ор? Она всегда брала то, что хотела, невзирая ни на какие обстоятельства и условности. Пусть другие хнычут, что жизнь пролетела слишком быстро и незаметно, унося с собою свежесть молодого тела и трепет чувств. Весна наступает каждый год, и ничто не может помешать этому. А те цветы, что распускаются в сердце, вообще неподвластны ходу времени. Жизнь никому и ни в чем не отказывает. Люди сами не смеют принимать ее дары. Боятся, не решаются, сомневаются и медлят, тогда как каждый миг – это слеза Любви на ладони Вечности…
Терция не могла объяснить то, что она чувствовала, никому, даже Сервию. Она снова и снова задавала себе вопрос, любит ли его? И что сие означает – любить?
Любовь невидима, но она присутствует во всем сущем. Все, что мы видим и чувствуем, – лишь ее отражение, свет этого мира и любого другого. Даже камень любит. Но у него бесконечно мало любви. Есть люди, подобные камням. Так они и живут… Человека делает великим и необыкновенным созданием его способность любить… Она одна может поднять его до немыслимых высот. И только степень ее отсутствия может обрушить его вниз, превратить в камень, или еще хуже – в ничто…
Порыв ветра пробрал ее до костей. Терция вздрогнула. Как похолодало! Она пошла в свою спальню, чтобы надеть теплую накидку. Невыносимый зной сменился холодом, небо стало темным, как в сумерки. А ведь еще даже полдень не наступил! Где же Сервий, почему он не ответил на послание?
– Госпожа! Госпожа! Поднялся сильный ветер! Все люди бегут к морю, чтобы уплыть как можно скорее. Ни одного судна не осталось! Только лодки… Случилось что-то страшное, небо потемнело, как ночью…
Служанки, вернувшиеся с рынка без покупок, насмерть перепуганные, наперебой рассказывали о панике, охватившей жителей города, о том, что началось что-то невообразимое – темнота, буря, черный дождь. Они были вне себя от страха.
– Вы можете делать что хотите. Я отпускаю вас. Бегите, спасайтесь, как другие.
– А вы, госпожа? Мы не можем покинуть вас!
Но Терция уже не слушала их. Они свободны и могут позаботиться о себе. Ее волновал Сервий.
Он тоже показывал ей черное облако над горами. Но где же он сам? Она не могла сейчас думать ни о чем, кроме него. Что с ним? Она вспомнила, что ночью ложе как будто дрожало и слышался отдаленный гул. У Терции был крепкий сон, и она так и не проснулась окончательно, а утром решила, что ей все приснилось. Напрасно она не придала значения тому, что ее любимая ваза, оставленная на краю столика, ночью упала и разбилась. Неужели Сервий ничего не замечает? Почему он не дает знать о себе?
Мелькнула мысль, что он поддался всеобщему страху, забыл о ней, бросил и решил спасать свою жизнь. Может, отплыл в море на каком-нибудь судне? Это было невероятно. Сервий был готов на все ради нее, – возникни хоть малейшее сомнение по этому поводу, Терция не подпустила бы его на полет стрелы.
– Если бы он имел возможность передвигаться, то давно был бы здесь! Значит…
Терция все еще не знала, что ей предпринять. Сильный порыв ветра обрушился на сад, ломая ветки, гоняя по двору листья и мелкие сучья. Она выбежала на улицу. Тоненькие деревца гнулись до земли, по вымощенной камнями дороге неслась пыльная поземка, мусор, оборванная листва, какие-то тряпки, перья и мелкие предметы. Ветер крепчал. С темного неба падали хлопья сажи. Откуда она взялась? Сажа таяла, оставляя черные пятна на стенах домов, на одежде. Да это же черный снег!..
Терция наклонилась, пытаясь противостоять ветру, надела на голову накидку. Нужно было все время держать ее руками. Ничего не было видно, приходилось двигаться наугад. Терция хорошо знала дорогу к казарме гладиаторов – единственному месту, где она могла что-то узнать о Сервии. Она побежала. Вдоль улицы тянулся сплошной каменный забор, за которым она сможет наконец увидеть мужчину, с которым хочет разделить все – дыхание, поцелуи, ласки, рассвет над морем, и если уж так сложится, то и смерть. Лучше бы все вышло по-другому! Но судьба не спрашивает…
Терция уже добралась до поворота к жилищу гладиаторов, когда раздался жуткий подземный гул, словно что-то огромное и страшное зашевелилось в глубине, вздымая земную твердь, безжалостно стряхивая с нее все живое и неживое… Женщина потеряла равновесие. Мостовая вырвалась из-под ее ног, каменный забор раскололся со страшным грохотом и обрушился, рассыпаясь по дороге крупными и мелкими обломками.
