Плавание по Ледовитому океану вызывается потребностями науки, но постройка двух ледоколов, в 6 тысяч тонн каждый, потребует таких затрат, на которые для одних научных целей средства найти невозможно. К счастью, есть практические цели, которые также требуют постройки больших ледоколов.
…Ни одна нация не заинтересована в ледоколах столько, сколько Россия. Природа заковала наши моря льдами, но техника дает теперь огромные средства, и надо признать, что в настоящее время ледяной покров не представляет более непреодолимого препятствия к судоходству.
Степан Осипович Макаров вынашивал план полюсной экспедиции. Его публичная лекция так и называлась: «К Северному полюсу — напролом!» Однако на первый план, не желая, по собственному выражению Макарова, «дразнить гусей», он выдвигал не научные, а экономические задачи.
Расчет оказался верным. Всесильный министр финансов царского правительства С. Ю. Витте оценил коммерческие и даже военные выгоды проекта. Деньги были выделены, и ледокол — его назвали «Ермаком» — в 1899 году построен. Мощность четырех машин корабля достигала 10 тысяч сил.
Первый рейс ледокола — из Англии, где он строился под присмотром Макарова, до Кронштадта — был триумфальным.
«Надо сказать, — пишет Макаров, — что многие не верили в возможность пробиться зимой до Кронштадта. В феврале начали ходить слухи, что лед в Финском заливе очень тяжел и сильно набит, поэтому сомнения увеличились. За несколько же дней до прихода «Ермака» от лоцманов пришли слухи, что лед до такой степени толст, что его разбить совершенно невозможно...
Встреча ледокола началась, как только мы прошли Толбухин маяк. Первыми встретили люди промерной партии, которые шли на путь следования «Ермака», но остановились поодаль, не зная, как далеко будут распространяться трещины при проходе ледокола. Вслед за этим к ледоколу бойко подбежала на лыжах рота Каспийского полка с командиром полковником Адлербергом во главе. Мы приняли каспийцев на палубу, и вслед за тем к борту стали подходить толпы народа: некоторые были на лошадях, а некоторые пешком и даже на велосипедах. Лед в этих местах был около 2—3 футов, и ледокол разламывал лишь полосу шириною, равную самому себе: с обеих сторон оставался цельный лед и толпы шли рядом с судном, причем некоторые из смельчаков были так близко, что на них попадали брызги от взламывания ледяных глыб...
Вслед за сим на ледокол хлынула волна народа, и не только верхняя палуба, но и все помещения быстро наполнились желавшими повидать чудовище, которое может справиться с льдами и прокладывать себе путь в таких условиях, в которых прежде никто не отваживался ходить».
Уже в первую свою навигацию «Ермак» успешно провел во льдах Балтийского моря 29 судов. Затем сумел зимой оказать помощь броненосцу «Генерал-адмирал Апраксин», который во время снежной бури наскочил, на камни у острова Гогланд. Уже одним этим затраты на постройку ледокола были полностью оправданы.
Но недоброжелатели — а их было много у боцманского сына, ставшего адмиралом, — сумели использовать первые неудачи.
Отправившись в экспедицию к Шпицбергену, «Ермак» получил пробоину и вынужден был стать на ремонт. Совершенно ненужным оказался передний винт, заложенный в проекте, — нос пришлось переделывать. Затем «Ермак» был зажат на некоторое время льдами у Новой Земли.
Все это понятно и объяснимо. И Макаров и «Ермак» только учились плавать во льдах.
«Дело ломки полярного льда есть дело новое и небывалое, — писал адмирал. — Никто никогда не пробовал ломать полярный лед, и было бы чудо, если бы, построив специально для этого дела судно, мы бы сразу нашли наилучшую комбинацию форм и машин... В то время, как английские ученые приветствуют меня с успехом, наши газеты делают все возможное, чтобы возбудить против меня общественное мнение, и я боюсь, что мне не дадут докончить дело».
Ему не дали докончить дело. «Государь император... повелеть соизволил: ограничить деятельность ледокола «Ермак» проводкой судов в портах Балтийского моря». Макаров в 1901 году был полностью отстранен от ледокольных дел...
Горячо и страстно поддерживал Макарова великий русский химик Дмитрий Иванович Менделеев. В свое время именно его заключение по проекту ледокола оказалось во многом решающим. Потом во мнениях об использовании могучего «Ермака» Макаров и Менделеев разошлись. Но теперь ученый выдвигает собственный план полюсной экспедиции. «Сильный корабль и свободные части воды, — пишет он, — вот главные средства для победы над препятствиями Ледовитого океана». В случае необходимости Д. И. Менделеев предлагает взрывать торосы: «В настоящее время, когда жидкий воздух получается легко в больших количествах, по-видимому, имеется легкая возможность дешево взрывать толщи льдов, так как жидкий воздух с небольшой примесью угля производит взрывы, которыми уже начинают пользоваться для проведения тоннелей в твердых породах».
