Мици! Полиция подозревала других. Пока полицейские думали, что Мици лжет. Но если Мици будет упорствовать, они могут прислушаться к ней и принять ее слова всерьез. А раз так, то надо заставить Мици замолчать!
— Мици вышла из комнаты и отправилась на кухню, — сказала мисс Марпл. — Мисс Блеклок вышла почти сразу же вслед за ней. Она не подозревала, что Мици на кухне не одна. Сержант Флетчер спрятался за дверью в кладовке, а я — в шкафчике для веников и щеток. Просто счастье, что я не толстая.
Банч посмотрела на мисс Марпл.
— И чего вы ждали, тетя Джейн?
— Одного из двух. Либо Шарлотта предложит Мици денег, чтобы та держала язык за зубами, — и тогда сержант Флетчер это засвидетельствует, — либо… она попытается убить служанку.
— Но не могла же она надеяться, что и на этот раз все сойдет ей с рук! Тут уж ей было бы не отвертеться!
— Ах, милая, она уже ни о чем таком не думала. Так, наверное, ведет себя испуганная крыса, угодившая в ловушку. Ты только представь, сколько событий произошло в тот день. Сцена между мисс Хинчклифф и мисс Мергатройд. Мисс Хинчклифф уезжает на станцию. Как только она вернется, мисс Мергатройд расскажет ей, что Летиции Блеклок не было в тот вечер в комнате. В распоряжении Шарлотты считанные минуты, а надо каким-то образом не позволить мисс Мергатройд открыть правду. Времени на раздумья нет. Единственный выход — убийство… Шарлотта здоровается с бедной женщиной и душит ее. Потом бегом — мчится домой и, переодевшись, усаживается у камина, чтобы к приходу домашних все выглядело так, будто она никуда не выходила.
Затем — неожиданное разоблачение Джулии. Шарлотта нечаянно рвет ожерелье и страшно пугается: вдруг заметят ее шрам? Чуть позже звонит инспектор и говорит, что приедет с кучей соседей. Ни минуты на то, чтобы подумать, передохнуть… Руки ее уже по локоть в крови, а последнее убийство… его уже никак не назовешь актом милосердия и не успокоишь себя тем, что ты избавляешь мир от молодого проходимца… обыкновенное отвратительно жестокое убийство. Но теперь-то она хоть в безопасности? — Да, пока да. И вот появляется Мици — новая угроза. Убить Мици, заткнуть ей рот! Шарлотта обезумела от страха и, окончательно потеряв человеческий облик, превращается в опасного зверя.
— Но зачем вы залезли в шкаф, тетя Джейн? — спросила Банч. — Неужели сержант Флетчер один не мог справиться?
— Так было надежней, дорогая. И потом я знала, что сумею изобразить голос Доры Баннер. Если что и могло остановить Шарлотту Блеклок, так только это.
— Так оно и вышло.
— Да, этого испытания она не вынесла.
Все притихли, погрузившись в печальные воспоминания. Наконец Джулия, чтобы разрядить обстановку, сказала нарочито беззаботным тоном:
— Мици просто не узнать. Вчера сообщила мне, что устраивается в какой-то дом около Саутгэмптона[235]. — Джулия начала мастерски пародировать кухаркин акцент: — «Я идути туда, и если мне говорят, вы должны регистрировать себя полиция, вы иностранец, я им ответ: „Да, я буду регистрировать себя полиция! Полиция… они меня хорошо знают! Я помогаю полиция! Если не я, полиция никогда не арестовала один очень опасный преступник. Я рисковать свою жизнь, потому что я смелый, смелый, как лев… я не боюсь рисковать“. „Мици, — говорят они, — ты героиня, ты прекрасная!“ „Ах, пустяк, — говорю я“». — Джулия остановилась. — Ну, и так далее.
— Полагаю, — задумчиво произнес Эдмунд, — скоро выяснится, что Мици помогла полиции не в одном, а в целой сотне дел!
— Она ко мне помягчела, — подала голос Филлипа. — Даже презентовала рецепт «Дивной смерти» в качестве свадебного подарка. Правда, добавила, чтобы я ни в коем случае не открывала секрета Джулии, потому что Джулия испортила ее омлетную сковородку.
— А миссис Лукас, — сказал Эдмунд, — теперь очень расположена к Филлипе. Ведь после смерти Белль Гедлер они с Джулией унаследуют все гедлеровские миллионы. Миссис Лукас подарила нам к свадьбе серебряные щипцы для спаржи. А я доставлю себе превеликое удовольствие, не пригласив ее на торжество.
— А потом они жили долго и счастливо, — процитировал Патрик, — Эдмунд с Филлипой… Ну, а Патрик с Джулией? — нерешительно повернулся он к Джулии.
— Нет, со мной этот номер не пройдет, — сказала та. — Намеки инспектора Креддока — скорее камешки в твой огород, а не в огород Эдмунда. Это ты юноша, мечтающий о богатой невесте. Так что не надейся.
— О, черная неблагодарность! — воскликнул Патрик. — И это после всего, что я для нее сделал.
— Да уж, из-за твоего разгильдяйства меня чуть было не упекли за решетку, — хмыкнула Джулия. — Никогда не забуду тот вечер, когда пришло письмо от твоей сестрицы. Я уж подумала: пиши — пропало. Казалось, выхода нет. Ну, а теперь, — промурлыкала она, — я, наверное, подамся в артистки.
— Как? И ты туда же? — простонал Патрик.
