– У кого ключ от этого склада?
– Если вам понравились крысы, то почему бы не отведать наш прекрасный…
Топор Дуббинса возник в его руке как по волшебству.
– Я тебе сейчас ноги отрублю, – пообещал он.
– ТебеНуженГерхардСтелькаИзГильдииМясников.
– Другое дело.
– Пожалуйстауберитопор.
Сапоги Дуббинса затопали прочь, оскальзываясь на булыжниках.
Достабль уставился на разбитые остатки повозки. Затем быстро пересчитал порции, шевеля губами.
– Эй! – заорал он. – Ты должен… Эй, ты должен мне за трех крыс!
Лорд Витинари проводил взглядом Ваймса. Когда за капитаном закрылась дверь, ему стало слегка стыдно – совершенно неясно почему. Да, капитану пришлось несладко, но разве имелся другой выход?..
Витинари достал ключ из шкафчика, стоявшего возле стола, и подошел к стене. Длинные пальцы его коснулись отметины на штукатурке, ничем не отличавшейся от дюжины других отметин, но именно эта привела в действие механизм, заставивший часть стены открыться. Прекрасно смазанные петли даже не скрипнули.
Никто не знал всех проходов и туннелей, спрятанных в стенах дворца. Поговаривали, что некоторые из них вели в неведомые дали. А под городом, в свою очередь, было очень много старых подвалов. Следовательно, человек с киркой и развитым чувством направления мог дойти под землей куда угодно, просто проламывая давно забытые стены.
Лорд Витинари спустился по нескольким узким лестничным пролетам, прошел по коридору к какой-то двери, отпер ее ключом и потянул на себя. Дверь бесшумно распахнулась на смазанных петлях.
Помещение, в котором он оказался, не было похоже на темницу. Оно было довольно просторным и хорошо освещенным несколькими большими, хотя и высоко расположенными окнами. Пахло древесной стружкой и клеем.
– Берегись!
Патриций пригнулся.
Нечто навроде летучей мыши просвистело над его головой, хаотично закружилось посреди комнаты, после чего рассыпалось на дюжину дергающихся кусочков.
– Да что ж такое-то! – раздался мягкий голос. – Придется вернуться к чертежной доске. Доброе утро, ваша светлость.
– Доброе утро, Леонард, – ответил патриций. – Что это было?
– Я назвал это «летающим-аппаратом-на-хлопающих-крыльях», – ответил Леонард де Щеботанский, спускаясь со стартовой стремянки. – Он приводится в действие гуттаперчевыми лентами, плотно скрученными вместе. Но, боюсь, механизм еще надо доработать.
Леонарда Щеботанского нельзя было назвать старым. Он относился к той породе людей, которые становятся почтенными лет в тридцать и, вероятно, будут выглядеть точно так же в свои девяносто. Не был он и лысым. Просто макушка его головы будто проросла из волос и возвышалась теперь над ними, как величественный каменный купол посреди густого леса.
Идеи непрерывно порхают по всей вселенной. Их цель (если представить, что у идей есть цель) – попасть в нужный ум в правильном месте в подходящее время. Они находят удобный нейрон, происходит цепная реакция и – хопа! – через некоторое время кто-то глупо моргает в свете телевизионных софитов и сам недоумевает, как, черт возьми, ему пришла в голову идея продавать предварительно нарезанный хлеб?!
Леонард Щеботанский знал об идеях не понаслышке. Одним из самых ранних его изобретений стал заземленный металлический ночной колпак, который он носил в надежде, что эти проклятые маленькие штуки перестанут оставлять раскаленные добела следы в его измученном воображении. Но колпак почти не спасал. Бывало, проснувшись утром, он со стыдом обнаруживал на простынях ночные наброски странных осадных машин или свежие чертежи механизмов для чистки яблок.
Род де Щеботанских был достаточно богат, чтобы позволить Леонарду отучиться в великом множестве школ, где молодой человек впитал в себя огромное количество информации, несмотря на неистребимую привычку глазеть в окно, зарисовывая полеты птиц. Леонард был одним из тех несчастных людей, чья судьба – пребывать в непрерывном восхищении перед миром, его вкусом, формой, движением и устройством…
Сам Леонард, в свою очередь, восхищал лорда Витинари, и это была единственная причина, по которой он до сих пор оставался жив. Некоторые вещи кажутся настолько совершенными, что уничтожить их не поднимается рука. Единственное в своем роде – оно всегда особенное.
Щеботанский был идеальным заключенным. Дай ему побольше дерева, проволоки, красок и, прежде всего, бумаги с карандашами, и он будет сидеть на одном месте хоть всю жизнь.
Патриций присел возле стопки набросков.
– Неплохо, – отметил он. – А что это такое?
– Я назвал это «комиксами», – ответил Леонард.
– Вот этот – с мальчиком и воздушным змеем, застрявшим на дереве, – особенно хорош, – похвалил лорд Витинари.
– Спасибо. Не желаете чаю? В последнее время я не часто общаюсь с людьми, если не считать того человека, который регулярно смазывает дверные петли.
– Я пришел для того, чтобы…
Патриций вдруг умолк и указал на один из рисунков.
– К этому листу прилипла желтая бумажка, – произнес он с подозрением.
