ругому играли. Но снова увлекала эта бесконечность мелодии, плавность, соединение свободы, и страсти, и муки… Крупные советские дирижеры, кажется, все выступали с этим оркестром. И все выражали потом удовольствие и благодарности — от души. Часто стоял за пультом и музыкант и человек огромного обаяния и огромной культуры Николай Павлович Аносов и замечательный Самуил Абрамович Самосуд, и Борис Хайкин, и Евгений Мравинский, Александр Мелик-Пашаев, Натан Рахлин… Евгений Светланов сдавал с этим оркестром свой дипломный отчет, а потом осуществил несколько великолепных программ. И ото всех оркестр что-то перенимает. Но своей, если так можно сказать, коллективной индивидуальности не теряет нисколько. И другие оркестры с теми же дирижерами и с программами теми же будут играть иначе. Большой симфонический необыкновенно чуток в игре, необыкновенно подвижен. Он привык читать и читать новую музыку. Играть — не одно и то же по многу раз, а множество сочинений— по разу! Слушая записи оркестра, сделанные в разные годы, слышишь, как хорошо он играл в прежнее время и как великолепно звучит теперь. Вы почувствуете разницу исполнительских стилей, когда засверкают краски скрябинского «Экстаза», раскрытые Головановым, а затем зазвучит строгая до-минорная танеевская симфония, которую навсегда поселил в наших душах Гаук. И новый период жизни раскроется перед нами, когда с великолепной легкостью и свободой, музицируя дружно, без напряжения, Геннадий Рождественский и оркестр прочтут такие красоты в сочинениях заигранных и неигранных, каких другой оркестр и другой дирижер никогда не прочтут именно так, а прочтут и поймут совсем по-другому. Когда оркестр играет с Рождественским, кажется, словно пульс у них общий у всех. Одни интонации. Самое движение музыки неразрывно, звучание льется плавно, словно «сделанное из одного куска»… Он молод, Большой симфонический, но он и не постареет, ибо всегда стремится к новому, молодому. А молодость, — как говорил великий румынский композитор, дирижер и скрипач Джордже Энеску, — молодость это не период жизни, а состояние души, способность воображения, сила чувств. Никто не переиграл столько молодых сочинений, как Большой симфонический — от первых сочинений Шостаковича, Кабалевского, Тактакишвили, Хренникова, Хачатуряна до последних новинок. Это — один из лучших оркестров мира. Известно это уже давно. Зарубежные гастроли оркестра, побывавшего во многих странах, только подтвердили это мнение. Не просто оказаться в блестящей плеяде лучших оркестров мира! Но Большой симфонический в эту плеяду вошел. А многие его достоинства не идут ни с кем и ни в какие сравнения, ибо особая сила его заключается в том, что у него свои связи с миром. Он возник в стране, где симфоническую музыку полвека назад слушала небольшая по числу столичная публика. Ну, слушали еще в нескольких городах. И вот Большой симфонический научил слушать, любить, помнить и понимать серьезную музыку миллионы людей. Он демократичнее всех, этот оркестр. Он играет не для любителей. Он любителей создает. И вызывает любовь к себе людей без числа. Вот от этих людей я и взялся произнести эти несколько слов, чтобы сказать артистам:
— Ваша игра, кроме благодарности, вызывает столько благородных чувств в нас, что выразить их могла бы, наверное, одна только музыка!
ВОЛШЕБНЫЙ СМЫЧОК ЛЕОНИДА КОГАНА
Чья была инициатива — не знаю, но музыкальная редакция Центрального телевидения предложила мне прокомментировать выступление Леонида Когана, которое должно было передаваться из телестудии.
Согласился ли я? Да я не только ответил согласием, — я испытал настоящую радость от того, что смогу сказать по телевидению несколько слов об очень мною любимом артисте, одном из самых блистательных скрипачей нашего века. Ибо если обратиться к истории музыки и вспомнить имена величайших поэтов скрипки за последние 300 лет, начиная от Арканджело Корелли — вспомнить Тартини и Паганини, Вьетана, Венявского, Сарасате, Ауэра, Фрица Крейслера и Джордже Энеску — то в какой бы стране не писалась история этого инструмента — в ней никогда не будет пропущено имя Леонид Коган. Недаром его называют «чародеем». А быть чародеем сегодня труднее, чем прежде. Мир уже слышал чародеев и ждет не повторений, не подражаний, а новых достижений, новых чудес. И они проявляются — не только в исполнении классического репертуара, но и в новых сочинениях для скрипки. Концертов Альбана Берга и Шостаковича ни Паганини, ни Сарасате не исполняли. Они были гениальными музыкантами своего времени. Именно своего. Их ощущение музыки и понимание мира соответствовало той эпохе, в которую они жили и которую выражали.
Но, может быть, Коган так хорош потому, что все великие — в прошлом?
Нет! В мире и в наше время не мало скрипачей высочайшего класса. Их портреты украшают рабочую комнату Когана. Тут Давид Ойстрах, с мыслью о смерти которого нельзя примириться, Яша Хейфец, Исаак Стерн, Иегуди Менухин, Генрик Шеринг, недавно скончавшийся Иожеф Сигети, Жак Тибо, Цинна Фрадческатти, Миша Эльман, Натан Мильштейн, Ефрем Цимбалист…
Кроме Эльмана и Франческатти остальных я слышал непосредственно в концертных залах нашей страны. У каждого своя индивидуальность, свой стиль игры, свое понимание музыки, свой неповторимый звук, своя интонация.
