.
Впрочем, как встретил Октябрь Маяковский, этот «барабанщик революции», общеизвестно. Даже вопроса «принимать или не принимать» у него (как и у других москвичей-футуристов) не было. (См. Маяковский – «Я сам»15.)
Отношение Хлебникова к событиям ясно из его поэмы «Октябрь на Неве» (1917-18 гг.).
– В эти дни, – писал он, – странной гордостью звучало слово «большевичка»16.
Любопытно предоктябрьское поведение Хлебникова. Здесь сказались все своеобразие поэта и его пристрастие к народному балагану17.
– Есть ли человек, которому Керенский не был бы смешон и жалок? – говорил Хлебников при временном правительстве. Он воспринимал Керенского как личное оскорбление и со всей своей фантазерской непрактичностью строил «уничтожающие» проекты:
– Заказать игрушечным мастерам пищащих чертиков с головой главнонасекомствующей. (Хлебников упорно звал Керенского Александрой Федоровной – именем отставной царицы.) Это будет очень ходовой товар, – говорил Велимир, – Керенская дуется и в писке умирает.
– Сделать чучело Керенской и с торжественной демонстрацией нести ее на руках до Марсова поля, где, положив недалеко от братской могилы, высечь так, чтобы стоны секомой слышали павшие в феврале с ее именем на устах. (Хлебников называл это «высекновением», на манер «усекновения», чтобы передать «торжественность» обстоятельств.)
Наконец, третий, самый радикальный проект «свержения» заключался в том, что по жребию кто-нибудь из неразлучной тогда тройки – Хлебникова, Дм. Петровского и Петникова – отправится во дворец и, вызвав Керенского в кулуары, даст ему пощечину от всей России.
Накануне Октября Хлебниковым и его друзьями было послано такое письмо:
Здесь. Мариинский дворец. Временное правительство. Всем!
Всем! Всем!
Правительство Земного Шара на заседании от 22 октября постановило:
Считать Временное Правительство временно несуществующим, а главнонасекомствующую А. Ф. Керенскую – находящейся под строгим арестом18.
Не менее озорной была и другая демонстрация ненависти Велимира к незадачливому правительству.
Как-то он и его приятели позвонили из Академии художеств:
– Будьте добры, соедините с Зимним дворцом.
– Зимний дворец? Говорит артель ломовых извозчиков.
– Что угодно? – Холодный, вежливый, но невеселый вопрос.
– Союз ломовых извозчиков просит сообщить, как скоро собираются выехать жильцы из Зимнего дворца.
– Что, что?
– Выедут ли насельники Зимнего дворца?.. Мы к их услугам…
– А больше ничего? – слышится кислая улыбка.
– Ничего19.
Там слышат, как здесь, у другого конца проволоки, хохочут Хлебников и его друзья.
Из соседней комнаты выглядывает чье-то растерянное лицо. Через два дня заговорили пушки20.
Конечно, Хлебников не ограничивался одними издевательскими выпадами против временного правительства и мечтал выйти вместе с рабочими на баррикады. Однако его, слишком рассеянного и не приспособленного к бою, друзья не могли пустить в схватку. Он был не то что храбр, как-то не сознавал, не ощущал опасностей. В Октябрьские дни в Москве, куда он переехал из Петербурга, он совершенно спокойно появлялся в самых опасных местах, среди уличных боев и выстрелов, проявляя к происходящему огромный интерес. Такое поведение было тем безрассуднее, что в этой обстановке он часто забывался, целиком уходя в свои творческие замыслы.
О работе будетлян в Москве в первые дни после Октябрьской революции В. Каменский рассказывает:
…распространились упорные обывательские открытые слухи: большевики останутся у власти «не более двух недель». То, что «футуристы первые признали советскую власть», отшатнуло от нас многих.
Эти многие теперь смотрели на нас с нескрываемым ужасом отврата, как на диких безумцев, которым вместе с большевиками осталось жить «не более двух недель».
Со мной, например, некоторые хорошие знакомые перестали даже здороваться, чтобы потом, через пророческие «две недели», не навлечь на себя подозрение в большевизме.
А иные прямо заявляли:
– О, сумасшедшие! Что делаете! Да ведь через две недели вас, несчастных, повесят на одной перекладине с большевиками!
Но мы отлично знали, что делали.
И больше: пользуясь широким влиянием на передовую молодежь, мы повели свою юную армию на путь октябрьских завоеваний.
