Пятеро стражников выбрались наружу, осторожно перешагивая через своего поверженного капитана.
– Отлично. Теперь приведите сюда Углеморда.
– Э-э… он немного не в духе, капрал Моркоу…
– …Из-за того, что прикован цепями к полу, – вмешался другой стражник.
– Ну что ж… Значит, надо его немедленно расковать, – сказал Моркоу.
Стражники нервно переминались с ноги на ногу, возможно вспомнив древнюю пословицу, которая идеально подходила к случаю[25].
Моркоу кивнул.
– Я не стану вас упрашивать, но могу предложить немного отдохнуть, – сказал он.
– Щеботан очень хорош в это время года, – оживился сержант Колон. – Там как раз расцветают цветочные часы.
– Э-э… раз уж мы об этом заговорили… Мне обещали лечебный отпуск… – откликнулся один из дневных стражников.
– Думаю, его легко устроить, если задержишься еще на секунду, – произнес Моркоу.
Дневные стражники удалились так быстро, насколько позволяли приличия. Толпа, впрочем, не обращала на них никакого внимания. Наблюдать за Моркоу было гораздо интереснее.
– Так, – сказал Моркоу. – Детрит, возьми с собой кого пожелаешь нужным и приведи сюда арестованного.
– Я не понимаю, почему… – начал было один из гномов.
– Заткнись, шельма! – перебил опьяненный властью Детрит.
Слова произвели эффект упавшей гильотины.
Множество узловатых рук разных размеров потянулись к спрятанному под одеждой оружию.
И все посмотрели на Моркоу.
Это и было самым странным, как вспоминал впоследствии Колон. Все смотрели на Моркоу.
Гаспод обнюхал фонарный столб.
– Трехногий Шерп опять заболел, – сказал он, – и Вилли Молокосос вернулся в город.
Для опытной собаки столб или коновязь на оживленном перекрестке – это все равно что газета с вечерними новостями.
– Где мы сейчас? – спросила Ангва.
Идти по следу Старикашки Рона было непросто. В этом районе воняло отовсюду.
– Где-то в Тенях, – откликнулся Гаспод. – Судя по запахам, в переулке Нежности. – Он обнюхал землю. – Вот он, кажется, нашел. Совсем слабый…
– Здарова, Гаспод…
Голос был глубоким и хриплым, похожим на шепот с легкой добавкой песка. Он донесся откуда-то из переулка.
– Твоя фучка? Нифё такая…
Кто-то мерзко хихикнул.
– О, – произнес Гаспод. – Привет, ребята.
Из переулка показались два пса. Оба были чудовищно огромными и совершенно невнятной породы. Один из них был угольно-черным и походил на бультерьера, скрещенного с мясорубкой. А второй… второй был кобелем, которого наверняка называли Зверем. Верхние и нижние клыки его были настолько длинными, что он смотрел на мир словно сквозь решетку. А еще он был кривоног, хотя говорить об этом вслух в его присутствии, вероятно, стало бы смертельной ошибкой.
Хвост Гаспода нервно завибрировал.
– Познакомься. Это мои друзья: Черный Роджер и…
– Зверь? – предположила Ангва.
– Откуда ты знаешь?
– Просто угадала.
Два страшных пса обошли их с двух сторон, отрезав пути отхода.
– Так, так, так, – заговорил Черный Роджер. – Это кто у нас тут такая красивая?
– Ангва, – ответил Гаспод. – Она э-э…
– …волкодав, – перебила Ангва.
Псы расхаживали вокруг них с плотоядным видом.
– Большой Фидо в курсе? – спросил Черный Роджер.
– Да я просто… – начал было Гаспод.
– Цыц! – перебил Черный Роджер. – Думаю, вы захотите пройти с нами. Сегодня ночь Гильдии.
– Конечно, конечно, – закивал Гаспод. – Никаких проблем.
«Я могла бы справиться с любым из них, – подумала Ангва, – но не с обоими сразу».
Быть вервольфом – это значит обладать достаточной ловкостью и силой челюстей, для того чтобы мгновенно вырвать из человека яремную вену. Этот трюк обожал ее отец, что частенько раздражало мать Ангвы – особенно если он проделывал его перед обедом. Но сама Ангва ни разу не решилась его повторить, предпочитая вегетарианскую диету.
– Бу! – дыхнул ей в ухо Зверь.
– Ни о чем не переживай, – прошептал Гаспод, – мы с Большим Фидо закадычные дру…
– Ты что, пытаешься скрестить когти? Не подозревала, что собаки на такое способны.
– У меня не получается, – с несчастным видом откликнулся Гаспод.
Все больше и больше собак выныривало из теней, когда их то ли вели, то ли гнали по переулкам, которые представляли собой уже даже не переулки, а просто узкие щели между стенами. В конце концов они вышли на голый мрачный пустырь, с четырех сторон окруженный зданиями. В одном из углов дворика-колодца лежала на боку очень большая бочка, из которой торчал уголок рваного одеяла. Возле бочки сидело множество чего-то ожидавших собак. У некоторых из них был только один целый глаз, у других одно ухо, но все без исключения были покрыты шрамами, и у всех были зубы.
– Вы, – скомандовал Черный Роджер, – ждите здесь.
– И не ввдумайте увегать, – добавил Зверь. – Когда фуют твои кифки – это офень больно и обидно.
