Тут дверь наконец-то открылась.
— Ты чего такой взмыленный? — всплеснула руками ба. — Рогач, что ли, за тобой гнался?
— Да не-е, — махнул я рукой и ввалился внутрь. — А кубы где? Дед говорит, что пора…
— Кубы где всегда, — улыбнулась она, пригласив меня в глубину гостиной, к сейфу. — А ты появился очень вовремя. Гравиплатформа сломалась, думала уж кого-то на подмогу звать, а тут и ты объявился. Помоги-ка!
Кто? Я? Что, правда?!
— Ну, чего застрял, Кори? — бабушка открыла сейф, пропев ему строчку какой-то древней песни. — Я одна оба не донесу, а ты у нас мужчина сильный!
Умеет же ба похвалить, а! Не веря в свое счастье, я подбежал к ней, и она вручила мне большой, размером с голову, матовый куб. Вот Дженни обзавидуется! Пусть я и самый младший, зато им никогда не приходилось не то что нести куб памяти, а даже и дотронуться до него!
Я прямо светится от счастья. Величайшая реликвия Фостеров — а может, и всего Тау-Кана — у меня в руках. Не очень понятно, конечно, что в ней такого великого. Но об этом лишний раз думать не хотелось — слишком сложно.
Обратно мы шли уже не через лес, а по извивающейся дороге. Так идти куда дольше, но ба точно не сможет уклониться от липучки или приметить вовремя паучий глаз, особенно, когда у неё в руках тяжелый Куб Памяти. Поэтому я немного повздыхал, но, как настоящий мужчина, принял решение, что лучше сразу выбрать маршрут, где ба будет в безопасности.
На церемонию мы поспели вовремя. Официальная часть была уже в самом разгаре — выступали шахтеры. Это значило, что губернаторы закончили, и я смог избегнуть больше половины этой скукотищи. Уже приготовился витать в своих фантазиях, пока со сцены что-то бубнят шахтеры.
— О, здравствуй, Кори! — послышался сбоку знакомый веселый голос.
— Здрасьте! — расплылся я в улыбке, увидев подошедшего ко мне высокого, поджарого старика в ярком красивом мундире наподобие древних — с мудрёной вышивкой, какими-то медалями и узорами… если честно, я тоже такой хотел. Рядом со мной стоял князь Ник собственной персоной.
— Смотрите, что у меня есть! — похвастал я ему Кубом Памяти.
Судя по приподнятой брови и одобрительному кивку, князь Ник проникся уважением к полученному мною заданию.
— Великая ценность, — подтвердил он. — Береги её! — а потом нагнулся и шепнул мне на ухо: — А еще у тебя на руке семечко флоренсии остролистой. Лучше убери, пока бабушка не увидела!
— Какой ещё флорсии? — спросил я, оглядывая рукава. И впрямь, к одному из них прицепилось семечко липучки. Вот любит же князь Ник называть растения по-заумному! А ведь сейчас не только дети, но и многие взрослые давали им более простые имена. — Это не страшно, отдеру чуть позже. Я тут узнал: если на липучку брызнуть соком змеевика, то она сама отвалится.
Князь хотел сказать что-то еще, но тут слово взял прадедушка Марти. Он подошел к краю сцены, которую возвели вчера рядом с нашей старой раскидистой яблоней. Де окинул взглядом всю огромнейшую поляну, где собрались тысячи гостей, прибывших со всего Тау-Кана. Все они стихли и замерли в ожидании. Я тоже приготовился ждать, ведь речь де — это верный сигнал к тому, что скоро с болтовней будет покончено и наконец-то всех проводят к столам, где подадут сладкое.
— Дорогие жители Тау-Кана, — произнёс прадедушка. — Этот день не настал бы, так же, как и мы не жили бы в столь прекрасном месте, если бы не мой отец. Давайте почтим его память.
Он подозвал нас с бабушкой и указал мне, куда поставить куб: на специально отведённое возвышение. Ба бережно водрузила рядом свой — и лица у всех вокруг вдруг сделались серьёзные-пресерьёзные!
— Пусть тебя и нет рядом, но твое сознание живет с нами, — произнес дедушка. — Фостеры помнят!
Последние слова подхватили все мои родственники, а потом и все остальные громко произнесли:
— Тау-Кан помнит!
Ну, началось… Я, по правде, всё-таки сомневался, что внутри кубов кто-то есть — хотя, говорили, что внутри они вроде как огромные и туда можно перенести множество людей или их сознаний (а вот что такое это самое сознание?), и что все основатели Тау-Кана туда ушли. Но раз с ними пока не научились говорить, то как проверить, там они или нет? Загадка… Зато ещё я слыхал от тети Джо, что Генри Фостер — отец прадедушки Марти — потратил на эти кубы чуть не треть годовой добычи Ресурса, но сумел это дело как-то вывернуть так, что никто в результате не возражал или не знал о стоимости. Судя по записи в мнемодневнике, это могло быть правдой.
Прадедушка Марти дождался, пока все успокоятся, подмигнул мне, как всегда, это делал, когда хотел что-то подарить или же устроить какую-нибудь шалость, после которой ба будет качать головой и утверждать, что «Марти, как был ребенком, так и остался, а если рядом будет Ник, то совсем пиши пропало». Я даже немного подвинулся поближе к де, до того мне стало интересно, что же он там задумал. И вот честное слово, в этот момент я не видел перед собой никого из губернаторов, шахтеров, гостей, родственников и репортеров. Только круглое, морщинистое, немного пятнистое и всегда очень доброе лицо де. Он смотрел на меня и улыбался. По-доброму — так, как был способен только он.