Что угрозы виселицы! Ураган Октября начисто снес все рогатки перед новым искусством. Будетляне без раздумий бросились на расчищенное поле, засучив рукава взялись за огромную работу. Нужно было «Дать марш» солдатам революции, вооружить миллионные массы боевой песней, ее организующей и подымающей радостью. Мастерство поэта и художника должно было озвучить и расцветить первые революционные торжества, суровые дни битв и лишений. Маяковский четко сформулировал эти задачи в своих «Приказах по армии искусств».
Будетляне с величайшей энергией осуществляли эти лозунги, выдвинутые временем. Это было возможно только потому, что они не просто приветствовали революцию, но сразу нашли и свое место в ней.
15 марта 1918 г. выходит первый номер известной «Газеты футуристов», где в передовице-манифесте объявляется:
Бомбу социальной революции бросил под капитал Октябрь. Далеко на горизонте маячат жирные зады убегающих заводчиков.
Мы, пролетарии искусства… верим, что основы грядущего свободного искусства могут выйти только из недр демократической России…
…Требуем… немедленной, наряду с продовольственными, реквизиции всех под спудом лежащих эстетических запасов для справедливого и равномерного пользования всей России22.
На участке искусства это было необходимым и спешным делом. О передышке еще рано думать. Борьба за власть была в разгаре.
тревожно кричал Маяковский.
По улицам Москвы на всех заборах была расклеена «Газета футуристов», а в ней –
Товарищи и граждане, мы, вожди российского футуризма – революционного искусства молодости – объявляем:
1. Отныне, вместе с уничтожением царского строя, отменяется проживание искусства в кладовых, сараях человеческого гения – дворцах, галереях, салонах, библиотеках, театрах.
2. Во имя великой поступи равенства каждого перед культурой Свободное Слово творческой личности пусть будет написано на перекрестках домовых стен, заборов, крыш, улиц наших городов, селений и на спинах автомобилей, экипажей, трамваев и на платьях всех граждан.
3. Пусть самоцветными радугами перекинутся картины (краски) на улицах и площадях от дома к дому, радуя, облагораживая глаз (вкус) прохожего.
Художники и писатели обязаны немедля взять горшки с красками и кистями своего мастерства иллюминовать, разрисовать все бока, лбы и груди городов, вокзалов и вечно бегущих стай железнодорожных вагонов.
Пусть отныне, проходя по улице, гражданин будет наслаждаться ежеминутно глубиной мысли великих современников, созерцать цветистую яркость красивой радости сегодня, слушать музыку – мелодии, грохот, шум – прекрасных композиторов всюду.
Пусть улицы будут праздником искусства для всех. –
И если станет по слову нашему, каждый, выйдя на улицу, будет возвеличиваться, умудряться созерцанием красоты взамен теперешних улиц – железных книг (вывески), где страница за страницей начертали свои письмена лишь алчба, любостяжание, корыстная подлость и низкая тупость, – оскверняя душу и оскорбляя глаз.
«Все искусство – всему народу!»
Первая расклейка стихов и вывеска картин произойдет в Москве в день выхода нашей газеты.
Маяковский, Каменский, Бурлюк24.
Густые толпы народа читали также неслыханный для буржуазного, кабинетно-эстетствующего искусства призыв Вас. Каменского –
Музыканты,
Взлезайте с инструментами
играть перед народом на балконы…
Поэты,
берите кисти, ну,
и афиши, листы со стихами.
По улицам, с лестницей,
расклеивайте жизнь-поэму,25 –
чтобы каждое живое место улицы превратить в красочную картину торжества.
В эти дни футуристы открывают двери «Кафе поэтов»26, сияющими выходят на эстраду и оттуда славят победу рабочего класса; в эти дни с подмостков «Кафе поэтов» и со страниц «Газеты» кричало –
Летучая федерация футуристов
Ораторов, поэтов, живописцев – объявляет:
Бесплатно выступаем речами, стихами, картинами во всех рабочих аудиториях, жаждущих революционного творчества. Обращаться Кафе Поэтов, Настасьинский пер., I, от 10 час. ежевечерне.
И действительно, в обеих столицах будетляне по нескольку раз в день выступали на рабочих и солдатских митингах после вождей пролетарской революции, выступали на фабриках и заводах, среди рабочих, учащихся, молодежи. С семнадцатилетней коммунисткой Выборгского района Мусей Натансон через пустыри, мосты и груды железного лома пробирались в клубы и заводы Выборгского и Василеостровского районов