явилась в Александрову слободу молить царя вернуться на трон.
Делегация выслушала обвинения, адресованные не определенным лицам, но, выражаясь сегодняшним языком, государственной структуре - всем служилым людям - от первого боярина до последнего дьяка. Царь обвинял их во всех грехах - от расхищения казны до предательства внешних интересов государства. Условием возвращения Ивана в Москву было общее согласие на предоставление ему неограниченной власти. Это должно было выражаться в отказе духовенства от исконного права вступаться за опальных и в отказе дворянства от древних гарантий - справедливого княжеского суда. Одновременно царь требовал согласия на создание личного опричного войска, особого двора, в знак разрыва со старым Государевым двором, символом системы, против которой Иван восстал. Опричная территория, которую взял себе царь, должна была обеспечить материальное снабжение нового двора и нового войска. В случае отказа принять его условия Иван грозил отказаться от власти.
Все условия были беспрекословно приняты, и в начале февраля Иван IV вернулся в Москву победителем. Государственный переворот, задуманный давно, тщательно подготовленный, удался. Внук Ивана III реализовал утопию, получил абсолютную, ничем не ограниченную власть, о которой писали Филофей, Иван Пересветов. Началось испытание неизвестной еще в России системы абсолютной самодержавной власти.
Таубе и Крузе пишут, что Ивана, вернувшегося после двухмесячного отсутствия в Москву, трудно было узнать, так он изменился: все волосы на голове и из бороды вылезли. Некоторые историки объясняют это переживаниями царя, который фанатически верил в божественное происхождение своего сана и тяжело перенес мысль о возможном отречении. Можно найти и другие объяснения. Царь, которого Курбский в посланиях часто упрекает в трусости, называет «бегуном и хоронякой», боялся, что переворот может не удаться. Начав строить Опричный двор (напротив Кремля), окружив себя новыми, тщательно отобранными советниками и «сатанинским полком» опричников, Иван приступил к реализации своих планов.
Каковы же были планы Ивана IV? Прежде всего, против кого был направлен переворот? Очевидный ответ - против тех, кто ограничивал власть царя - недостаточен, ибо носит слишком общий характер, вызывает другие вопросы. Точка зрения Н. Карамзина, не приписывавшего опричнине особых государственных целей, видевшего в ней проявление личных качеств грозного царя, имеет немного последователей. В середине XIX в. Константин Кавелин реабилитирует опричнину, «учреждение, оклеветанное современниками и непонятое потомством». Представитель «историко-юридической школы», рассматривавшей русский исторический процесс как мирную эволюцию от «родового быта» к государственному, Кавелин формулирует точку зрения, которая будет, с отдельными возражениями и видоизменениями, принята многими историками: «Опричнина была первой попыткой создать служебное дворянство и заменить им родовое вельможество, на место рода, кровного начала, поставить в государственном управлении начало личного достоинства»106. Современник историка писатель Алексей Толстой выразил эту мысль художественными средствами: «…Усердно молился царь. Молился он в тишине на святой Руси, молился о том, чтобы дал ему Господь побороть измену и непокорство, чтобы благословил его окончить дело великого поту, сравнять сильных со слабыми, чтобы не было на Руси одного выше другого, чтобы все были в равенстве, а он бы стоял один надо всеми, аки дуб в чистом поле». Граф Толстой видит тот же процесс, что и либеральный историк Кавелин, но расценивает его иначе. Для Кавелина опричнина - прогрессивное государственное дело, для Алексея Толстого - уравнительная революция, которая не может удаться. Ибо, утверждает писатель. «Не расти двум колосьям в уровень, не сравнять крутых гор с пригорками, не бывать на земле безбоярщины»107. Историк и писатель видят одинаково главную цель опричнины - борьбу с боярами, с их властью, ограничивающей власть царя.
Скудость источников мешала историкам проникнуть в тайны эпохи Ивана Грозного. Выводы делались на основе немногочисленных свидетельств современников, официальных летописей. Сергей Платонов (1860-1933), один из крупнейших знатоков XVI-XVII вв., считая, что в опричнину были взяты почти все центры княжеского землевладения, утверждал, что опричнина подорвала силу бояр, лишенных земли. С.Б. Веселовский (1876- 1952), автор важных исследований по истории опричнины, отверг «сложную и замысловатую концепцию С.Ф. Платонова»108, ибо, изучив территорию опричнины, пришел к выводу, что она не была направлена против крупного боярства, свелась к уничтожению отдельных лиц и не нарушила прежнего порядка. Современный историк Руслан Скрынников, автор многочисленных работ по истории XVI-XVII вв., в частности биографии Ивана Грозного, обнаружил новый, неизвестный ранее источник: налоговые описи - писцовые книги - Казанского края, куда были выселены многие жертвы опричнины. Р. Скрынников полагает, что ему удалось «окончательно прояснить загадку опричнины»109. В казанскую ссылку попало, как свидетельствуют писцовые книги, примерно 180 лиц (с семьями). Около двух третей ссыльных носили княжеский титул. Главный удар, делает вывод Р. Скрынников, был нанесен по суздальской знати, высшему слою русской аристократии, «которая плотной стеной окружала трон», превратив монархию в пленницу. Опричная практика, состоявшая в выселении землевладельцев с территории, переходившей в опричнину, повлекла за собой «крушение княжеского землевладения. Катастрофа была столь велика, что никакие последующие амнистии и частичный возврат родовых земель опальным князьям не могли ликвидировать се последствии»110.
