Ярославский вокзал встретил шумом и суетой. Поток людей спускался в гулкие недра метро. Человек в черном задремал, чуть не проехал Свиблово. Торопливо вскочил на лестницу эскалатора, вынесшую его наверх, где из сгустившихся туч уже тяжело падали первые капли дождя…
Он с облегчением вздохнул, войдя в просторный вестибюль поликлиники. Сегодня посетителей было немного. Человек в черном поднялся на третий этаж и… выпустил из сумки черную курицу. Никто не видел, как он это сделал. Многолетняя практика научила его, что в любом месте, людном или пустынном, в помещении или на улице, можно сделать все, что угодно. И никто не заметит. Люди удивительно равнодушны и катастрофически ненаблюдательны. Они настолько погружены в свой собственный внутренний мир, под завязку наполненный проблемами, что не могут оторваться от него ни на мгновение.
Курица, хлопая от неожиданности и яркого света глазами, робко сделала несколько шагов, цокая коготками в тишине коридора. И тут из соседнего кабинета вышли, оживленно болтая, две молоденькие медсестры. Курица замерла, все перья встали на ней дыбом, и она с истошным криком кинулась тараном под ноги девушек. Сестрички завизжали в два голоса, отбиваясь руками от налетевшего на них неизвестно откуда черного демона с хищно раскрытым клювом и мелькающими в воздухе огромными черными крыльями.
У страха, как известно, глаза велики. На оглушительные вопли, многократно усиленные акустикой помещения, из кабинетов врачей, из процедурных стали сбегаться люди. Курица от такого переполоха совершенно взбесилась. Она летала, как дикая фурия, вращая глазами и издавая невообразимые звуки, норовя сесть на голову обезумевшим людям. Никто не мог понять, что происходит. Коридор наполнился криками женщин, хлопаньем крыльев, беготней, визгом отбивающихся от курицы пациентов. Несколько врачей-мужчин пытались поймать негодяйку, сняв халаты и размахивая ими в бесплодных попытках накинуть на обезумевшую птицу…
Виновник происшествия не мог удержаться от смеха, глядя на эту картину «апокалипсиса» в одной отдельно взятой поликлинике. Он просто стоял себе в уголке, за скрывающими его от любопытных глаз листьями фикусов и китайской розы, и наслаждался диковинным зрелищем. Свою позицию он выбрал не зря. Чуть наискосок от этого зеленого оазиса, устроенного вокруг мягких кресел для отдыха, виднелась дверь кабинета Бориса Ивановича.
Доктор занимался своим духовным развитием. Пациенты были сегодня пассивны, видимо в связи с плохой погодой, и он решил посвятить свободное время чтению. Вдруг из коридора раздался непонятный шум: кто-то закричал, потом что-то затопало, захлопало, поднялась невообразимая паника…
Борис Иванович недовольно поморщился. Умеют же люди испортить другим удовольствие! Чего такой визг поднимать? Небось, мышь какая-нибудь полудохлая пробежала. Ну что там такое?..
Шум в коридоре не утихал, а, напротив, усиливался. Будто само вавилонское столпотворение случилось в больничном холле. Крики становились все громче. Борис Иванович потерял терпение, поднялся и с мученическим выражением на усталом лице отворил дверь в коридор. Что там творилось! Все носились как сумасшедшие, размахивали снятыми халатами, словно незадачливые тореадоры во время корриды. Женщины визжали и размахивали руками. Все металось, кружилось, хлопало, вопило, мелькало…
Доктор от неожиданности отпрянул, не в силах сообразить, что к чему. В этот самый момент бешеная курица временно опустилась на пол как раз недалеко от человека в черном, и он очень удачно наподдал ей ногой, направив ее дикий полет прямо в открытую дверь Бориса Ивановича.
Доктор в недоумении только сделал шаг назад, как из дверного проема прямо на него ворвалось что-то черное, шумное и жуткое, пронеслось, как смерч, по кабинету и грохнулось прямо на его стол, вздувая бумаги и разбрасывая все вокруг – скрепки, очки, карандаши, бланки рецептов… Чудище адское хлопало крыльями, рвало когтями страницы книг и истошно кричало, вращая красными выкаченными глазами.
Борис Иванович онемел. Он чуть не плакал, глядя, как нечистая сила в образе громадной, черной, как смола, курицы терзает его научные труды и книги. В висках у него застучало, сердце неистово забилось, в глазах пошли красные круги…
– Держите ее, что вы смотрите!
Хирург-ортопед, огромный краснолицый мужчина с круглым брюшком и волосатыми руками, ворвался в кабинет Бориса Ивановича, размахивая своим гигантского размера халатом и вращая глазами почище самого черного демона. За ним из коридора хлынула вся обезумевшая толпа и, бесцеремонно оттеснив хозяина кабинета, начала с бешенством ловить курицу, сметая и громя все на своем пути…
Борису Ивановичу стало плохо. Он мягко сполз по стенке и сидел, безучастно глядя на происходящее…
…Человек в черном шел по кленовой аллее и весело насвистывал. К нему вернулось прекрасное настроение. Он то и дело посмеивался, поддевая ногами сбитые ветром листья и чувствуя себя беззаботным и счастливым мальчишкой с рогаткой в кармане. Он с наслаждением вдыхал прохладный воздух, смотрел по сторонам и ощущал торжество победителя, упоительное, как летний дождь.