Он потянул за нее. Бумажка оторвалась от рисунка с негромким «сосущим» звуком и тут же прилипла к его пальцам. На ней неровным обратным почерком Леонарда было накарябано: «театобар, ястежаК: котемаз ялд акжамуБ».
– О, это замечательная штука! – сказал Леонард. – Я называю ее «Удобной-запиской-написанной-на-клочке-бумажки-с-клеем-который-отклеивается-в-любой-момент».
Патриций принялся баловаться с бумажкой.
– А из чего сделан клей?
– Из вареных слизней.
Патриций оторвал бумажку от одной руки, и она тут же прилипла к другой.
– Так вы для этого ко мне пришли? – осведомился Леонард.
– Нет. Я пришел поговорить с тобой, – ответил лорд Витинари, – о рушнице.
– Ох! Прошу прощения…
– Боюсь… она исчезла.
– Вот те нате! Вы же сказали, что с ней разобрались.
– Я отдал ее убийцам. В конце концов, они гордятся тонкостью и красотой своей работы. Я думал, они ужаснутся при мысли о том, что кто-то заполучит такой мощный инструмент, и немедленно его уничтожат. Но эти чертовы дураки его сохранили. Они думали, что смогут надежно его запереть, а теперь потеряли.
– Они что, так и не уничтожили?
– Видимо, нет… Идиоты!
– Но и вы тоже не уничтожили. Интересно почему?
– Э-э… даже не знаю…
– Не следовало мне ее строить. Я ведь просто хотел проверить кое-какие принципы – баллистики, там… элементарной аэродинамики, превращения химической энергии. Для этого я был вынужден создать довольно неплохие сплавы, хотя, кроме меня, они больше никому не пригодились. Особенно я горжусь идеей нарезки ствола. Чтобы осуществить ее на практике, пришлось изобрести довольно сложный инструментарий… Молока? Сахара?
– Благодарю, не надо.
– Надеюсь, рушницу уже ищут?
– Да, убийцы ищут. Но они вряд ли смогут ее найти. Потому что думают не в том направлении.
Патриций поднял стопку набросков, изображавших человеческий скелет. Великолепно изображавших, со всеми подробностями.
– М-да уж… – протянул Леонард.
– Поэтому я решил положиться на Стражу.
– То есть на того самого капитана Ваймса, о котором вы мне рассказывали?
Лорд Витинари всегда получал удовольствие от эпизодических бесед с Леонардом. Этот человек говорил о городе так, словно сам существовал в другом мире.
– Да.
– Надеюсь, вы убедили его, что это очень важно.
– В некотором роде. Я категорически запретил ему искать рушницу. Причем дважды.
Леонард кивнул.
– О. Кажется, понимаю. Надеюсь, это сработает.
Он вздохнул.
– Наверное, мне следовало разобрать рушницу самому, но эта вещь… выглядела настолько законченной… Меня не оставляло чувство, будто я изобрел нечто такое, что уже существует. Иногда я задумываюсь, как мне вообще пришла в голову подобная мысль? Мне казалась… не знаю… как будто разобрать рушницу – это все равно что совершить святотатство. Примерно как разобрать на части человека. Может, бисквит?
– Иногда приходится разбирать на части и людей, – заметил лорд Витинари.
– Есть и такая точка зрения, – дипломатично ответил Леонард де Щеботанский.
– Ты упомянул о святотатстве, – продолжил лорд Витинари. – Но святотатство подразумевает оскорбление богов, не так ли?
– Я правда так сказал? Не могу себе представить бога рушницы.
– Согласен, такое представить непросто.
Патриций беспокойно поерзал, затем нагнулся и вытащил из-за спины какой-то предмет.
– Что это такое? – осведомился он.
– Ой, а я все гадал, куда она запропастилась! – обрадовался Леонард. – Это модель моей машины-взлетающей-на-воздух-от-вращения[20].
Лорд Витинари ткнул пальцем в небольшой винт.
– И что, будет работать?
– О да, – ответил Леонард, но потом вдруг тяжко вздохнул: – Если, конечно, найдется человек, обладающий силой десятерых и способный вертеть вот эту ручку со скоростью около тысячи оборотов в минуту.
Патриций заметно расслабился, но лишь затем, чтобы ярче выделить напряжение следующего момента.
– Итак, по городу теперь бродит человек с рушницей, – произнес он. – Он успешно применил ее однажды и почти успешно во второй раз. Кто-нибудь еще мог изобрести такое?
– Нет, – грустно ответил Леонард. – Здесь только я гений.
В его словах не было ни грамма бахвальства – лишь простая констатация очевидного факта.
– Понимаю. Но если рушница была уже изобретена, Леонард, насколько надо быть гениальным, чтобы воспроизвести ее еще раз?
– Техника нарезки ствола требует кропотливой точности, а курковый механизм должен быть идеально сбалансирован, ну и, конечно, дуло ствола следует тщательно… – Леонард осекся, заметив выражение лица патриция, и пожал плечами. – Словом, надо быть очень умным, – заключил он.
– Этот город полон умных людей, – заметил патриций. – А также гномов. Умных людей и гномов, которые возятся со всякими металлическими штучками.