Первый в этой галерее фотопортретов — Давид Ойстрах, старший друг Когана, замечательный музыкант, крупнейшая фигура в современном искусстве, с именем которого связана первая победа советской скрипичной школы на конкурсе имени Изаи в Брюсселе в 1937 году, где Ойстрах занял первое место. На этом же конкурсе стала лауреатом Лиза Гилельс — талантливейшая девочка, сестра замечательного пианиста Эмиля Гилельса. Ныне это известная скрипачка Елизавета Гилельс — жена Леонида Когана. Вот почему Ойстрах подарил им свою фотографию одну на двоих, снабдив ее самой дружеской надписью. На других портретах, подаренных Когану, автографы, подтверждающие его мировую славу, восхваляющие его блистательный талант, непостижимое мастерство, обаяние личности. Пять или шесть портретов с надписями по-русски, это понятно: многие всемирно известные скрипачи — выходцы из России, что же касается Хейфеца, Эльмана и Цимбалиста, то они даже и обучались у нас — в Петербургской консерватории. К русской скрипичной школе принадлежит и Натан Мильштейн… Впрочем, в этой портретной галерее — не одни скрипачи. Тут портрет Арама Хачатуряна. Польского пианиста Артура Рубинштейна. Нашего замечательного Эмиля Гилельса. Дирижеров Дмитрия Митрополуса — грека, венгра. Юджина Орманди, с которым с огромным успехом не раз выступал Коган. Тут славный бельгиец Эжен Изаи. Нежно относившийся к юному Лене Когану великий артист Василий Иванович Качалов. И еще портрет — человека, которому Коган обязан больше всех музыкантов в мире: его профессор, воспитатель и друг Абрам Ильич Ямпольский.
Коган родился в Днепропетровске. Его отец не был музыкантом, но обожал скрипку, пристрастил к ней сына, и когда в 1934 году десятилетний Леня Коган попал в Москву, то сразу же обратил на себя внимание Ямпольского, который так полюбил его и так к нему привязался, что поселил его у себя. Учился Коган в Центральной детской музыкальной школе. Ему не было еще тринадцати лет, когда о нем заговорила Москва. В шестнадцать он блестяще сыграл Скрипичный концерт Брамса. (Вот тогда-то я и услышал его в первый раз!) Это было за несколько месяцев до войны. В 1943 году Коган поступил в Московскую консерваторию, по окончании ее оставлен в аспирантуре. И тут же поразил музыкантов виртуознейшим исполнением труднейших 24 каприччи Паганини, который на долгие годы стал любимым автором Когана. Одновременно пишется диссертация, тема которой — великий польский скрипач Генрик Венявский. В эти годы Когана знает уже вся страна. Он уже объехал Украину и Закавказье, Прибалтику, Дальний Восток, Сибирь…
Наступает 1951 год. Леонид Коган выходит победителем на Конкурсе скрипачей имени королевы Елизаветы в Брюсселе. И тут к нему приходит слава всемирная. Начинаются гастроли: страны Европы. Азия. Латинская Америка. Соединенные Штаты. Австралия. Все рукоплещут советскому музыканту. На всех континентах люди стремятся к нему, чтобы выразить чувства восхищения и благодарности, передать привет нашей стране. В Сантяго — в Чили — к Когану после концерта пришел неизвестный молодой человек и с необыкновенным искусством начал играть на гитаре Бетховена, Гранадоса и Альбениса… Только потом выяснилось, что это был выдающийся гитарист Чили — Аллан, который захотел отблагодарить Когана за его блистательную игру.
Но вы думаете — одна только слава? А нечеловеческий труд! Дома — в Советском Союзе: преподавание — Коган профессор Московской консерватории, воспитавший целую плеяду великолепных скрипачей и скрипачек, уверенно добывающих лавры на международных соревнованиях… А концерты!.. Поездки по нашей стране, турне за границей! В условиях постоянных переездов он продолжает расширять и без того необъятный репертуар. А подготовка к каждому очередному концерту! Ведь он всегда играет, как в первый раз! У него ни минуты не пропадает без дела. Да и нельзя стать Коганом, не любя скрипку и музыку так, как любит их он. Он сроднился со скрипкой, он сросся с ней. Как-то мы говорили с ним у него дома о деле. И, машинально взяв в руки скрипку и размышляя, Коган тихонько поигрывал пальцами на ее струнах, с величайшей легкостью проносясь по грифу пальцами левой руки. Мне кажется, он просто бессознательно упражнялся.
Его мастерство доведено до высшей степени совершенства. До той легкости, когда захватывающие дух пассажи кажутся естественными как дыханье, как движение или улыбка. Коган играет на скрипке по-своему, постоянно применяя собственную аппликатуру. Его звук отличается редкостной красотой и какой-то особой вибрацией, каким-то неповторимым тембром. Когда вы услышите «Кантабиле» Паганини, услышите Моцарта — Пятый ля-мажорный концерт… Да нет! Тут можно восхищаться каждой работой и все равно не передать этого очарования, всего богатства его исполнения и его п