Crooked House 1949 © Перевод Рахманова H., Ставиская А., 1991
Предисловие автора
Эта книга — одна из моих любимых. Я много лет готовилась к ней, думала о ней, размышляла, говорила себе: «В один прекрасный день, когда у меня будет много свободного времени и мне захочется доставить себе удовольствие, я ее начну!» Должна заметить, что из всего, что создает писатель, книг пять даются ему легко и радостно. К числу таких принадлежит и «Кривой домишко». Я часто задаюсь вопросом, знают ли люди, когда читают книгу, легко или с трудом она досталась ее сочинителю. Я нередко слышу: «Какое удовольствие вы, наверное, получили, пока писали этот или тот детектив!» И это о книге, которая упорно не желала появляться на свет божий, в которой с действующими лицами невозможно было договориться, фабула оказалась чересчур запутанной, а диалог выспренним? — во всяком случае, так считает сам автор. Но, быть может, он не способен быть беспристрастным судьей собственных книг. Однако «Кривой домишко» понравился практически всем читателям, поэтому мое мнение о том, что это одно из моих лучших сочинений, оправданно.
Не знаю, откуда у меня в мыслях возникла семья Леонидисов — появилась, и все. Потом я их заботливо выпестовала и старательно изложила события, случившиеся в жизни этой семьи.
Глава 1
Я познакомился с Софией Леонидис в Египте в конце войны. Она занимала там довольно высокую должность в одном из департаментов Министерства иностранных дел. Мне ее довелось узнать сначала как официальное лицо, и очень скоро я оценил ту необыкновенную толковость, которая и привела ее на этот пост, несмотря на крайнюю молодость — ей было всего двадцать два года.
Смотреть на нее было очень приятно, а сверх того она обладала ясным умом и довольно тонким юмором, который я находил восхитительным. Мы подружились. Разговаривать с нею было удивительно легко, и мы частенько с большим удовольствием вместе обедали и иногда танцевали.
Все это я прекрасно сознавал, но лишь в самом конце войны[74], когда меня решили перевести на Восток, я понял и кое-что другое — что люблю Софию и хочу на ней жениться.
Я сделал это открытие в то время, как мы обедали в «Шепарде». Я не испытал при этом потрясения, открытие пришло скорее как осознание факта, с которым я давно свыкся. Я взглянул на нее новыми глазами, но увидел то же, что видел раньше и что мне так нравилось: темные курчавые волосы, гордо поднимающиеся надо лбом, яркие голубые глаза, небольшой воинственно выдвинутый вперед подбородок, прямой нос. Мне нравился ее элегантный светло-серый костюм и сверкающе-белая блузка. В Софии было что-то подкупающе английское, и мне, три года не видавшему родину, это казалось необычайно привлекательным. Англичанка до мозга костей, подумал я, и в ту же минуту мне вдруг пришло в голову: «А так ли это, возможно ли такое на самом деле? Может ли реальность обладать совершенством театрального воплощения?»
Я припомнил, что во время всех наших долгих и непринужденных разговоров, когда мы обменивались мнениями, обсуждали наши симпатии и антипатии, а также будущее, близких друзей и знакомых, София ни словом не обмолвилась о своем доме или семье. Обо мне она знала все (как я уже упоминал, она была хорошей слушательницей), но о ней самой я не знал ничего. Скорее всего у нее, как и у всех людей, где-то был дом, была семья, и тем не менее она никогда о них не упоминала. И до этой минуты я как-то не осознавал этого.
София спросила, о чем я думаю.
— О вас, — сознался я.
— Понимаю, — сказала она.
И кажется, она действительно все поняла.
— Может быть, мы не увидимся ближайшие год или даже два, — продолжал я. — Не знаю, когда я попаду в Англию, но, как только вернусь, я сразу же явлюсь к вам и попрошу вас стать моей женой.
Она словно и не слыхала — продолжала молча курить, не глядя на меня.
Я испугался, что она меня не поняла.
— Знаете, София, — сказал я, — для себя я решил твердо — не делать вам предложения сейчас. Во-первых, сейчас вы мне можете отказать, я уеду и с горя свяжусь с какой-нибудь ужасной особой, просто чтобы облегчить себе муки самолюбия. А если и не откажете, то что нам делать? Пожениться и сразу расстаться? Или обручиться и обречь себя на долгое ожидание? На это я не пойду из-за вас. Вдруг вы кого-то встретите, но будете считать себя связанной обещанием со мной. Мы живем в странной лихорадочной атмосфере, девиз которой «спеши успеть». Вокруг заключаются и распадаются браки, расстраиваются романы. Будет лучше, если вы вернетесь домой свободная, независимая, оглядитесь и разберетесь в этом новом послевоенном мире и решите сами, чего вы хотите. То, что существует между нами, София, должно быть прочным. Иного брака я не мыслю.
— Я тоже, — отозвалась София.
— И в то же время, — заключил я, — мне думается, я имею право дать вам понять, как… я к вам отношусь.