Агнва пригнула голову до роста Гаспода. Маленький песик дрожал.
– Ты куда меня затащил? – прорычала она. – Это же Собачья Гильдия, верно? Стая бездомных псов…
– Тссс! Не говори так! Они не бездомные! О боги! – Гаспод нервно огляделся по сторонам. – В Гильдию не принимают кого попало, поверь мне. Это собаки, которые… – он понизил голос до шепота, – …очень плохо себя вели.
– В каком смысле плохо?
– Очень плохо! «Фу, непослушный мальчик. Накажите его поводком. Плохая собака!» и так далее, – шептал Гаспод так, словно произносил ужасную молитву. – Все псы и псины, которых ты здесь видишь… да-да, все до единого!.. когда-то убежали от своих хозяев.
– Всего-навсего?
– Всего-навсего? Всего-навсего? Ах, ну да. Ты же не настоящая собака. Тебе не понять. Ты даже не подозреваешь, на что это бывает похоже. Но Большой Фидо… он открыл им глаза. «Сбросьте цепи, которые вас душат! – сказал он. – Укусите кормящую руку! Встаньте и взвойте!» Он вернул им гордость, – сказал Гаспод со смесью страха и восхищения в голосе. – Он провозгласил: «Любая собака, не свободная духом, – это мертвая собака». На прошлой неделе он убил добермана только за то, что тот завилял хвостом, увидев проходившего мимо человека.
Ангва оглядела других псов. Вид у них был неопрятный и неухоженный, что делало их, как ни странно, менее похожими на собак. Она разглядела маленького и довольно изящного белого пуделя с разросшимися остатками пуделиной стрижки, а рядом с ним – болонку с изодранными останками клетчатого жилетика, все еще висевшими у нее на плечах. Никто из собак не слонялся по двору и не брехал друг на друга. У всех было одинаково пристальное выражение глаз, которое она уже видела раньше… правда, не совсем у собак.
Гаспода уже откровенно колотило. Ангва тихонько подошла к пуделю, на шее которого под свалявшимся мехом до сих пор можно было разглядеть бриллиантовый ошейник.
– Этот Большой Фидо – он, что, волк какой-то? – спросила она.
– В духовном смысле все собаки – волки, – немедленно ответил пудель, – цинично и жестко оторванные от своего истинного предназначения коварными манипуляциями так называемого человечества.
Фраза прозвучала гладко, как цитата.
– Это Большой Фидо сказал? – рискнула спросить Ангва.
Пудель повернул голову, и она впервые увидела его глаза. Они были красными и невероятно злыми. Существо с такими глазами способно убить кого угодно, потому что безумие – настоящее, подлинное безумие – позволяет проламывать кулаком любую доску.
– Да, – ответил Большой Фидо.
Когда-то он был совершенно обычным псом. Он заискивал, переворачивался с боку на бок, вставал на задние лапки и приносил брошенную палку. Каждый вечер его выводили на прогулку.
Когда это случилось, никакой вспышки света не было. Просто однажды вечером он лежал в корзинке и размышлял о своей кличке «Фидо» и о надписи на корзинке, которая гласила «Фидо». А еще он думал о подстилке с надписью «Фидо», о миске с надписью «Фидо» и, наконец, об ошейнике с надписью «Фидо», как вдруг где-то в глубине его мозга что-то перещелкнуло. В следующую минуту он сожрал подстилку, покусал хозяина и выпрыгнул на улицу через кухонное окно. Там он немедленно встретил лабрадора, который был раза в четыре больше самого Фидо. Лабрадор обсмеял его ошейник, но тридцать секунд спустя уже улепетывал прочь, поджавши хвост и жалобно скуля.
И это было только начало.
Собачья иерархия довольно проста. Фидо всего лишь задавал вопросы – обычно приглушенным голосом, поскольку кусал в тот момент чью-нибудь лапу – пока не добрался до главаря самой большой стаи одичавших собак. В народе – в смысле, среди собак – до сих пор ходили истории о легендарной схватке между Фидо и Брехливым Бешеным Артуром – ротвейлером с одним глазом и очень плохим характером. Большинство животных не сражаются насмерть – только до тех пор, пока не сдастся противник. Фидо было невозможно победить; он был маленьким, но очень резвым серийным убийцей в ошейнике. Фидо висел на разодранной в клочья шкуре Брехливого Бешеного Артура до тех пор, пока тот не сдался, после чего, к немалому изумлению самого Артура, Фидо его прикончил. В этом пуделе было что-то необъяснимо упертое: засуньте его под пескоструйную машину минут на пять, и он (вернее то, что от него останется)… все равно откажется сдаваться. И не дай вам бог после такого поворачиваться к нему спиной.
А все оттого, что у Большого Фида была большая мечта.
– Какие-то проблемы? – осведомился Моркоу.
– Этот тролль оскорбил того гнома, – заявил гном Рукисила.
– Я услышал, как исполняющий обязанности констебля Детрит отдал приказ младшему констеблю… Хрольфу Пижаме, – ответил Моркоу. – Что в этом оскорбительного?
– Но он же тролль!
– И что?
– Он оскорбил гнома!
– Это был всего лишь военно-технический термин, – вмешался сержант Колон.
– Этот чертов тролль не далее как сегодня спас мне жизнь! – выкрикнул Дуббинс.