Сергей обрадовался, что она задала такой вопрос.
— Видишь ли, Юля, я считаю, что в принципе мне везет в жизни, — сказал он. — Хотя со стороны может показаться, что я человек очень несчастный. Я рано лишился отца, рос сиротой, от меня ушла жена и, наконец… — Он не договорил и, улыбнувшись в ответ на Юлькин вопросительный взгляд, заключил: — Но счастье никогда не покидало меня.
— Никогда? — усомнилась Юлька.
— Никогда, — повторил Сергей. — Любовь к женщине, даже и после развода — счастье. Любимая профессия — счастье. И, наконец, я понял, что еще не до конца прожил свои лучшие дни в прошлом. Прошлое никуда не уходит. Для человека время уйти не может: в один и тот же прожитый день можно возвратиться тысячу раз. Может, тебе не понятно?
— Все понятно. Во сне я постоянно возвращаюсь. Мне кажется, я жила везде: в Древнем Египте, в средневековой Европе, в скифском стойбище, здесь, в Александровой слободе. Но только… — Юлька помедлила: — Мне кажется, что у тебя что-то случилось, не все в порядке.
Сергея совсем не удивило, что Юлька так просто заговорила об этом. Он понял, что ждал этого, и снова обрадовался. Давно нужно было сказать Юльке правду. И он решил сделать это. Но сначала спросил:
— Скажи, Юлечка, а ты в самом деле видела тот сон?
— Ладно, не отвечай, — сказала она, словно не расслышала его вопроса. — Ты действительно счастливый человек, я это чувствую.
— И сегодня я счастливее, чем вчера, — добавил Сергей.
Юлька тихо шла, опустив голову. Она как будто прислушивалась к чему-то. К чему она прислушивалась, чего ждала? Как радостно и сладко было смотреть Сергею на Юльку! Теперь он сам взял ее под руку и сказал:
— Я рад, что приехал в Александров, Юлечка!
— Может быть, ты приехал потому, что я сильно захотела этого, — прошептала Юлька.
— Может быть…
— Сережа, — громче начала Юлька, — а почему ты не сказал, что о твоем отце написана книга? И мама твоя не писала…
— Да… — после молчания сказал Сергей. — Фронтовые воспоминания.
В книжке было напечатано и письмо отца, последнее напутствие десятилетнему Сергею.
«Ходи прямо, Сергей! Главное в жизни — ходить прямо, во весь рост! Человек не так давно встал на ноги, его сгибает к земле. Иные люди до сих пор бегают на четвереньках, только не всем это бросается в глаза. Всегда ходить прямо не так легко, Сергей, вот почему надо всегда, каждый день стремиться ходить прямо!»
— Кто же тебе сказал о книге? — спросил Сергей.
— Я сама узнала. Из «Комсомольской правды». В прошлом году была статья о тебе…
— Да, была, — смутился Сергей.
Говорить о статье Сергею было неприятно. Журналист ставил инженера Сонкова в пример другим. В статье была даже фраза, что великий Эйнштейн тоже был инженером. Сергей старался не вспоминать эту статью, хотя она многим в институте понравилась. Это — дело прошлое, и разговор, заведенный Юлькой, был совсем некстати…
Сергей и слова сказать не успел, как спохватился: почему же некстати? Нет, кстати, кстати, Сергей Сонков, сын Василия Сонкова!
— Тот журналист, который писал обо мне, ошибся, Юлька, — сказал он. — Если он приедет второй раз, как обещал, то уже не встретит меня: я уволился. — Сергей усмехнулся и добавил: — По собственному желанию.
— Вчера вечером я сразу что-то почувствовала, — не удивилась Юлька. — Что же случилось?
— Банальная история, — облегченно вздохнув, сказал Сергей. — Я воспротивился появлению одной машины. Один уважаемый, лучше сказать, уважаемый за прошлые заслуги товарищ изобрел велосипед. Ну, не совсем велосипед, но что-то такое в этом роде. Машина была раньше времени разрекламирована. Некоторые люди, видные, но в технике весьма неосведомленные, потирали руки: и мы движем технический прогресс! Разговоры о недостатках машины тонули в громовом хоре похвал. Стоило мне поставить свою подпись, и… Но я ее не поставил. Наверное, никто этого не ожидал. Я ведь только исполнял обязанности главного.
Сергей вспомнил, как директор института уговаривал его быть разумным, и, снова усмехнувшись, добавил:
— Между прочим, меня поставили на это место вскоре после той статьи. А если бы я подписал проект, наверняка утвердили бы в должности главного.
— Ты жалеешь, что не подписал? — испугалась Юлька.
Сергей легонько сжал ее руку. Ему был приятен Юлькин горячий протест.
— Я жалею не об этом. Хотя решился не без раздумий.
Да, он не сразу решился на это. «Ваше мнение?» — спросил его директор, когда стало ясно, что он тянет. Главный инженер ни о чем не спрашивал. Он держался скромно, дружески здоровался с Сергеем. А директор настаивал все решительнее. Сергей пошел посоветоваться к приятелю, тоже инженеру, работавшему на заводе. Тот сказал без колебаний: «Лишняя плохая машина — ну и черт с ней!» — «Ты так думаешь?» — «Тут и думать нечего! Подпиши, тебя утвердят, и ты получишь возможность работать по-настоящему. Вот тогда-то пусть они попробуют заставить тебя подписать дерьмовый проект!» Совет приятеля вызвал у Сергея раздражение. «Я подпишу один плохой проект, ты подпишешь, третий, четвертый подпишут — и наберется десяток новых плохих машин». — «Так зачем же пришел за советом? — обиделся приятель. — Поступай как знаешь». На другое утро Сергей сказал директору, что он проекта не подпишет.
