— Мисс Трент, нельзя ли вам принести чего-нибудь прохладительного?
Элизабет весело отвечала, однако ее кокетство только прикрывало царящее внутри смятение. Окруженная поклонниками, она тут же была оттеснена от своих спутников. Оглядевшись, увидела их в центре группы во главе с Гренгером. Алекс выглядел сумрачным и скучающим, и она с тоской наблюдала, как он бесцельно слоняется по зале, ловко увертываясь от танцующих пар.
— Благодарю вас, Эдвард, я с удовольствием потанцую, — отвечала Элизабет автоматически и разрешила Эдварду Ленгстону отвести ее в центр залы. Однако она совершенно не обращала внимания на своего взволнованного, раскрасневшегося партнера, вместо этого ее глаза неотступно следили за передвижениями Алекса. Видя его угнетенное состояние, Элизабет пыталась подавить вздохи отчаяния. Вот некоторое время он церемонно стоял перед Сэлли Херберт, затем поклонился ей. Вот повел ее танцевать, а она в соблазнительном, слишком открытом платье насыщенного зеленого цвета, с рыжими волосами, свободными кольцами падающими на плечи, смотрела на него своими зелеными глазами самым вызывающим образом.
Элизабет торопливо отвернулась, ослепительно улыбаясь своему партнеру.
— Эдвард, вы замечательный танцор! — сказала она.
— Сп… спасибо, мисс Трент. Я чувствую себя так, как будто у меня две левые ноги, — признался он, вспыхивая еще больше.
В ответ зазвенел ее смех.
— Ерунда! Вы все делаете замечательно! — Она чувствовала, что у нее начинает кружиться голова и перехватывает дыхание. Теперь ей хотелось, чтобы это кружение длилось бесконечно.
Для Элизабет вечер тянулся томительно долго и нудно. Она танцевала, пила вино, флиртовала с каждым мужчиной, который попадался на пути, на лице постоянно сияла чарующая улыбка. Но внутренне вся сжималась от отчаяния — сердце ее болело и замирало. Несколько насмешливых слов, произнесенных Алексом в начале вечера, совершенно разрушили все надежды. Барьер, воздвигнутый им, был непреодолим, и чем скорее она примет это к сведению, тем будет лучше для нее же самой. Однако это подействовало на нее странным образом: сделало ее беспокойной, неугомонной, она чувствовала потребность постоянно двигаться и не давала себе ни минуты покоя, чтобы не думать. Порхая по большой зале, раскрасневшаяся от выпитого вина, Элизабет как будто с цепи сорвалась. Она не могла остановиться, не могла пропустить ни одного танца. Партнеры менялись — череда сильных рук и алчных, влюбленных глаз, — но Элизабет их как будто не замечала. Ее руки обнимали их в танце, но при этом они все казались ей на одно лицо, как две капли воды похожими один на другого — какие-то расплывчатые, ничего не значащие пятна.
Она отклонила предложение выйти замуж за Эдварда Ленгстона и начала почти истерично смеяться, когда оказалась в руках Гренгера. Он внимательно изучал ее и предположил, что Элизабет выпила слишком много вина. «Нет-нет, совершенно немного…» — смеялась она, и на глазах у нее появились слезы.
На этом балу, богато разодетый в голубой бархат, только чуть-чуть более темного оттенка, чем его прозрачные голубые глаза, Гренгер показался ей более близким, чем всегда. Когда она сказала ему об этом, он откинул назад голову и засмеялся:
— Теперь я точно знаю, что вы выпили слишком много!
К ней подошел Бен Тукер, пригласил потанцевать и сказал, что Кэрри сейчас говорит с его матерью и отцом.
— А, так твои родители здесь? — удивилась Элизабет. — Мне бы страшно хотелось с ними увидеться!
— Прекрасно, Элизабет! Но, может быть, для начала будет лучше спуститься обратно на землю.
Она засмеялась, услышав суровый тон его голоса.
— Ай-ай-ай, сэр!
— Ну же, Лиззи, возьми себя в руки, — Бен дышал ей в ухо. — Я никогда раньше не видел тебя в таком состоянии!
— Я никогда не чувствовала себя так раньше! — говорила она, но в глазах светилась безнадежность. — О Бен…
— Все в порядке. Я понимаю. — Он помолчал минуту. Веселье и смех вокруг них продолжались, однако их охватило странное спокойствие, хотя они двигались в танце. — Я должен поблагодарить тебя, Лиззи, за то, что ты уладила дело между мистером Бурком и мной.
— Так он с тобой поговорил?
— Да. И кстати, убедил меня вернуться на работу за весьма внушительную прибавку к жалованью.
— Я очень рада, Бен. — Теперь ее улыбка была вполне искренней.
— А Кэрри сказала мне, что ты подарила ей чудесное платье, которое сейчас на ней. Так вот, Лиззи, я хочу, чтобы ты знала: я сделаю все — все! — чтобы тебе помочь. После того, что ты для меня сделала…
— Бен, это очень мило с твоей стороны, но никто и ничто на свете мне уже не сможет помочь.
— Неужели дела так плохи? — Его обычно веселые глаза теперь были серьезны.
Она глубоко вздохнула.
— Мне очень неприятно, но это так. Но, ради Бога, не беспокойся обо мне. Я ведь на балу первая красавица! Разве ты ничего не замечаешь? — На ее лице снова появилась маска веселья.
