— Прости, что я соврал, — он выглядел таким виноватым, что мне и самому стало неловко. — Я хотел, чтоб побег, приключение… Чтобы всё было по-настоящему!
Показалось, он прямо сейчас расплачется — и я скорее пихнул его локтем.
— Э-эй! Всё ж и было по-настоящему! Ты чего?! Мы сами сбежали через вентиляцию — а потом верхом! Сами прятались в лунном модуле, сами автостопом свалили из Хьюстона! Без тебя я б ни в жизнь такое не провернул! Да и ни с кем другим, наверно, тоже… — и добавил фразу, которую однажды услышал от отца. — Мы двое — не вдвое больше, чем я или ты, а намного больше!
— Значит, один из нас — множитель, — улыбнулся мне Ник. — Вот только мы ещё не спаслись. Прислушайся.
Я сделал, как он просил. Ветер за стеной ангара выл, как и прежде, но мне вдруг показалось, что к нему примешивается другой звук.
Тонкий, многоголосый стрёкот.
***
Мы продолжали прислушиваться. Звук не утихал — наоборот, усилился, — и мне сделалось как-то страшновато.
— Может, это обычные дроны?
— Нет. Обычные внутрь бури не углубились бы.
Я помолчал какое-то время — но потом не выдержал:
— И что нам теперь делать?
— Ничего, — Ник выглядел абсолютно спокойным. — Я же говорил — мы им безразличны. Будем сидеть, как сидели — вот и всё. Пока мы не препятствие на пути бури, мы не…
— Мы-то — не препятствие, — перебил я его, даже и не пытаясь скрыть страха в голосе. — А как насчёт нашего укрытия?..
Не успел я договорить — раздался удар. Не сговариваясь, мы с Ником метнулись под скат стены, поднимавшейся аркой, и вовремя — она из стен-заглушек ангара лопнула.
Внутрь ворвался ветер, а с ветром — что-то ещё.
Тёмное, хищное, оно напоминало странную двухвостую рыбину — рыбину с пастью, как буква «О», и толстыми плавниками — а за ним уже летели другие дроны. Три, пять, восемь… я потерял счёт. Пожалуй, штук двадцать — целая эскадрилья! Только двигались они как-то неправильно — не строем, не кругом и даже не спиралью, а все вместе, медленно, меняя траектории. Так могла бы летать змея, имея несколько тел.
«Что они ищут тут — неужели нас? — вдруг подумал я, и следом, сразу же: — А где Джим? Спрятался! Струсил! Сидит в своём тягаче; ещё небось и радуется, что его не заметили!»
Потом мне было очень, очень-очень стыдно за эту мысль.
Дверь распахнулась; весь в песке и без маски, дальнобойщик ввалился внутрь ангара. Держа в руках дробовик — где хоть он до этого его прятал? — Джим с ходу оценил ситуацию. Он явно уже имел дело с метеодронами — вместо того, чтобы попытаться привлечь их внимание криком, с силой топнул ногой по полу, который уже начало заносить песком.
Дроны отреагировали моментально: часть их взлетела к потолку, часть рассредоточилась, окружая человека. Песок, поднятый ими, летел в глаза. Джим выстрелил. Сбитый дрон упал; соседний вильнул, уходя из-под прицела — и, взметнув песок, ударил Джима в голову. Дальнобойщик пошатнулся — и этого хватило: два других дрона свалили его потоками под ноги, а потом к ним присоединились остальные. Дробовик вырвало у Джима из рук; самого его — грузного и пузатого — вдруг потащило по полу, заметённому песком. Он сопротивлялся этому — пытался подняться, откатиться, — но безуспешно. Его тащило всё быстрее.
Тащило прямо к нам.
Я прикрыл собой Ника.
***
Дверь распахнулась снова.
В ангар, один за другим, вошли трое. В плащах-пыльниках и в тактических стрелковых очках, они сразу же рассредоточились и открыли огонь. Двое были со штурмовыми винтовками, третий — со странным, толстым ружьём: стоило лишь навести его на дрон, как тот замедлялся, позволяя одному из людей с винтовками расстрелять себя. Слаженностью действий эта тройка не уступала рою — пока боец с ружьём выцеливал очередной дрон, двое других стреляли и меняли магазины по очереди.
Круче это выглядело бы, только если бы они въехали на конях.
У дронов, похоже, не было шансов. В самый первый миг, оценив опасность, рой ещё попытался перестроиться и напасть — однако стрелки, сместившись так, чтоб мы оказались за их спинами, раз за разом разбивали его целостность, теснили наружу. Быстро потеряв половину своей численности, рой прекратил перестраиваться и рассыпался; потеряв ещё два дрона — бросился в бегство. Люди, метко стреляя вслед, сбили ещё три или четыре «рыбины», и вот уже последний дрон покинул ангар.
Победа была очевидной, полной — но, несмотря на это, стрелки продолжали действовать всё так же слаженно. Один встал на страже. Другой помог подняться Джиму. Третий подошёл к нам, снял тактические очки и стянул маску.
Я, конечно, ожидал увидеть под ней Сола Хендрикса, но Трэвису тоже обрадовался:
— Здравствуйте, сэр! Круто вы расколошматили этих дро…
— Ты как, Пацан? — перебил он. — Где второй?
— Я тут! — Ник уже выкапывался из-под завала песка, который намело вокруг нас последней атакой. — Я тут. Тут.
— Мистер Куртымов! — Трэвис аж просиял. — Вы в порядке?
— В полном! — заверил его Ник недовольным голосом. — Но скажите: почему Марти — «Пацан», а я просто «мистер»? Я тоже хочу себе ковбойскую кличку!