— Совсем не об этом я жалею! — повторил Сергей. — Понимаешь, Юля, мне казалось, что я поступаю хотя и вынужденно, но разумно. Со мной не соглашаются, я против, — значит, выход один: заявление об уходе. Но это был самый легкий выход…
Да, теперь ему уже ясно: самый легкий и стыдный, — и только поэтому он и в вагоне (да и дома еще!), и на сеновале, и сегодня утром все мучился, испытывая эту странную неловкость, словно обманул кого-то. Перед тем как написать заявление об уходе, он задумался: не сгоряча ли, не с обидой ли делает это? Решил, что нет, так и надо, сделал все, что мог. А получилось — и сгоряча, и с обидой. Что же он сделал, дубина, способный, извините, инженер, сын героя, которому отец писал перед смертью. «Ходи прямо, Сергей!» Он раскланялся перед обнаглевшим конъюнктурщиком и уступил ему дорогу: «Милости прошу, выкатывайте вашу машинку!»
Юлька не задавала ему вопросов, не перебивала его. Он смолкал, и она молчала, ждала, что он еще скажет. Все она, кажется, понимала, Юлька!
— Горько и стыдно, Юля, махать руками после драки! А еще горше, когда понимаешь, что настоящей-то драки и не было.
— Как мне хотелось собраться и поехать к тебе раньше! — сказала Юлька. — Но ты не мучься, не мучься!
— Да я не мучаюсь. Я радуюсь! — воскликнул Сергей и, устав сдерживать себя, обнял Юльку. Он обнял ее, постоял немножко и отпустил, разведя руки. — Чувствую: все настоящее — и трава, и воздух, и солнце. И я стал вроде настоящим — проснулся.
— Ну, а дальше? — спросила Юлька, которая, может быть, и не заметила, что он обнял ее не как девчонку, которой читал когда-то повести Гайдара. — Что же теперь дальше?..
— А дальше… а дальше, — весело сказал Сергей, — а дальше — утро вечера мудренее. Дальше уж мы придумаем что-нибудь! Дальше, — он с удовольствием выговаривал это слово, — дальше — вот зверобой у нас под ногами! — Сергей нагнулся и сорвал большой стебель, густо опушенный яркими, бросающимися в глаза, цветками. Они подошли к опушке леса. Зверобой только зацвел. Он рос кучно, то тут, то там кострами горели по краям разношерстного кустарника его ярко-желтые цветочки. Зверобой словно говорил людям: «Я не напрасно так выделяюсь, я специально бросаюсь в глаза, берите меня, срывайте, я ваш лучший друг!» И Сергей с Юлькой рвали, рвали и рвали целебные цветы на длинных стеблях. За какие-нибудь полчаса они нарвали их по целой охапке, сложили на полянке, возле которой сгрудились полукругом белые стройные березки.
— Ты видишь? — показала Юлька в ту сторону. — А что там такое?..
— Как они на нас смотрят!
Сергей вгляделся, и ему показалось, что березки действительно смотрят на них с удивлением и тихой радостью.
— Ну конечно, мы же цари природы, — улыбаясь, сказал он.
— Цари природы, — повторила Юлька.
Она сняла тапочки, приподнялась на цыпочках и подняла кверху руки.
— Я так отдыхаю, — сказала она. Ветер шевелил ее светлые волосы и юбку. — Я так себе снилась, — добавила она. А потом, тихонько засмеявшись, возразила: — Нет, пожалуй, я это только что придумала.
Сергей понимал, что Юлька рисуется, кокетничает. Но она была еще молоденькой, да к тому же кокетство было Юльке к лицу, и Сергей прощал ей все. Юлька только начинала жить, что с нее возьмешь?.. Сергей изо всех сил старался рассуждать, как старший брат, но ему плохо удавалось. Ему совсем это не удавалось. И, понимая это, Сергей радовался. Он думал:
«Ты это запоминай, запоминай, чтобы этот миг вернулся еще не раз. Полянка, березки, которые смотрят на людей, солнце и девушка между землей и солнцем…»
Юлька блаженно вздохнула, опустилась с зажмуренными глазами в траву, разметала руки. Ветер приподнял ее юбку, откинул выше колен…
— Никуда я не пойду отсюда! — прошептала Юлька. — Никуда и никогда, и не уговаривай!..
Сергей медленно отходил, смотря на Юльку, и слышал только это: «Не уйду, не уйду…» Ему тоже захотелось по-мальчишески броситься в траву, кататься в ней, хохотать от распирающего грудь счастья. И он тоже подумал, что никогда не уйдет отсюда, останется навеки здесь с Юлькой, и ради этого стоило жить, возвращаться в прошлое, исправлять ошибки, бороться, любить и ненавидеть.
Юлька приподнялась и, не увидев поблизости Сергея, засмеялась и оправила платье.
— Да ведь здесь земляника! — воскликнула она. — Я лежала на землянике! Сережа, иди посмотри, у меня, наверное, вся спина в землянике!
И в самом деле, на белой Юлькиной кофточке алели еще не просохшие, яркие, как кровь, пятна.
— Как же ты не заметила, — укоризненно сказал Сергей.
— Ты ведь тоже ничего не заметил, Сереженька! — лукаво отозвалась Юлька.