Мы стоя выпили по коктейлю, потом отыскали свой столик. Мы говорили быстро и лихорадочно, расспрашивая друг друга о прежних каирских знакомых. Разговор был какой-то неестественный, но он помог нам преодолеть первоначальную неловкость. Я выразил свои соболезнования по поводу смерти ее деда, София ответила очень сдержанно, что произошло это несколько неожиданно. Затем мы опять пустились в воспоминания. Меня охватило беспокойство — что-то идет не так, и дело совсем не в неловкости, которая вполне естественна после стольких лет разлуки. Нет, определенно что-то неладное творилось с самой Софией. Быть может, она собирается с духом и сейчас сообщит мне, что встретила другого, более близкого ей, чем был я? Что ее чувство ко мне «просто ошибка»?
И все-таки я почему-то сомневался, что причина в этом, но в чем — я не знал. А между тем наша несколько натянутая беседа продолжалась.
И только когда официант, поставив на стол кофе, с поклоном отошел в сторону, все вдруг стало на свои места. Вот снова София и я… мы сидим за столиком ресторана, как сиживали много раз. Словно и не было всех этих лет разлуки.
— София! — сказал я.
Она сразу же откликнулась:
— Чарлз!
Я с облегчением вздохнул:
— Ну, слава Богу. Что на нас нашло?
— Наверное, это моя вина. Я вела себя глупо.
— Но теперь все в порядке?
— Да, все в порядке!
Мы улыбнулись друг другу.
— Любовь моя! — сказал я. И сразу же: — Когда ты выйдешь за меня замуж?
Улыбка ее погасла. Нечто непонятное, не имеющее определения, вернулось назад.
— Сама не знаю, — ответила она. — Я не уверена, Чарлз, что вообще смогу выйти за тебя.
— Как, София? Почему? Я кажусь тебе чужим? Тебе нужно время, чтобы опять ко мне привыкнуть? Или же появился кто-то другой? Нет… — оборвал я себя. — Я олух. Причина не в этом.
— Не в этом. — Она покачала головой.
Я ждал. Она понизила голос:
— Причина в дедушкиной смерти.
— В смерти деда? При чем тут это? Какая разница? Не в том же дело… не думаешь же ты… неужели дело в деньгах? Он тебе ничего не оставил? Уверяю тебя, моя радость…
— Нет, деньги ни при чем. — Она еле заметно улыбнулась. — Я уверена, что ты охотно взял бы меня замуж и «в одной сорочке», как говорили в старину. Да и дедушка никогда в жизни не понес ни малейшего убытка.
— Так в чем же дело?
— Именно в его смерти. Понимаешь, Чарлз, он не просто… умер. Я думаю… его убили.
Я уставился на нее во все глаза.
— Что за нелепая идея! Откуда эта выдумка?
— Это не выдумка. Во-первых, доктор повел себя очень странно. Отказался выдать свидетельство о смерти. Будет вскрытие. Наверняка они подозревают что-то неладное.
Я не стал спорить. София была умница, и на ее выводы можно было положиться. Но я с горячностью принялся ее убеждать:
— Возможно, их подозрения неоправданны, но, даже если они правы, какое отношение это имеет к нам с тобой?
— При некоторых обстоятельствах — имеет. Ты на дипломатической службе. К женам дипломатов предъявляются немалые требования. Нет, пожалуйста, не произноси слов, которые тебе не терпится сказать. Ты чувствуешь себя обязанным сказать их и, не сомневаюсь, действительно искренне так думаешь, и я теоретически с тобой согласна. Но я горда, дьявольски горда. Я хочу, чтобы наш брак был удачным для обоих, и поэтому не желаю ничьих жертв — даже во имя любви. Но, может, все еще образуется…
— То есть, может быть, доктор… ошибся?
— Даже если и не ошибся, не важно. Важно, чтобы убийцей оказался именно тот, кто должен оказаться…
— Что ты такое говоришь, София?
— Безобразие такое говорить, но, в конце концов, я предпочитаю быть честной. — Она предвосхитила мой вопрос: — Нет, Чарлз. Больше я ничего не скажу. Я и так уже сказала слишком много. Но я непременно должна была повидать тебя и сама все тебе рассказать. Мы ничего не будем решать, пока все не прояснится.
— Но хотя бы расскажи мне, как и что.
Она покачала головой:
— Не хочу.
— София…
— Нет, Чарлз, я не хочу, чтобы ты увидел нас под моим углом зрения. Нужно, чтобы ты взглянул непредубежденным взглядом — со стороны.
— И каким же образом мне это удастся?
В ее ярких голубых глазах зажегся странный огонек.
— С помощью твоего отца, — ответила она.
Тогда в Каире я рассказал Софии, что мой отец — помощник комиссара в Скотленд-Ярде[79]. Он и сейчас еще занимал эту должность. При ее словах холод сдавил мне грудь.
— Значит, дело настолько худо?
— Думаю, да. Видишь, за тем столиком у входа сидит одинокий человек, вполне симпатичный, похож на отставного военного?
— Да.
— Он стоял на платформе в Суинли Дин, когда я садилась в поезд.
— Ты хочешь сказать — он следит за тобой?
— Да. Думаю, вся наша семья находится… — как это называется? — под наблюдением. Нам, в сущности, намекнули, чтобы мы не покидали дома. Но я решила повидать тебя во что бы то ни стало. — Она с воинственным видом выставила твердо очерченный подбородок. — Я вылезла из окна ванной и соскользнула вниз по водосточной трубе.
