Она не хотела тратить время на игру, и говорить очевидное, что она дочь императора. Можно отгородиться от негатива, которым не терпится поделиться Лэйтону, а можно пойти дальше, пропустить негатив через себя в обмен на… что? Плохое настроение, разочарование, обиду?
— Тайну, — усмехнувшись, ответил гость.
Упс, снова забыла установить блок. Исправила оплошность.
— Я слушаю.
Лэйтон рассмеялся. На удивление, смех его не был отвратен, да и сам он, если чуть сбросить высокомерия, открыть завесу отчуждения, которыми оборонялся, — вполне ничего. Пшеничные волосы, как у матери, глаза цвета неба в облаках, холеное, но не женственное лицо с высокими скулами. Своеобразные наряды можно отнести как в минус, так и в плюс.
— Ты находишь меня красивым.
Вилла проверила мысленный блок, перевела взгляд на брата.
— Прочел по глазам, — ответил он и откинулся на спинку кресла, продолжив ее изучение.
— Еще один талант?
— Внимательность.
— Это и была твоя тайна?
— Твоя тайна, — поправил машинально.
И замолчал. Надолго. Вилла вернула ему зевок — сна не было, но зевок — зараза, от которой трудно избавиться.
— Я понимаю, что в Ристет день бесконечен, но мое терпение нет, — тонко намекнула на толстые обстоятельства.
— Я думал.
— И как, понравилось?
Губы Лэйтона дрогнули в улыбке. Как странно: за общими чайными церемониями его лицо и глаза почти не выражали эмоций. Он вполне мог сойти за чайник. А сейчас — пусть язвительный, колкий, но живой.
— Ты находишь меня интересным. — Лэйтон беспечно махнул рукой, мол, дело опять не в блоке.
— Глаза?
— Не только. Лицевая мимика. Глаза чуть сузились, зрачки расширились, взгляд сфокусировался, нос при этом чуть вздернулся, и ты пальцем потерла подбородок. Тебе надо научиться контролировать язык жестов.
— Зачем?
— Ты ведь планируешь быть ее императорским высочеством?
Вилла посмотрела на Лэйтона как на сумасшедшего.
— Я ничего не планировала, так вышло.
— Я не о том, что ты — дочь моего отца.
— А о чем?
— Если ты планируешь занять хоть какую-то приличную должность, или, как знать, стать хозяйкой одного из городов императора, тебе нужно многому научиться, и контролировать эмоции, жесты, мимику — это первостепенное.
И снова взгляд Виллы удивил: она явно не была в восторге от всего, что он перечислил. Но Лэйтон сделал еще одну проверку.
— Власть над другими невозможна без власти над собой.
— Ну, тогда проблем нет. Меня не интересует то, что ты говоришь, меня не волнуют перспективы стать твой копией, и сейчас мне настолько нудно, что я хочу выставить тебя за дверь, но деликатно себя сдерживаю.
Лэйтон моргнул от неожиданности, а потом расхохотался. И оборвал себя. Смех — забытая блажь.
— Если тебя не интересует власть, — спросил, отсмеявшись, — что ты делаешь в Ристет? Ты проводишь очень много времени с императором и это наталкивает на мысль, что тебе что-то от него нужно.
— Он — мой отец, к тому же, с кем мне проводить здесь время? С тобой?
— Ты бы хотела проводить время со мной? — Лэйтон резко подался вперед, но она не шарахнулась, как нашкодивший кот. Раскачивалась безмятежно в кресле и смотрела так же изучающе, как он секундой раньше.
— Мне кажется, тебе интересней без меня.
— Верно, — усмехнулся.
Но Вилла проигнорировала язвительность, продолжив так же спокойно:
— И без императора, и без Уны. И без Ристет, полагаю…
— И что же мне интересно? — подначил к ответу и невольно затаил дыхание. Скажет или нет? Угадает? Нет, нереально, потому что…
— Мода.
Он откинулся в кресле, вернул на лицо и в глаза лед, закрылся ментально на новый засов.
— Но ты не просто меняешь наряды, — голос девушки все равно пробивался сквозь холодные хрусталики, — скорее всего ты их создаешь.
В ту же секунду Лэйтон навис над ней. Руки по обе стороны кресла, глаза в глаза на расстоянии пяти сантиметров: в плен, чтобы не вырвалась; охватил холодной сетью. Дрогнешь — боль пройдет через висок и глазное яблоко. Моргнешь — разорвет капилляры.
— Никогда больше не говори эту чушь, — голос звучал мягко, нежно, убаюкивая возможное сопротивление. А для контроля послал видение, в котором непослушная девушка Вилла корчилась от невыносимой боли в пустых глазницах.
— Ты меня поняла, сестренка?
Она прищурилась, ресницы едва не сомкнулись, но взгляд снова вернулся к нему.
— Да.
Лэйтон отстранился, медленно, недоверчиво, но запугать девчонку оказалось несложно. Нет в ней того дара, о котором столько судачат. Нет. Простая, обычная, слабая…
— Я сохраню твою тайну.
Не веря, он уставился на ее губы, запросил повтор в микросекундах, и звуковое видение, сказало то же, что он услышал ранее. Она сохранит его тайну?!
Да кем она себя возомнила?!
