Я было дернулся, но Ник снова взял меня за руку и покачал головой. Еще совсем недавно озорной, смешной и восторженный, он изменился в лице, и от его вида мне стало не по себе. Теперь он напоминал отца: холодный отстраненный взгляд, сжатые в тонкую линию губы… правда. с этим никак не вязались изгвазданные брюки, помятая футболка и песок в волосах
— Чем обязаны, сэр? — спросил Ник охранника.
— Эм… я… — ярость чернокожего сменилась удивлением, а оно, кажется, испугом. — Ну мы тут это… ловим…
— У вас тут сегодня творится не пойми что. Только взгляните, во что превратились мои вещи, — тяжело вздохнул Ник, осматривая себя. Охранника он словно бы и не замечал.
— Но… вообще-то… — попытался возразить тот, но Ник вдруг посмотрел ему прямо в глаза и улыбнулся.
— Вы пришли, чтобы помочь нам добраться до гостевой комнаты?
— Ну-у…
— Благодарю, — мягким полукивком отреагировал Ник. — Я чувствую себя прекрасно, но мой друг, похоже, подвернул ногу. Думаю, что его придется нести.
Глаза у здоровяка расширились, руки задрожали. Мне показалось, у него внутри сейчас все бурлит, и Ник, кажется, тоже это понял.
— Впрочем, подставить плечо помощи Мартину Итену Фостеру может только друг. Я ему помогу, — задумчиво произнес он, и затем вновь посмотрел в глаза охраннику. — А вы, мистер, пока найдите и принесите в гостевой дом наши клюшки. Заодно — мяч для гольфа. Мы потеряли их где-то тут.
Охранник сглотнул, кивнул, отвернулся. Несмотря на черноту его кожи, я разглядел: он раскраснелся от ярости.
— Ну, пойдем что ли? — подтолкнул меня Ник.
— Фух, ты все-таки нормальный, я уж испугался, тебя головой приложило!
— Нет, не бойся, — рассмеялся он. — Просто… просто оказалось, что полезны не только уроки по физике и химии.
Мы пошли к гостевой комнате не торопясь, словно ничего и не произошло. Перемена с Ником меня еще смущала, поэтому я молчал, пытаясь придумать, что бы такого сказать, чтоб заполнить затянувшуюся паузу.
— Хорошо, что у нас щас каникулы, — придумал я наконец. — Неохота в школу.
— Тебе везет! А я туда не хожу. Мы постоянно в разъездах по разным местам, поэтому учителя частные. Но уроки ежедневные — весь год…
— Тогда понятно, чего ты сбежал в Хьюстоне. Я б тоже не выдержал.
Ник остановился и посмотрел мне в глаза — не так, как охраннику, а с умной, грустной улыбкой. Так иногда смотрел наш дедушка Эйб, приняв дозу «лекарства» и утонув в воспоминаниях.
— Спасибо тебе, Марти, — произнес он. — Ты настоящий друг. У меня ведь друзей и не было толком никогда.
— Эй, да ладно, чего ты…
— Правда. Кто-то видит во мне доступ к ресурсам отца, кто-то — мешок денег. А ты — нет. То, что ты рассказал мне правду про браслет, это подтверждает!
— Ну… я ведь как-то по-честному хочу, все-таки, — выдавил я из себя какие-то слова. — Так-то ты тоже ничего, Ник.
Он снова улыбнулся, и мы пошли дальше. Нам навстречу уже спешили наши отцы — оба чем-то взволнованные.
— Слушай, а этот браслет… — спросил Ник полушепотом. — Можно мне его… взять на время? А то пока его официально выпустят, мы уже уедем. К тому же после нашего… эээ… побега в Хьюстоне есть шанс, что я надолго останусь без всяких подарков…
— Да забирай, конечно! — вздохнул я с облегчением, смотав с руки ленту и вручив ему. У меня в прямом смысле слова тяжесть с плеч упала. И к тому же, несмотря на то, что Ник нормально воспринял правду о моем задании, все равно было как-то не по себе. Раз ему этот голобраслет нужней, чем мне, то пускай берёт!
— Что за вид, Николай? — удивленно спросил мистер Куртымов, когда подошел к нам. — С тобой всё в порядке?
— Да, пап, всё хорошо. Мы просто немного заплутали, когда свет вырубило, — сказал Ник и, невинно улыбнувшись, добавил: — Кстати, а ты слышал что-нибудь про Тау-Кан?
Глава 9. Яблочный диван
Лето выдалось самым настоящим. Не таким, как у нас на Земле, без пылевых бурь, вечно работающих кондиционеров и постоянных синяков на лице из-за надоевших всем масок-респираторов. На Тау-Кане оно было таким, как я читал когда-то в книжках.
Железная Ти частенько ругалась, когда видела меня читающим. Говорила, лучше бы я делом занялся, или отцу помог деньги зарабатывать, чем дурью маяться и зачитываться сказками. Она вообще считала, что любые книги, какие бы они ни были — это сказки, отрывающие людей от реальности. В пример она всегда ставила своего мужа Джеймса, которого даже отец толком и не знал, а все потому, что тот сгинул из-за своих книг.
Добрый милый Джеймс, как уверяла Железная Ти, начитался всех этих сказок, отправился в столицу менять мир к лучшему… да так и не вернулся, «одурманенный всей этой мерзопакостной дурью». Правда, поговаривали, что бедняга Джеймс, оказавшись в столице по рабочим делам, наконец-то прозрел и сбежал из-под тяжелого крыла Железной Ти, которая, по словам соседей, и вздохнуть ему не давала. Честно говоря, я вообще удивлен, что кто-то мог на ней жениться. Может, она взяла его в захват и придушила, чтобы не дергался?
