства, — это поистине колоссальная сумма не позднее, — он справился с записной книжкой, — следующей среды.
— То есть сумма, какую он унаследовал бы или рассчитывал унаследовать по отцовскому завещанию?
— Именно.
— Но он все равно не получил бы этой суммы наличными.
— Зато получил бы кредит. Что одно и то же.
Отец кивнул.
— А не проще было пойти к старому Леонидису и попросить помощи? — предположил он.
— Я думаю, он так и сделал, — ответил Тавернер. — Именно эту сцену и подслушала девчонка. Старик, надо полагать, наотрез отказался выбрасывать деньги на ветер. На него это было бы похоже.