огайской орды.
Начиная с 60-х годов XV в. Москва все больше интересуется положением в Казани, где образуются крымская и московская партии, поддерживающие «своих» претендентов на трон. Походы Ивана Грозного были продолжением политики его отца, посылавшего войска как аргумент в пользу московского ставленника. В 1551 г. по совету Шах-Али, которого Москва трижды сажала на казанский престол и которого трижды казанцы прогоняли, Иван построил на правом горном берегу Волги город Свияжск. Получив важный опорный пункт, Иван отправился завоевывать Казань.
Особых оправданий для завоевательного похода не нужно было, татарские набеги разоряли Русь. В 152] г. объединенная крымско-татарская орда подошла к стенам Кремля, в 1523 г. крымский хан приготовился к очередному набегу, но был остановлен на Оке московской артиллерией. В июне 1552 г. крымский хан, пытаясь перехватить московское войско, шедшее на Казань, появился у Тулы, безуспешно штурмовал город и вернулся к себе. Казань сопротивлялась с июня по октябрь и была взята приступом. Важную роль в русских успехах снова сыграла артиллерия и широкое использование мин против городских стен.
В октябре 1992 г. в Татарстане отмечали 440-летие захвата Казани русскими как день скорби и потери национальной независимости. Русский политолог в письме в газету «Известия», признавая, что «немало татар полегло в результате штурма Казани войсками Ивана Грозного», задает вопрос: «Можно ли оценивать данное событие с нынешней позиции?»70. Очевидная риторичность вопроса подчеркивает неожиданную ситуацию: развал Советского Союза обнаружил, что славные русские победы были одновременно чьими-то тяжелыми поражениями.
В истории русской империи завоевание казанского ханства и включение завоеванной территории в состав московского государства - дата исключительной важности. Впервые Москва выходит далеко за этнографические и религиозные пределы Великороссии. И оказывается перед лицом необходимости идти все дальше и дальше, преследуя оборонительные цели. Завоевание Казани не закончило войну, население продолжало борьбу. Для замирения казанского края понадобилось прочное освоение всего течения Волги. В 1554 г. московские войска заняли Астрахань. В1556 г. Астраханское ханство было присоединено к Московскому государству.
В русской власти оказалось все Поволжье, и через Каспийское море Москва вошла в непосредственное соседство с Персией. Ногайская орда вела с Русью активную торговлю; в 1551 и 1552 гг. ногайцы пригнали в Москву более 50 тыс. лошадей, без которых поход на Казань был бы невозможен. К тому же ногайские мурзы считали Ивана Грозного «своим человеком», только более благородного происхождения, в московском царе видели потомка Чингис-хана. В переписке с мурзами Иван от этого происхождения не отрекался71. После завоевания Казани и Астрахани в Ногайской орде власть захватил сторонник Москвы.
Карта Московского государства изменилась почти волшебным образом. Граница на юге передвинулась с Оки на Терек. На востоке открылись сибирские пространства. В 1555 г. в Москву явились послы от Сибирского хана Едигера с выражением покорности и обещанием платить дань. В южных степях у Москвы оставался грозный противник - крымский хан. Его вассальная зависимость от турецкого султана дала основание дореволюционным русским, а затем, еще более настойчиво, советским историкам говорить о Константинополе как центре «враждебной русскому государству политики»72.
Французский историк Александр Беннигсен, анализируя в середине XX в. оттоманские дипломатические документы, хранящиеся в Константинополе в архиве дворца Топ Капы, и московские материалы «Ногайских дел», опубликованные в конце XVIII в.73, убедился, что «завоевание Казани прошло незамеченным Оттоманской Портой»74. Попытка установить официальные отношения между Москвой и Константинополем были сделаны в 1497 г., когда Иван III отправил в столицу Блистательной Порты посольство. Но поведение посла Михаила Плещеева турецким властям не понравилось (что точно произошло - неизвестно) и грамота не была принята, а посольство без почестей отправлено домой. Это не помешало развитию интенсивной московско-турецкой торговли. Турки покупали соболей, моржовые клыки, соколов и янтарь, расплачиваясь золотом и драгоценными камнями. Торговля пушниной с Портой была в XVI в. главным источником драгоценных металлов Московского государства. Для турецких дипломатов Московия была богатым, но диким, неведомым краем, не представлявшим ни опасности, ни интереса. Когда Москва отправилась на завоевание мусульманского Поволжья, Порта была целиком поглощена борьбой с персидскими Сафавидами, подготовкой экспедиции против Трансильвании на Западе. Султан побуждал в это время крымского хана воевать с Польшей и Литвой - врагом Москвы.