Большой обломок известняка попал Терции в голову – она упала, остальные камни беспорядочно покатились, погребая под собою ее тело… Последнее, что вспыхнуло в ее сознании, – жаркие объятия в тени апельсиновых деревьев, журчание прозрачных струй фонтана, красивое лицо гладиатора и ее собственный шепот, беззвучный, безумный…
Когда пыль рассеялась, Терция осталась лежать, откинув левую руку в золотых браслетах. Ее светлая накидка, вся в пятнах сажи, сбилась, открыв черноволосую голову, припорошенную серой пылью, словно погребальной вуалью… Из уголка закрытого глаза, который уцелел, вытекла одна скупая слезинка. Одна-единственная… как сожаление о том, что все так быстро кончилось. А может быть, о том, что все усилия оказались напрасны, что она так и не добежала, так и не успела, так и не узнала, так и не…
Везувий, прекрасный и грозный, стер с лица земли Помпеи – провинциальный городок могучей империи, – укутав навеки толстым слоем пепла его сады и виноградники, изящные виллы, мраморные фонтаны, оливковые рощи и большой прямоугольник форума [12] с храмами Юпитера и Аполлона, театры и знаменитые термы, школу гладиаторов и амфитеатр, где сливались воедино восторженные крики зрителей и последние стоны умирающих, кровь и золото, гибель, восторг и наслаждение…
Огнедышащий вулкан дописал последнюю страничку жизни мужчины и женщины из Рима по-своему… В порыве, в движении, в расцвете. В ожидании…– Что это за толчки? Проснулся вулкан? Везувий! Ну конечно! Как он сразу не догадался?.. О Боги! Нет! Зачем падают эти камни?! Они такие острые, такие тяжелые…
Сервий подставил руки, но обвал не прекратился… камни посыпались сквозь него… он не смог остановить их… Где его тело, некогда сильное и непобедимое? Откуда над ним столько земли?
– Что со мной? Почему я здесь? И кто я?.. Терция, отрада моего сердца, как ты могла быть такой неосторожной? Почему ты не спряталась? Почему не спасла себя? Почему покрыты пылью твои черные волосы, рассыпавшиеся по мостовой? Я не могу больше поднять тебя, унести из этого страшного места в спокойную прохладу олив, где ты дарила мне минуты забвения, сладостные, как сон уставшего воина, и где я понял, что весь мой мир – всего лишь тень от твоих ресниц……Что это за шум? Как будто кто-то пытается вынуть стекло. Инстинкты сработали раньше, чем Сиур успел проснуться. Он вскочил, собранный и настороженный, стряхнув остатки сна. Боже! Ему все еще было трудно дышать! Его засыпало в тех проклятых катакомбах?.. Но сейчас все по-другому. Опасность иного рода. Он в каком-то доме… и кто-то пытается проникнуть в этот дом… явно без его на то согласия.
Две длинные тени проскользнули в светлеющий проем окна, замерли и прислушались… Плотная густая тишина наполняла пространство чужого дома, словно вата. Ни звука, ни скрипа… даже сверчки уснули в эти предутренние часы. И человек тоже крепко спит. Ему не суждено будет проснуться этим утром. Во всяком случае, не в этом мире… Одна из теней едва слышно хихикнула.
Вместо двери в комнату, где спит опасный незнакомец, с которым им велено расправиться, висит самодельная портьера – они выяснили это, когда глаза привыкли к темноте. С таким «клиентом» надо держать ухо востро. Вон как разделался с Коляном и ребятами! А они не салаги. Теперь осечки быть не должно. Они хоть и провинциалы, но шутить с собой не позволят. Пора утереть нос столичным.
Одна из теней прислонилась к стене у проема. Вторая осторожно приподняла портьеру и скрылась за ней. Послышался какой-то шелест, и все стихло.
Человек, оставшийся снаружи, долго ждал, но так ничего и не дождался. Из соседней комнаты не доносилось ни звука. Его напарник, нырнувший за портьеру, как будто испарился.
«Что за черт! Где он застрял?» – возмущенно подумал человек, оставшийся снаружи. Он напряженно прислушивался к происходящему в комнате, не зная, что ему предпринять. То ли посмотреть, в чем дело, то ли убираться подобру-поздорову? Бросить товарища – не по понятиям, а не выполнить указание шефа еще хуже. Пожалуй, придется рискнуть…
Отодвинув край портьеры, он долго вглядывался в темноту комнаты. Глаза различили кровать, на которой вроде кто-то лежал. Спящий или мертвый? И то и другое не опасно. Но где, в таком случае, напарник? На полу, между дверным проемом и кроватью, что-то чернело. Рассмотреть что, оказалось невозможно. Человек постоял некоторое время в раздумьях. Ничто не шелохнулось, все оставалось на своих местах. Однако, нужно же что-то делать? Он затаил дыхание и бесшумно проник внутрь…
Сиур прыгнул сверху, уже не таясь, – услышал, как хрустнули шейные позвонки второго, точно так же, как у его товарища, распростертого на домотканом половике между стеной и кроватью. Он с сожалением посмотрел на два тела, бесформенной темной массой распластанные на полу, и в очередной раз подумал, что быть невежливым – это чревато.
Пожалуй, босс, который посылает этих бестолковых ребят, сам нуждается в уроке хорошего тона. Иначе с ним хлопот не оберешься. У Сиура есть еще пара часов до восхода солнца, чтобы развязать себе руки и освободить время для того, зачем он сюда приехал. Всего делов-то осталось на день, а если братки будут все время путаться под ногами, то он увидит Тину на целые сутки позже. Он не может позволить, чтобы кто-то помешал ему встретиться с любимой женщиной! В жизни нужно использовать каждый миг. Извержение Везувия тому наилучшее подтверждение…