— Но без лишних лирических излияний, — тихонько добавила София.
— Сокровище мое! Неужели вы не понимаете? Я изо всех сил старался не сказать, что люблю вас!..
Она остановила меня:
— Понимаю, Чарлз. Мне нравится ваш забавный подход к таким вещам. Вы можете прийти ко мне, когда вернетесь, — конечно, если вам еще захочется…
На этот раз прервал ее я:
— Вот уж тут сомнений быть не может.
— Сомнения всегда найдутся. Всегда может возникнуть какое-либо обстоятельство, которое спутает карты. Начать с того, что вы не очень-то много про меня знаете, правда?
— Я даже не знаю, где вы живете в Англии.
— В Суинли Дин.
Я кивнул — это был фешенебельный дальний лондонский пригород, славящийся тремя превосходными площадками для гольфа, предназначенными для толстосумов из Сити[75].
— В кривом домишке, — добавила она тихонько, как бы про себя.
Должно быть, у меня сделался оторопелый вид, во всяком случае, она улыбнулась и процитировала:
— «А за скрюченной рекой в скрюченном домишке жили летом и зимой скрюченные мышки»[76]. Это про нас. Дом, правда, домишком не назовешь, но что он весь косой-кривой — это точно. Сплошные фронтоны[77] и кирпич с деревом.
— У вас большая семья? Братья, сестры?
— Брат, сестра, мать, отец, дядя, тетка, дед, двоюродная бабушка и вторая жена деда.
— Ничего себе! — вырвалось у меня.
Я был несколько ошеломлен.
Она засмеялась.
— Вообще-то мы, как правило, не живем все вместе. Нас свела война, бомбежки… Но, мне кажется, — она задумчиво нахмурила брови, — внутренне семья не расставалась и всегда жила под присмотром и под крылом у деда. Мой дедушка — личность. Ему за восемьдесят, ростом он не выше полутора метров, но рядом с ним все остальные как-то тускнеют.
— По вашему описанию, он фигура любопытная.
— Так оно и есть. Он — грек из Смирны[78], Аристид Леонидис. — И с лукавым огоньком в глазах она добавила: — Несметно богат.
— Сохранит ли кто-нибудь свои богатства, когда война кончится?
— Мой дед, — с уверенностью ответила София. — Никакая политика выкачивания денег из богачей ему не страшна. Он сам выкачает деньги из кого угодно. Интересно, — прибавила она, — понравится ли он вам?
— А вам он нравится?
— Больше всех на свете, — услышал я в ответ.
Глава 2
Прошло два с лишним года, прежде чем я снова попал в Англию. Прожить их оказалось нелегко. Мы переписывались с Софией довольно часто. Ее письма, как и мои, не были любовными. Скорее переписка двух близких друзей — обмен мыслями и мнениями, соображения по поводу каждодневных событий. И все же, что касается меня, да, по-моему, и Софии тоже, чувство наше друг к другу становилось все глубже и сильнее.
Я возвратился в Англию пасмурным теплым сентябрьским днем. Листья на деревьях в вечернем свете отсвечивали золотом. Порывами налетал шаловливый ветерок. Прямо из аэропорта я послал телеграмму Софии:
«Только что прибыл. Согласны ли пообедать сегодня вечером Марио девять. Чарлз».
Часа два спустя, когда я просматривал «Таймс», в колонке «Рождения, браки, смерти» мне бросилась в глаза фамилия Леонидис:
«19 сентября в Трех Фронтонах, Сушли Дин, в возрасте 87 лет скончался Аристид Леонидис, возлюбленный супруг Бренды Леонидис. Она скорбит о нем».
Ниже, непосредственно под этим объявлением, стояло:
«Семья Леонидис. У себя дома в Трех Фронтонах, Сушли Дин, скоропостижно скончался Аристид Леонидис. Любящие дети и внуки искренне оплакивают его. Цветы посылать в церковь Св. Элдреда, Суинли Дин».
Два эти объявления меня весьма удивили. По-видимому, произошла какая-то редакционная ошибка, приведшая к повторному сообщению. Я в первую очередь подумал с тревогой о Софии и немедленно отправил вторую телеграмму:
«Только что прочел известие смерти вашего деда, Глубоко сочувствую. Дайте знать, когда смогу вас увидеть.
Телеграмма от Софии застала меня в шесть часов в доме моего отца:
«Буду у Марио в девять. София».
Перспектива встречи с Софией привела меня в нервное возбуждение. Время ползло со сводящей с ума медлительностью. В «Марио» я заявился на двадцать минут раньше назначенного часа. София опоздала всего на пять минут.
Встреча с тем, кого не видел очень давно, но кто все время занимал твои мысли, всегда потрясение. И когда наконец София показалась в вертящихся дверях, все дальнейшее приобрело нереальный характер. Она была в черном, и это меня почему-то неприятно поразило. Многие женщины вокруг были в черном, но я понял, что это траур, а я не ожидал, чтобы София вообще стала бы надевать траур даже ради близкого родственника.