— Да. Поеду в Перт. Посмотрю, может, удастся получить место твоей Джулии. А когда освоюсь — займусь театральным бизнесом… И может, буду ставить пьесы Эдмунда.
— А я думал, вы пишете романы, — сказал Джулиан Хармон.
— Я тоже так думал, — ответил Эдмунд. — И даже писал. Вполне приличный, кстати говоря, роман. На первых страницах там обстоятельно рассказывалось, как небритый мужчина вылезает из постели, как серо на улице, чем пахнет в комнате; потом появлялась жуткая старуха с отечной мордой и злобная потаскуха, и они вели бесконечные разговоры о мироздании и размышляли о смысле жизни. И вдруг я тоже начал размышлять… Мне пришла в голову забавная мысль… я ее записал… А потом из этого вышла весьма колоритная сценка. Получилось простенько, но мило… И не успел я сообразить что к чему, как закончил уморительный фарс в трех действиях.
— А как называется твоя пьеса? — спросил Патрик. — «Что увидел дворецкий»?
— Можно, конечно, и так… Но я назвал ее по-другому: «И слоны забывают». Скажу больше: пьесу уже приняли к постановке.
— «И слоны забывают»… — прошептала Банч. — Интересно, а они на самом деле забывают?
Преподобный Джулиан Хармон виновато вскочил.
— Господи! Я заслушался… Моя проповедь…
— А все эти детективы, — сказала Банч. — Только на этот раз не выдуманные, а из жизни.
— Возьмите тему «Не убий»[236], — предложил Патрик.
— Нет, — решительно покачал головой Джулиан Хармон. — Не хочу.
— Ты совершенно прав, Джулиан. Есть темы гораздо более приятные. — И она своим непоставленным голоском процитировала: — «Ибо пришла весна, пение черепах раздается над землей»… Я Точно не помню, но ты понимаешь, что я имею в виду. Вот только я никак не возьму в толк, при чем тут черепахи. Разве черепахи умеют петь?
— Просто здесь не очень удачный перевод, — объяснил викарий. — Имеется в виду не черепаха, а «черепаховый голубь», т. е. горлинки. Вообще-то в первоисточнике написано, что…
Банч перебила его, крепко обняла и сказала:
— Я знаю только одно: ты думаешь, что библейский Агасфер — это Артаксеркс Второй, но (правда, это между нами!) он был Артаксерксом Третьим…
И в который раз Джулиан Хармон не понял, что смешного находит его жена в этой истории.
— Тиглатпаласар хочет тебе помочь, — сказала Банч. — Он теперь загордился, ведь он подсказал нам, как и почему погас свет!
Эпилог
— Надо выписать газеты, — сказал Эдмунд Филлипе, когда они вернулись в Чиппинг-Клеорн из свадебного путешествия. — Пойдем к Тотмену.
Мистер Тотмен, неповоротливый мужчина, страдающий одышкой, встретил их очень приветливо.
— Рад снова увидеть вас в наших краях. Мое почтение, мадам.
— Мы хотим оформить подписку, — сказал Эдмунд.
— Извольте, сэр. Как поживает ваша матушка? Надеюсь, она здорова? Как она, обжилась на новом месте? Она в Борнмуте?[237]
— Она в восторге, — сказал Эдмунд, не имевший ни малейшего понятия, так ли это, но, подобно большинству сыновей, предпочитавший думать, что с их любимыми, хотя и надоедливыми матушками все в порядке.
— Да, сэр, Борнмут — милое местечко. Мы ездили туда в отпуск в прошлом году. Миссис Тотмен очень понравилось.
— Я рад. Так вот насчет газет, мы бы хотели…
— А еще я слышал, ваша пьеса идет в Лондоне. Говорят, она презабавная.
— Она имеет успех.
— Вы вроде бы назвали ее «И слоны забывают»… Простите, сэр, но мне всегда казалось, что нет… то есть я хотел сказать, что они не забывают.
— Да-да, вы правы. Я теперь думаю, что зря ее так назвал. Мне уже многие об этом говорят.
— Так уж они устроены. Закон природы, сэр.
— Конечно-конечно! Как и то, что уховертки[238] — образцовые матери.
— Неужели, сэр? Надо же, вот этого я не знал!
— Так вот, насчет газет…
— Ну… наверное, подпишемся на «Таймс»? — Мистер Тотмен застыл с карандашом наготове.
— Нет, лучше на «Дейли уоркер», — твердо заявил Эдмунд.
— И на «Дейли телеграф», — вставила Филлипа.
— И «Нью стейтсмен», — добавил Эдмунд.
— И «Радио таймс»[239], — сказала Филлипа.
— И «Спектейтор»[240], — подхватил Эдмунд.
— И «Вопросы садоводства», — спохватилась Филлипа.
Они замолчали, переводя дыхание.
— Чудненько, сэр, — кивнул мистер Тотмен. — Ну, и, конечно, выпишем «Газету»?
— Нет, — сказал Эдмунд.
— Нет, — поддержала его Филлипа.
— Простите… Вы что, не желаете получать «Газету»?
— Не желаем.
— Конечно нет!
— Вы не хотите получать «Норт бенхэм ньюз энд Чиппинг-Клеорн газетт»?
— Нет.
— Вам не хочется, чтобы я присылал ее в ваш дом каждую пятницу?
— Да нет же! — воскликнул Эдмунд и добавил: — Теперь вам все ясно?
— О да, сэр… д-да…
Когда Эдмунд с Филлипой ушли, мистер Тотмен проковылял в гостиную, располагавшуюся в глубине дома.