Глава 7. Сделка
Путешествие обратно — в броневике, сквозь бурю — мне почти не запомнилось. Но праздник, последовавший за этим, остался в моей памяти надолго.
Он состоялся в той же самой ложе, в которой Трэвис ещё так недавно запугивал отца — на сей раз там поставили длинный стол, а стейков хватило бы на две футбольных команды. Зато виски поначалу лилось куда как скупо: русские, ковбои и мой отец присматривались друг к другу, не очень-то зная, как себя вести, даже после блестяще проведённой совместной операции по спасению двоих сбежавших мальчишек.
Лёд растопил Джим — его, понятное дело, не могли не пригласить после того, как он себя проявил. Мой отец бурно благодарил его, а потом вручил флакон «отменного пойла»; отец Ника держался куда сдержаннее, зато подарил не бутылку, а новенький тягач — а когда Джим начал отказываться, сказал, что подарит по тягачу на каждый отказ, чтобы тот, кто жизнью рисковал ради его сына, основал собственную перевозочную компанию. Тогда дальнобойщик согласился — и сразу же настоял, чтоб все, кроме детей, хлопнули по стакану, а то «сидят, будто только что вылезли из рефрижератора» — и рассказал пару историй, как работал на нём. Одна была несмешная, про аварию; зато над другой — про замороженный навоз — все смеялись до упаду. Даже отец Ника пару раз улыбнулся.
Странный это был человек — высокий, властный. Жесткий. Даже Трэвис, казалось, побаивается его — это у себя-то дома, в Техасе! Потом уже я узнал, что, прилетев из Гаваны, русский кулаком прописался в Центре контроля бурь, и даже сам хотел мчаться нас спасать. Но на выручку пришли ковбои Трэвиса: получив данные геолокации с Никовского планшета, они выехали за нами сразу же — и всё равно успели едва-едва.
Однако успели — это было главное. Теперь за столом налаживались деловые контакты — русский и Трэвис обсуждали что-то, судя по раскрасневшимся лицам и бурным жестам обещавшее стать проектом десятилетия.
— Ваши технологии перевернут все в Хьюстоне, мистер Куртымов! — ухмыльнулся Тревис, разглядывая проекцию очередного чертежа.
— Они перевернут мир, — уточнил отец Ника так спокойно, словно говорил о какой-то там лужайке на заднем дворе.
— А “Конкордия” ещё не тянет щупальца к вашей конторе? — уточнил ковбой словно между делом.
В ответ отец Ника промолчал. Повисла пауза; Тревис, кажется, даже слегка занервничал, но тут Олег Куртымов улыбнулся ему:
— Открыто — нет. Они прекрасно знают, с кем не стоит связываться. А свалить меня исподтишка, изнутри им — слабо! Не люблю морских гадов, но щупальца им обрубать умею!
Рядом с этими двумя крупными воротилами отец явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он пытался рисоваться перед ними; пытался им льстить — ни то ни другое, разумеется, не оказало эффекта. Тогда отец погрустнел и подналёг на выпивку… однако ближе к вечеру, ответив на какой-то звонок, вновь сделался весел — ни дать ни взять, выиграл в лотерею.
«Это будет прорыв, Марти! — прошептал он мне. — Наконец-то Ти оценит наши заслуги, и Хэнк Фостер получит решающее слово на семейном совете!» Но я лишь насторожился — как выяснилось, не зря.
***
Да, впору было обзаводиться солнечными очками — вернувшись в родной город, отец светился так, что солнцу впору обзавидоваться. Оно, правда, и не показывалось — в последний раз я видел его по телику, дней восемь назад, — но при взгляде на отца становилось ясно, зачем богатеи носят такие очки.
Я так и не понял, почему мы поехали к небоскребу Конкордии не на нашем пикапе, который припарковали в паре кварталов отсюда. Отец заказал дорогущую машину с автопилотом. Внутри она была под стать комнате отдыха у мистера Вильямса на Родео-Арене. Так что за те пять минут, что мы добирались до небоскреба, я успел слопать пачку чипсов и горячий ароматный гамбургер. Правда, на выходе из машины, робот сообщил, что обслуживание в дороге обошлось нам в сто пятнадцать долларов. Я чуть не поперхнулся и уже подумывал, как бы все съеденное вернуть или куда убежать. Но отец с улыбкой махнул рукой и приложил свой браслет для оплаты.
— Представляешь, Марти, — сказал он, выйдя из машины. — Мы смогли, у нас получилось. Все эти полгода мы шли и, наконец, добрались!
— Ну, так-то мы сюда не шли, а доехали, — пожал я плечами. — К тому же не очень понятно куда и зачем, а главное — чего ради так вырядились…
— Эх, Марти! — улыбнулся отец, придирчиво осмотрев меня. Выглядел я и впрямь ничего себе: в костюмчике, с причесанными волосами и даже с удавкой на шее. Когда отец притащил мне эту одежку, я чуть со стула не упал — думал уж, Железная Ти скрипнула. У нас так наряжаются только на похоронах. Но, услышав её ворчание с первого этажа, успокоился и напялил на себя кое-как. И теперь стоял, как разряженный придурок, на тротуаре.
— Нам нужно выглядеть, как следует, Марти. Нас пригласил на встречу директор «Конкордии» по развитию, — с придыханием сообщил отец и замер, ожидая моей реакции. Но я лишь пожал плечами — директор и директор. Много их развелось! Ладно б еще президент — тогда б я проверил, правду ли говорят, что он давно умер, а штатами управляет цифровая копия!