— Любовь моя!
— Но полиция хорошо знает свое дело. Кроме того, я же посылала тебе телеграмму… Словом… в общем не важно, зато мы здесь вместе… Но дальше мы должны действовать в одиночку. — Она, чуть помешкав, добавила: — К сожалению… нет никаких сомнений в том, что мы любим друг друга.
— Никаких, — повторил я. — И не говори «к сожалению». Мы с тобой пережили мировую войну, чудом избежали смерти — так почему же смерть очень старого человека… Сколько, кстати, было ему лет?
— Восемьдесят семь.
— Да, конечно. Это было написано в «Таймсе». Если хочешь знать мое мнение, то он просто умер от старости, и любой уважающий себя терапевт признал бы этот факт.
— Если б ты был знаком с дедом, — проговорила София, — ты бы удивился, что он вообще мог умереть.
Глава 3
Я всегда в какой-то мере питал интерес к работе отца. Но мог ли я предположить, что когда-нибудь мне доведется испытать самую непосредственную, личную заинтересованность.
Моего Старика (как я называл отца) я еще не успел повидать. Когда я приехал из аэропорта, его не было дома, а потом, приняв ванну, побрившись и переодевшись, я поторопился на свидание с Софией. Но теперь, когда я вернулся домой, Гловер доложил, что отец у себя в кабинете.
Он сидел за письменным столом и хмуро взирал на лежавший перед ним ворох бумаг. Когда я вошел, он вскочил:
— Чарлз! Давненько мы с тобой не виделись!
Свидание наше, после пяти лет разлуки, разочаровало бы темпераментного француза. На самом же деле радость встречи была искренней и глубокой. Мы со Стариком очень любим и неплохо понимаем друг друга.
— Есть немного виски, — предложил он. — Скажешь, когда хватит. Прости, что меня не было дома, когда ты приехал. Я по макушку в работе. Тут одно чертовски сложное дело раскручивается.
Я откинулся на спинку кресла и закурил.
— Аристид Леонидис? — спросил я.
Брови его сдвинулись к переносице. Он кинул на меня зоркий взгляд. Голос его прозвучал сдержанно, но сурово:
— Кто тебе сказал, Чарлз?
— Стало быть, я прав?
— Откуда у тебя такие сведения?
— Получена информация.
Старик выжидательно молчал.
— Информация, можно сказать, прямо из первых рук.
— Давай, Чарлз, объяснись.
— Тебе это может не понравиться, — начал я наконец. — Там, в Каире, я встретил Софию Леонидис. Влюбился в нее. И собираюсь жениться. Я видел ее сегодня. Мы недавно обедали в ресторане.
— Она с тобой обедала? В Лондоне? Интересно знать, как она ухитрилась туда попасть? Все семейство просили — разумеется, очень деликатно — не покидать дом.
— Совершенно верно. Она спустилась по трубе из окна ванной.
Губы Старика дрогнули в усмешке.
— Судя по всему, — заметил он, — весьма находчивая молодая особа.
— Ничего, не огорчайся, твои полицейские тоже ребята расторопные, — утешил я его. — За ней до самого ресторана «Марио» следовал симпатичный парень с армейской выправкой. Я буду фигурировать в отчете, который он тебе представит: рост 175 см, волосы каштановые, глаза карие, костюм темно-синий в узкую полосу и так далее.
Старик пристально на меня смотрел.
— Это… серьезно? — спросил он.
— Да, серьезно, папа.
Последовало молчание.
— Ты против? — спросил я.
— Я не был бы против еще неделю назад. Семья с хорошим положением, с деньгами… да и тебя я знаю. Ты, как правило, не так легко теряешь голову. Но сейчас…
— Что, папа?
— Все, может быть, еще обойдется, если…
— Что если?
— Если убийство совершил именно тот, кто должен был совершить.
Вот уже второй раз за вечер я слышал эту фразу. Во мне проснулось любопытство:
— И кто же это такой?
Отец бросил на меня острый взгляд.
— А что тебе вообще известно?
— Ничего.
— Ничего? — удивился он. — Разве девушка тебе не рассказала?
— Нет… Она сказала, что пусть лучше я увижу все со стороны.
— Интересно, почему так?
— Разве это не ясно?
— Нет, Чарлз. По-моему, не ясно.
Он прошелся взад-вперед по кабинету, хмуря брови, Какое-то время назад он раскурил сигару, но она успела потухнуть — до такой степени Старик был встревожен.
— Что ты вообще знаешь об этой семье? — выпалил он.
— Пропасть! Знаю, что был старый Леонидис и куча его сыновей, внуков и родня жены. Всех генеалогических ответвлений я не уяснил. — Я помолчал. — Придется тебе, отец, обрисовать обстановку.
— Хорошо. — Он уселся на место. — Значит, так, начну с начала — с Аристида Леонидиса. Он приехал в Англию, когда ему было двадцать четыре года.
— Грек из Смирны.
— И это тебе известно?
— Да, но это, в общем, и все.
Дверь отворилась, Гловер возвестил, что пришел старший инспектор Тавернер.
— Он ведет это дело, — пояснил отец. — Его полезно повидать. Он изучал их семью вплотную. Знает про них куда больше моего.