— Разумеется. Но замечаю также, что ты весьма старательно делаешь вид, чтобы казаться счастливой. Но я же прекрасно тебя знаю.
Музыка прекратилась.
— Надо полагать, что так, — сказала она тихо. Элизабет взглянула в его глаза и увидела в них беспокойство. — Со мной будет все в порядке, — заверила она его весело, но в голосе ее слышалась тоска.
В этот момент их беседу прервал Джон Херберт, приблизившийся к ним с высокомерным и заговорщическим видом.
— Мисс Трент, разрешите пригласить вас на следующий танец? — спросил он, склоняясь в глубоком поклоне над ее рукой.
— Конечно! — Элизабет последний раз улыбнулась Бену через плечо и последовала за Джоном в центр залы. Но они танцевали там совсем недолго, вскоре она поняла, что он ведет ее куда-то в дальний конец залы, к занавешенной шторами двойной двери, за которой находилась небольшая терраса.
— Куда мы идем?
— На террасу. Я уже отчаялся улучить момент остаться с вами наедине!
— Ах, что вы, Джон! — Элизабет все еще продолжала улыбаться ему сквозь опущенные ресницы, безвольно разрешая вести ее куда он хочет. На террасе было прохладно и тихо, она чувствовала блаженное облегчение после шума и суеты бальной залы. Ночь была спокойной и безмятежной, более похожей на апрель, чем на март, легкий нежный ветерок теребил ветви все еще голых деревьев. В нескольких шагах от дорожки Элизабет заметила кролика по его дрожащим дергающимся ушкам. Внезапно он со всех ног бросился в кусты.
— Ну теперь наконец вы получили то, что хотели? — с улыбкой промурлыкала она своему спутнику.
— Я хочу вас, — ответил Джон хриплым голосом, со странным демоническим блеском в глазах. Элизабет подумала при этом, до чего же он похож на свою сестру: такой же лукавый и самоуверенный. В шикарной голубой форме, рыжие волосы заплетены в напудренную косичку — даже сейчас он выглядел всего лишь напыщенным юным интриганом, готовым на все ради достижения своей цели.
— Вы мне льстите, — заметила Элизабет.
Джон сделал к ней шаг и дерзко положил руки на талию.
— Выходите за меня замуж, Элизабет, — зашептал он страстно.
Она отвернулась, чтобы избежать его поцелуя.
— Я очень благодарна вам за ваше предложение, Джон, — начала она автоматически, — но…
— Не желаю слышать никаких но! — Он стиснул ее еще крепче и быстро поцеловал.
— Джон! — крикнула она раздраженно, пытаясь вырваться из его объятий. — Дайте же мне уйти наконец!
— Ясно! Мягкое обращение бесполезно в этой ситуации! — Его приглушенный смех прозвучал чрезвычайно самодовольно. — В таком случае я выбираю другую тактику. Вы очень красивая женщина, Элизабет, но вам нужна твердая рука. — Он притянул ее ближе и начал целовать в ухо, как ему казалось, на романтический манер. Однако Джон Херберт недооценил Элизабет.
— Дайте мне уйти, вы, невоспитанная обезьяна! — Она стряхнула с себя его руки, собрав для этого все свои силы, и посмотрела на него злобно.
Херберт потерял равновесие, чуть не упал и смотрел на нее с удивлением. Он-то ожидал встретить небольшое, мягкое и томное сопротивление, но вовсе не это. По всей видимости, она была гораздо сильнее, чем казалась, и уж, во всяком случае, гораздо более решительной. Он начал медленно наливаться гневом.
— Я сделал вам вполне респектабельное предложение! — запальчиво прокричал Джон.
— И сделали это совершенно недопустимым образом! — отпарировала Элизабет. Она дышала взволнованно и быстро, глаза ее сверкали, как два бриллианта. Хорошо хоть, что этот нахальный дурак не испортил ей прическу! Напоследок она рассмеялась коротким, презрительным смехом и отвернулась от него, собираясь вернуться в бальную залу. За сегодняшний вечер это было второе предложение, и Элизабет получила от него столь же мало удовольствия, как и от первого.
Именно в этот момент она увидела, что в дверях стоит чья-то высокая фигура и загораживает проход. Занавески сомкнулись. Элизабет остановилась как вкопанная. Александр Бурк с отсутствующим видом встал на ее пути, и на его лице застыло выражение холодной скуки.
— Добрый вечер, кузина. — Он кивнул ей, а затем как бы невзначай перевел взгляд на Джона Херберта, который чувствовал себя в это время, как загнанная в угол лисица. — А, мистер Херберт, — протянул Алекс, и в его голосе послышалось легкое презрение. В глазах появился металлический блеск.
— Добрый… вечер, мистер Бурк. — Херберт попытался проговорить сквозь стиснутые зубы: — Я тут как раз… мы тут… мы так…
— Разумеется. — В одном-единственном этом слове можно было услышать бесконечное презрение. Алекс лениво повернулся к Элизабет: — Насколько я помню, вы обещали мне танец, кузина?
Она кивнула так же церемонно и отстранение, как и он, и разрешила ему провести себя под руку в центр бальной залы. В то же время, до их ушей донеслись первые торжественные звуки менуэта.
— В этот вечер вы совершенно неотразимы, — сказал Алекс, и его руки крепко сжали ее талию.
— Да, некоторые так думают, — ответила она, глядя на него с вызовом. — Скажите, обязательно сжимать меня с такой силой?