Пора поставить на место. Да, собственно, он за этим и заглянул.
— Хорошо, — расплылся в примирительной улыбке. — Ты сохранишь одну тайну, а я открою тебе другую.
— Я слушаю.
Лэйтон заметил, как девушка внутренне подобралась, приготовившись к худшему.
— Я мог бы просто рассказать, но она стоит того, чтобы увидеть своими глазами. Я покажу тебе. Это будет моим подарком в день твоего обращения.
— Такая таинственность в голосе, могу себе представить, что ты задумал… — пробормотала Вилла.
— Нет, — отчеканил Лэйтон, — я к этому не имею никакого отношения. И нет. Ты даже представить себе не можешь, что это.
Довольный собой и произведенный эффектом, Лэйтон телепортировался в Город Разбитых Зеркал и пребывал в прекрасном расположении до позднего вечера и боя часов, напомнивших о возвращении в Ристет. К матери, которая мечтала однажды увидеть его властителем мира. К отцу, который не видел в нем властителя даже одного города. К сестре, которая…
Он встряхнул головой, прогоняя мелькнувшее видение-повтор из сегодняшнего разговора. Хотел он того или нет, все события записывались и всплывали по мере необходимости или самовольно, напоминая, заставляя увидеть то, что он упустил.
Но что особенного в этом видении?
Вот он склоняется над Виллой, удерживает контроль, вот ставит ультиматум, а она…
Наконец, он понял.
Реальность порой искажается, а взгляд со стороны откровенен. Лэйтон только думал, что контролировал девушку. Но это не так. Она была закрыта ментально и совершенно недоступна. Она игнорировала его магические способности, будучи так же поглощена разговором и действом, как рыбак игнорирует прожорливого комара во время клева!
Она стряхнула с себя его магию, причем так, что он этого даже не заметил!
Лэйтон прошелся по пустынному коридору пустынного замка, в который запрещено входить кому бы то ни было. Смешной запрет, охраняющий не от потенциального налета буйных жителей, не от побирающихся подданных или хищения слуг. Вынужденная мера, чтобы не ранить гордость императорского высочества, потому что в течение первых двух лет его руководства городом, никто из жителей не переступил порог замка по своей воле.
Никто.
Не было приветствий, не было и возмущений. Его игнорировали и Лэйтон сделал вид, что это он игнорирует их. Замок пуст, улицы опустошались с его приближением. Традиция или, если угодно, привычка, которая длилась уже не один десяток лет.
Такой подарок мог быть в тягость, если бы не мастерская, которую не нужно прятать от посторонних. Он мог создавать свои коллекции, не таясь, потому что никого не интересовал вовсе.
Мода, — девчонка права, — мода — страсть, доходящая до отчаяния, и только она помогала забыть, более того — иронизировать над одиночеством.
Незаконнорожденной дочери император на совершеннолетие подарил труп по имени Дон, а своему единственному, и законному сыну, наследнику — изгнание под символическим названием Город Разбитых Зеркал.
Пришло время восстановить справедливость и обменяться игрушками.
Лэйтон вскроет тайничок и покажет сестренке другие куклы, что по логике, приведет к ее самоизгнанию из Ристет.
Все справедливо. Внимание императора и белые крылья — шик для голодранки.
Вот кто в здравом уме и твердой памяти примет девушку, несущуюся по ступенькам замка так, что шлейф платья парит как павлиний хвост, за принцессу?
Покажи Лэйтону на нее кто-то пальцем, до того, как он имел несчастье познакомиться с вышеупомянутой девушкой, и скажи, что это дочь императора, он бы пришел в культурный шок.
Принцесса?!
Дочь императора?!
Вот это?!
Не более получаса назад он лично видел, как Вилла прохаживалась по галерее со скучающим видом. Ее мало интересовала история предков. Остановится на пару минут перед портретом императора, склонит голову, прищурит глаза в раздумьях, пройдет дальше, задержится у портрета Лэйтона, усмехнется — и все, прогулка и познавательная часть дня окончены.
Так вот, непонятно, чем ее так веселил его портрет в галерее, но то, что Лэйтон наблюдал сейчас из окна своего кабинета, было смешно до безобразия. Радость от встречи с матерью и ведьмой выглядела настоящей и судя по эмоциональному фону, бьющему радужным фонтаном, и была настоящей, но что пробежка сделала с ее мягкими новыми туфельками, расшитыми белым бисером?
Кощунство!
А разрумянившееся конопатое лицо — разве позволительно открыто выражать чувства? Половина центра собралась вокруг троицы, и вскоре разнесут слухи по всему городу. Ах, какая принцесса добрая — закудахтают. Ах, как искренне блестели слезы в ее серебристых глазах!
Ах, как жаль, что когда слухи, сделав круг, вернутся в замок, Лэйтон не сможет сказать, что думает. Не добрая, а слабая ваша принцесса! И глаза у нее цвета высохшей грязи!
Скоро…
Он вынудит девчонку убраться со своей территории. Это его город, его отец и империя, которой однажды будет повелевать он, Лэйтон.
Сегодня суббота. Пусть день проведет в пустяковых хлопотах и надеждах, а уже завтра он покажет сестренке реальность. Пора взрослеть, девочка.