Книги она его все стерла, а те, что были на чипах — повыкидывала (отец, будучи еще ребенком, как раз тогда смог подобрать на помойке весьма недурную коллекцию), но при этом Железная Ти так больше и не вышла замуж, и до сих пор вспоминала своего Джеймса. Перед отлетом она так клевала моего отца, что тот потратив неделю на поиски, разыскал её мужа и предложил отправиться с ними. К сожалению или к его же счастью, Джеймс от этого отказался и попросил передать, что он болен настолько, что не сможет перенести космический полет.
Но, как ни пыталась Железная Ти запретить мне читать, ей это так и не удалось. Впрочем, когда я расколошматил гравилет дяди Себастьяна, она сама всунула мне в руки чип с книжкой и отправила читать на чердак, пока все не уляжется. Помнится, я наблюдал, как дядя Себастьян, вернувшись домой, грозился оторвать мне уши и приколотить к семейному дубу, а потом заставить меня полировать его гравилет, пока я не сотру руки до локтей. Но надо отдать должное Железной Ти, которая заперла чердак и никого к нему не подпускала до тех пор, пока, накормленный своей любимой паэльей, дядя Себастьян не отошел и не простил меня.
А для меня почти сутки на чердаке, да еще с новой книжкой оказались счастьем. Я запрыгнул на пыльный древний диван. Самый обычный, не парящий в воздухе, без системы кондиционирования, обдува и даже без холодильника с чипсами и напитками. Потертый, с гладкими ручками, к которым приятно прикасаться. А еще запах. Уж не знаю в чем было дело, но от него пахло яблоками. Потом как-то я услыхал от кузена, что это был любимый диван моего прапрадеда, который частенько дегустировал на нем сидр, за просмотром древнего интервиденья. Причем, по словам кузена, упивался так, что проливал добрую часть на этот самый диван.
В эту историю я верил с трудом, мне почему-то казалось, что еще задолго до того, как у нас началась вся эта ерунда с грязным воздухом, диван жил где-то в саду под яблонями. Очень уж удачно он там представлялся. Массивный, мягкий под невысокими деревьями. Сидишь, читаешь книгу. Срываешь, не вставая, яблоки. Хрустишь. А вот Железная Ти подслушав наш разговор сказала, что он долго простоял в подвале, где как раз хранили яблочный урожай. Но мне её версия понравилась еще меньше, чем идея кузена.
Но, как бы то ни было, диван пах самыми настоящими яблоками. Теперь они росли в основном в северных штатах, где воздух был не такой грязный и жара стояла не круглый год. Ни у кого в нашем городке яблонь не было, кроме нас. Ведь какой-то мой предок посадил яблоню неподалеку от дома и теперь она уже была здоровенным раскидистым деревом.
Так вот, именно в тот раз, когда Железная Ти спрятала меня на чердаке, я впервые встретился с этим диваном. А еще с приключениями пиратов и покорителей морей, ведь книжка, которую сунула мне в руки Железная Ти, оказалась про храброго капитана, ставшего пиратом.
С тех пор я старался тем или иным способом снова очутиться на чердаке, где стоял мой пришвартованный, пахнущий яблоками, фрегат.
Кстати, когда мы полетели на Тау-Кан, я смог убедить отца забрать его с собой. Точнее не то, чтобы убедить. Отец тогда был в хорошем настроении и на мои заверения, что я готов оставить на Земле все свои вещи, только бы взяли диван, он махнул рукой.
— Марти, не надо таких жертв, что-нибудь придумаем.
Пока дядя Себастьян на что-то отвлекся, отец отправил его погрузочного робота на чердак, а после с диваном в грузовой гравилет.
— Это всё или еще какой хлам будет? — спросил водитель, когда диван оказался в кузове с вещами дяди Себастьяна и заняв там почти все оставшееся свободное место.
— Хватит, — сказал отец. — Поездка уже оплачена?
— Ага, Себастьяном Фостером — кивнул водитель, мельком глянув на голографическую панель перед собой.
— Тогда поехали, только поскорее, — сказал отец, запрыгнул в кабину и затащил меня туда же.
В грузовом терминале космопорта мы оказались через пару часов. Я ожидал увидеть какие-то необычности, тонкие шпили, уходящие в стратосферу, овальные конусовидные хранилища, парящие кубы. Но на деле все выглядело более чем уныло. Сквозь желто-песочную дымку, через которую дальше ста метров и не видно, проглядывали безликие, однообразные коробки складских помещений с темными прорехами — воротами для гравилетов. Вот в одну из таких прорех мы и влетели.
Разгрузились быстро, но распределения груза пришлось ждать почти час. Наконец к нам подошел местный работник в форменном комбинезоне и кепке, сдвинутой набок.
— Ну чё, куда грузить? — процедил он, судя по всему, жуя жвачку под большим респиратором, и даже не глядя на нас.
— А где вы ходили? Мы уже устали ждать! И почему обслуживание не роботами? — возмутился отец.
— Слышь, папаш, ты это брось. У меня еще с десяток заказов. Не знаешь, куда грузить, пойду займусь ими, — сказал грузчик, прокручивая какие-то голограммы из устройства на предплечье.