Влад почти не сомневался, что Ковалевский погиб по той же причине, что и первые три жертвы. Божка у него не было. Валерия считает, что его убили из-за серьги с рубином. Похоже на правду. Ювелир и сам, видимо, опасался чего-то, раз спрятал серьгу в квартире своей возлюбленной и ничего ей не сказал.
Запутанная история. Но связь с предыдущими событиями есть – ясная и четкая. Ни о каком совпадении не может быть и речи. Влад это установил сразу. Он внимательно осмотрел украшение со всех сторон: на золотом обрамлении камня, сзади, был оттиснут знак, похожий на клеймо мастера. Но Влад не спутал бы его ни с чем: такой же квадрат, внутри которого круг и треугольник, – как на Колеснице Осириса, на арбалете, на… Где же еще?
Он напрягал память. Где-то, когда-то он уже слышал про рубиновые серьги. Лучше спросить у Людмилочки и Тины. Может, они вспомнят? Что-то смутно знакомое почудилось ему, когда Валерия извлекла на свет божий необычную драгоценность. Камень действительно потрясающий, невиданной огранки. А как сверкает!
Каким образом драгоценность попала к Евгению? По всему выходит, что вещь появилась у ювелира недавно. И почему серьга одна? Это парное украшение. Где-то должна быть вторая. У Евгения ее не было, иначе он спрятал бы обе. Тогда у кого вторая?
Валерия, похоже, рассказала все, что знала. Она слишком напугана, чтобы скрывать что-то. Да и какой смысл? А вот матери Евгения, госпоже Ковалевской, как раз что-то может быть известно. Нужно зайти к ней, не откладывая. Она, несомненно, интересовалась делами своего единственного сына.
Что ж, если собрался что-то делать – делай сейчас. Влад свернул с проспекта, вспоминая адрес Ковалевской, который дала ему Валерия. По дороге он прокрутил возможные варианты разговора с убитой горем матерью. Задача перед ним стояла непростая.
Софья Иосифовна открыла сразу, не спрашивая, кто да что. Ее высокая фигура выражала немую скорбь, глаза заплаканные, опухшие, с тяжелыми синеватыми мешками. Однако седые, слегка подкрашенные под блондинку волосы аккуратно причесаны, пальцы унизаны массивными золотыми перстнями. Держит марку.
Она близоруко прищурилась, разглядывая гостя.
– Я знакомый Евгения, – представился Влад. В сущности, это было правдой.
– А… Входите, пожалуйста.
Ковалевская говорила заученными фразами, исполняя привычную роль.
– Я был в отъезде… – Влад тщательно подбирал слова. Ему нужно было узнать все данные, которые могла сообщить эта женщина, и прямо сейчас. – Вот приехал, узнал…
Софья Иосифовна не заплакала. Видно, слез уже не было. Она вздохнула с горестной безысходностью, пригласила его в обставленную старинной мебелью комнату. Пахло сердечными каплями, гвоздикой и ванилью.
– Хотите вина? Я его сама делаю, из облепихи. Очень полезно. Женечка любил…
Не ожидая ответа, она отправилась в кухню, принесла оттуда серебряный поднос с таким же графинчиком и рюмочками.
– Софья Иосифовна! – Влад отпил немного вина, помолчал. – Почему это произошло с Женей?
Он умышленно назвал так Ковалевского, чтобы подчеркнуть их якобы тесную дружбу.
– Ах, молодой человек, как будто вы не знаете! Из-за чего убивают ювелира? Конечно, чтобы ограбить. Слава богу, Миша не дожил до этого дня, – женщина достала из кармана просторного темного халата платочек, поднесла к сухим глазам.
– Софья Иосифовна, а как у Жени шли дела в последнее время? У него были деньги в квартире? Что-то пропало?
– У него всегда были деньги. Но… – она задумалась. – Ничего не пропало. Видно, кто-то спугнул этих бандитов… Они ничего не успели взять, только перевернули все. У Жени был сейф… Так они его взломали. А взять ничего не взяли. Удивительно, правда? И милицию это удивило.
– Может, кто-то из своих навел? Вы знаете, с кем Женя сотрудничал?
– О, разве мужчины рассказывают про свои дела? У нас в семье не было так заведено. Я только могу сказать, что Женя был очень осторожен в выборе партнеров.
– Вы можете назвать кого-то из них? У него были постоянные клиенты?
– Клиенты – это вообще табу. А вот… – женщина воздела к потолку глаза, припоминая. – Женя очень уважал Пантелеймона Андреевича. Они часто встречались, и по делам, наверное, тоже. Пантелеймон Андреевич – владелец ломбарда.
Они еще поговорили, выпили по рюмочке. Софья Иосифовна рассказывала, что ее отец был большой оригинал. Он мечтал о сыне, но два мальчика-близнеца, которые родились до нее, умерли. Когда на свет появилась девочка, отец назвал ее Софьей. Софья Ковалевская – знаменитая женщина-математик.
– Бедный папа, он надеялся, что это имя поможет мне хорошо учиться. А у меня по математике были одни двойки! – она тяжело вздохнула. – При чем тут имя? Все дело в судьбе. Судьба у человека должна быть. Кому быть гением, а кому, извините, шутом гороховым…