— Друзья, все вы знаете о Кубах Памяти, но должен сказать о них вновь. Мы уникальная цивилизация, никто на Земле и подумать не мог о таком, что создано у нас на Тау-Кан. Мы не просто храним память о предках, но с нами сознания всех почетных граждан Тау-Кана. Когда-нибудь, уверяю вас, когда-нибудь настанет день, когда мы сможем переместить эти оцифрованные сознания в тела. Потомки вернут наших предков и нас к жизни, которая будет длиться века и тысячелетия… За Тау-Кан!
— За Тау-Кан, — прокричала толпа.
— Но память нужно защищать, — произнес де и снова подмигнул мне, — Поэтому с этого дня, властью президента Тау-Кана, я ввожу почетную должность Хранителя Памяти, который будет сохранять Кубы до дня и часа, когда мы сможем вернуть сознания к жизни. И первым Хранителем становится… — медленно произнес де и оглядел толпу. Стало совсем тихо, будто глубокой ночью. Я тоже боялся пошевелиться, несмотря на то, что едва мог устоять на месте от волнения. Де что-то подготовил для меня, и не говорит, а отвлекается на каких-то там хранителей. И зачем…
Мысль оборвалась сама, потому что де продолжил:
— … становится Кори Фостер!
От неожиданности я даже подпрыгнул. Де назвал меня по фамилии? Я провинился или что-то забыл? И только когда сотни глаз уставились на меня, я понял, что мое имя как-то связано с тем самым хранителем.
У меня затряслись ноги и пересохло во рту. Казалось, еще чуть-чуть, и я бы расплакался и убежал бы куда подальше в наш тенистый лес, на тайную поляну, которую отыскал пару месяцев назад, наелся бы там до отвала лежевики, улегся бы отдыхать. Но тут дедушка положил руку мне на плечо, улыбнулся.
— Теперь ты Хранитель, Кори. Самый главный человек для нашего будущего. Но не бойся, тебе будут помогать, — сказал он и перешел на шепот. — И главное помни, что теперь тебе положена зарплата. Ты будешь получать минимум полкило шоколада в месяц.
И вот тут весь страх, всю робость и переживания моментально смыло. Снова не стало никого в этом мире, кроме де. Кажется, я улыбался, даже махал кому-то рукой и кивал на слова поздравлений. А в голове уже строил планы, как распоряжусь таким баснословным богатством. Де рассказывал, что на Земле с шоколадом было проще, а вот на Тау-Кан его не создать. Уж сколько заказывали растения для него, ничего не прижилось. Поэтому весь шоколад завозили с Земли.
Первым делом надо будет забраться на дозорную площадку, что я соорудил на ветке высоченной яблони Фостеров — нашем Родовом древе, а там распаковать шоколад и умять его весь. Ну, может, не весь — с друзьями-то ведь тоже поделиться надо. И так несколько месяцев подряд. А потом… Но тут меня аккуратно тронула за плечо ба, и я понял, что уже никто на меня не смотрит, а дедушка активно говорит о чем-то другом. Я же всё стою, улыбаюсь и киваю, весь поглощенный фантазиями.
— …Моя двоюродная бабушка Тиффани — все звали её Железной Ти — стала первой, чьё сознание переместили в куб. Технология еще не была испытана, но времени терять было нельзя, она умирала. Никто не знает, удался ли тот перенос. Даже когда мы научимся говорить с кубами, мы можем её не услышать… может быть её там нет… — на миг мне показалось: прадедушка Марти сейчас заплачет, но он, наоборот, расправил плечи и встал, как рулевой корабля на древней картине. — Но всегда есть надежда. Кубы дарят нам её. Но надо помнить, что раньше человечество обходилось без них! Возможны иные формы памяти: великие фильмы и великие книги. Стихи и песни. Имена, которые мы даём нашим детям! И сейчас я вам торжественно обещаю, что в каждом поколении Фостеров будет своя Железная Ти! Свой Генри, свои Джейн и Кори, свой Ник, — прадедушка с улыбкой посмотрел на меня, потом обвёл хитрым взглядом всех собравшихся, — и даже, возможно, свой Марти!
В ответ раздались возгласы: «Конечно!», «И не один!». Кое-кто захлопал в ладоши. Прадедушка умолк, тяжело дыша, но непохоже было, что он собирается передать кому-то слово. Все молчали. Я уж подумал, что дело, наконец, идёт к сладкому… но какое там — взрослым вместо тортов разговоры подавай!
— Перед тем, как мы вернемся к официальной части, давайте общий снимок? — предложил глава столичных новостей, толстый Карл. — А то, когда закончим, вы же сразу все убежите к столам…
Вот подлый! Но, хочешь не хочешь, а идти надо. Немного потолкавшись, я встав рядом с ба и де в первом ряду, чтобы изображать Лучшего Кори Своего Поколения. Позади раскинула ветви фамильная яблоня Фостеров с вкуснющими яблоками. И вот только я встал в позу эдакого первооткрывателя — Христофора Колумба, во всяком случае так, как я его себе представлял, как…
— Эй, Рик! Ты что, яркость убавил? — спросил оператор длинного, как жердяк по весне, парня, возившегося с большими прожекторами.
— Н-нет, — произнес тот, и отчего-то попятился, глядя на небо.