Взаимоисключающие мнения историков об одном из важнейших эпизодов русской истории заставляют задуматься о возможностях проникновения в прошлое. Каждый из историков обнаружил в эпохе Ивана, в личности царя то, что он хотел увидеть, то, что позволяли ему увидеть его мировоззрение и его время. Сторонники целенаправленной истории обнаруживают в действиях Ивана Грозного планы, стратегию, цели. Те, кто не верит в «законы истории», видят в поступках царя проявления его темперамента, характера, находят элементы безумия.
Историки, люди мысли и пера, понимают Ивана Грозного теоретически, как фигуру из прошлого, как исторический персонаж. Сталин, в поисках модели для практической деятельности, первоначально остановил свой взор на Петре I, но затем выбрал Ивана IV. Начавшееся в 40-е годы величание отца опричнины было поручено не историкам, которые, тем не менее, приложили к ней руки, но прежде всего деятелям культуры романистам, драматургам, поэтам, кинорежиссерам. Эта кампания выражала отношение к Грозному вождя народов косвенно. Прямо свои мысли об Иване Сталин изложил в разговоре с Эйзенштейном и актером, исполнявшем роль царя, Николаем Черкасовым. Разговор происходил 25 февраля 1947 г. по просьбе кинематографистов, желавших убедить Высшую Инстанцию, что осуждение и запрещение второй серии «Ивана Грозного» произошло по недоразумению и что фильм можно исправить, если Сталин даст указания, как это сделать. Отказавшись дать указания, но, согласившись высказать «замечания зрителя», Сталин сообщил, как он видит прошлое, подчеркнув, что видит его правильно. Прежде всего: «Царь у вас получился нерешительный, похожий на Гамлета. Все ему подсказывают, что надо делать, а не он сам принимает решения… Царь Иван был великий и мудрый правитель, и если его сравнить с Людовиком XI (Вы читали о Людовике XI, который готовил абсолютизм для Людовика XIV?), то Иван Грозный по отношению к Людовику на десятом небе». Далее: «У вас неправильно показана опричнина. Опричнина - это королевское войско. В отличие от феодальной армии, которая могла в любой момент сворачивать свои знамена и уходить с войны, образовалась регулярная армия, прогрессивная армия».
Объясняя смысл политики Ивана, Сталин начинает с трактата о жестокости: «Иван Грозный был очень жестоким. Показывать, что он был жестоким, можно, но нужно показывать, почему необходимо быть жестоким». По мнению Сталина, который понимал толк в жестокости, в характере Ивана были изъяны: «Одна из ошибок Ивана Грозного состояла в том, что он не сумел ликвидировать пять оставшихся крупных феодальных семейств, не довел до конца борьбу с феодалами. Если бы он это сделал, то на Руси не было бы Смутного времени… Тут Ивану помешал Бог: Грозный ликвидирует одно семейство феодалов, а потом целый год кается и замаливает «грехи», тогда же как ему нужно было бы действовать еще решительнее»111.
Сталин, бравший уроки у прошлого, называет политику Ивана прогрессивной, ибо движение от феодализма к абсолютизму видится ему сквозь марксистские очки, как движение вперед. Сталин - практик, строитель тоталитарного государства - критикует тактику царя, объясняя ее пороки слабостями характера и ощущением греховности казней, которые Иван Грозный считал необходимым замаливать. На фоне выдающегося прогрессивного государственного деятеля, Ивана Грозного, далекий преемник царя - Сталин хочет выглядеть крупнее и прогрессивнее, ибо он учел ошибки создателя опричнины. «Исторические параллели всегда рискованны», - справедливо считал Сталин, но сходство между временем опричнины и эпохой «большого террора», между 1565-1572 и 1935-1938 так велико, что позволяет сравнивать деятельность и цели грозного царя и грозного генерального секретаря. Это сравнение позволяет понять исторические события, разделенные почти четырьмя столетиями: современники сталинского террора становились «очевидцами» опричного террора.
Аресты, ссылки, пытки, казни - результаты многочисленных процессов, жестокие репрессии без всякого суда ударяли по всему обществу. Знаменитая формула «большого террора» - «незаменимых нет!» - могла быть сочинена в годы опричнины, которые Курбский назвал «пожар лютости». Среди многочисленных концепций, рационализирующих политику Ивана, наиболее близкой к реальности кажется точка зрения Василия Ключевского, ибо ее подтверждает практика Сталина. В 60-е годы Иван Грозный столкнулся с противоречием, которое требовало решения: Московское государство было са