Расширение границ Московского государства принесло значительные экономические выгоды, открылись новые торговые пути, были приобретены новые плодородные земли. Еще важнее было превращение московского государя в хозяина мусульманских народов, населявших вновь завоеванные территории. Иван Грозный хорошо это понимал. Это выражалось, в частности, в его бережном, если так можно выразиться, отношении к исламу. В Наказной грамоте, врученной Гурию, назначенному архиепископом новой Казанской епархии, царь требовал, чтобы «бусурманы» были бы «просвещены светом христианства через любовь, а страхом их ко крещению ни как не приводить»75. Веротерпимость Грозного не пережила его. Царь Федор, известный своим благочестием, приказал в 1593 г. казанским воеводам И.М. Воротынскому и А.И. Вяземскому «в конец все мечети извести».
В 1452 г., когда начался распад Золотой орды, Иван III создал вассальное татарское Касимовское ханство. Сто лет спустя Иван IV владел основной частью Батыева наследства. Оставался Крым, сильный, опасный враг. После Казани и Астрахани наступление на крымского хана стало реальностью. Иван отказался от продолжения наступления на юг. Он повернул на запад.
Решение начать войну с Ливонией было принято царем вопреки мнению его ближайших советников. О разногласиях по внешнеполитическим вопросам, о спорах относительно направлений экспансии, и, по обыкновению, чрезвычайно темпераментно, рассказывает Иван в первом послании князю Курбскому. «Как не вспомнить, - с горечью укоряет своего бывшего друга царь, - вечные возражения попа Сильвестра, Алексея и всех вас против похода на германские города, и как, из-за коварного предложения короля Датского, вы дали ливонцам возможность целый год собирать силы?… Если бы не ваше дьявольское противодействие, то, с Божьей помощью, в том же году вся Германия была бы под православной верой»76.
Тяжкое обвинение, предъявленное царем Курбскому и его единомышленникам, связано с одним из эпизодов Ливонской войны, начавшейся в январе 1558 г. и завершившейся в 1582 г. - почти четверть века спустя. После первых блестящих успехов московские воеводы согласились на перемирие с ливонцами, которое, по мнению царя, дало врагу передышку и помешало закончить войну быстро и решительно. Историки расходятся в мнениях относительно прогнозов Ивана Грозного, некоторые считают чрезмерным преувеличением утверждение о возможности «в том же году» сделать православной «всю Германию». Но в самой Германии, и прежде всего в Ливонии, считали в то время, что победа Ивана Грозного предрешена. Приостановка наступления изменила положение, война приняла международный характер, победа ускользнула.
Иван Грозный пишет Курбскому о разногласиях по вопросам внешней политики в 1564 г. Споры начались гораздо раньше. Юг или Запад? Крым или Ливония? Выбор внешнеполитического варианта был связан как с вопросами геополитики, так и с внутренними проблемами. Программа Алексея Адашева и Андрея Курбского может рассматриваться как продолжение их взглядов на пути развития Московского государства. Члены Избранной рады примыкали к «нестяжателям», сторонникам секуляризации церковных земель. Эти взгляды разделяли многие бояре, рассчитывавшие, во-первых, воспользоваться церковными богатствами, а во-вторых, избежать конфискации своих земель в пользу государства, которое пополнило бы фонд за счет церкви. Плодородные южные степи также могли дать государству землю для служилых людей. Причина несогласия А. Адашева и его круга лежала также в предпочтении, которое они отдавали войне с «бесерменами» (мусульманами) перед войной с христианским западом, с «немцами». Это дало основание некоторым позднейшим историкам видеть в Алексее Адашеве, Сильвестре, князе Курбском западников, что комментировалось по-разному, в зависимости от взглядов исследователей прошлого.
Историки XIX в., вернувшись к спору XVI в. о двух направлениях московской внешней политики, сформулировали две основные концепции. Н.И. Костомаров защищал походы на юг, которые могли бы привести к освобождению южной Руси от постоянной угрозы татарских набегов и выходу к Черному морю. По мнению С.М. Соловьева, Москва была еще не в состоянии воевать за Черноморское побережье, но имела возможность завоевать Балтийское море, предвосхищая таким образом политику Петра, «прорубившего окно в Европу». Советские историки, в особенности в сталинский период, настаивали на том, что «с государственной точки зрения Грозный был, несомненно, прав, ведя войну на западе, а не на юге»77, ибо южнорусским землям он предпочитал море.
После безжалостной критики, которой ЦК партии подверг вторую серию «Ивана Грозного», Сергей Эйзенштейн, оправдываясь перед Сталиным, объяснял, что он слишком растянул фильм и поэтому «основные для всего фильма события - разгром ливонских рыцарей и выход к морю - не попали во вторую серию»