И заключение: «Завоевав себе научное имя, на старости лет (Менделееву было 67. — Ш. Ш.) я не страшусь его посрамить, пускаясь в страны Северного полюса».
Правительство не разделяло энтузиазма великого ученого. Проект полюсной экспедиции был отвергнут.
«Говорят, что непоборимы торосы Ледовитого океана. Это ошибка — торосы поборимы; непоборимо лишь людское суеверие».
Эти гордые и печальные слова принадлежат адмиралу русского флота Степану Осиповичу Макарову...
В СПОР ВСТУПАЮТ ИТАЛЬЯНЦЫ
На грани столетий борьба за полюс достигла апогея. «Приз века», «Международные скачки к полюсу», — кричат заголовки газет. В соревновании участвуют Америка, Швеция, Германия, Англия, Норвегия, Дания... Достичь вершины планеты мечтают журналист Уэльман, метеоролог Болдуин, кавалерийский офицер Фиала... Ажиотаж, не жалея денег, подстегивают предприниматели.
Впрочем, некоторые из «покорителей полюса», видимо, и не думают о полюсе. Есть вещи поважнее: собственное честолюбие, реклама...
Появляются самые сногсшибательные проекты.
Один изобретатель предлагает установить на берегу океана «центральную станцию по изготовлению супа». По его идее, надо льдом должны быть протянуты шланги, чтобы санная экспедиция могла непрерывно получать горячий суп.
Второй рекомендует построить на берегу лесопилку и выстелить деревянный тротуар до самого полюса.
Конечно, были и по-настоящему серьезные планы. Наибольших успехов добились итальянцы, в 1899—1900 годах впервые вступившие в спор за Северный полюс.
Экспедицию возглавил Луиджи ди Савойя, герцог Аббруццкий — брат итальянского короля.
Герцог консультировался с Нансеном и даже получил в подарок двух собак, родившихся на «Фраме». Вообще же ездовые собаки были закуплены в России — их доставил в Архангельск обский промышленник Александр Иванович Тронтгейм (в свое время снабжавший собаками и Нансена).
Предполагалось, что судно экспедиции «Стелла Поляре» («Полярная Звезда») достигнет Земли Петермана, откуда и стартует санный отряд.
Надо сказать, что за недолгие годы своего «существования» Земля Петермана послужила обманчивым ориентиром для многих. «Открытая» еще в 1874 году к северу от Земли Франца-Иосифа, она на самом деле была всего лишь миражом.
«Стелла Поляре», не найдя Земли Петермана, вынуждена была зазимовать у острова Рудольфа — самого северного в архипелаге Земли Франца-Иосифа.
Место стоянки — бухта Теплиц — было выбрано неудачно. Под напором льдов судно оказалось на мели и легло на борт. Экипажу пришлось переселиться на берег и жить в палатках. Впрочем, температура в них держалась все время выше нуля — жилье было накрыто большим брезентовым шатром.
Зимой герцог Аббруццкий отморозил пальцы, и ему пришлось отнять два сустава. Из-за этого начальником полюсного отряда он назначил капитано-ди-корветто Умберто Каньи — «руководителя, одаренного энергией, настойчивостью и выносливостью».
Десять человек с 13 нартами и 102 собаками пошли к полюсу, но шестеро из них должны были вернуться, обеспечив заброску грузов как можно дальше к северу.
Дневник Умберто Каньи (1900 год):
А б б р у ц ц к и й. К северному полюсу. Библиотека Всходов, 1909, № 12.
Воскресенье, 11 марта.
Прощание наше с товарищами было несравненно тяжелее, чем в феврале. Мы знали теперь, что нас ожидает, знали, сколько страданий и трудностей предстоит нам, знали, кроме того, что мы до тех пор не отступим ни перед какими препятствиями, пока не истощатся все средства наши и силы. Мы не мечтали больше о легкой и полной победе, мы питали лишь надежду, что в борьбе с неразгаданным сфинксом полюса нам удастся хотя бы немного опередить своих предшественников.
Ночью 14 марта температура упала до -43°; в 8 часов утра -38°. При такой температуре даже люди, привыкшие к сильному холоду, не могут работать на открытом воздухе. Мы надеялись, что согреемся во время ходьбы, но не успели пройти немного, как очутились перед непроходимым льдом, Перед нами было необозримое пространство, покрытое исполинскими, острыми вверху глыбами льда, как бы брошенными нарочно рукою великана с целью преградить нам путь, и мы вынуждены были прибегнуть к помощи топоров.
Несмотря на 8 часов непрерывной работы, мы не прошли и 6 километров. К 5 часам вечера термометр показывал -43°, и мы окоченели от холода.
Канепа, пробуя разрезать масло, концом ножа поранил себе руку в том месте, где пульс, но, к счастью, неглубоко. Я сделал ему строгий выговор, потому что старался прежде всего внушить людям, чтобы они были как можно осторожнее и избегали самых ничтожных телесных повреждений. Человек, потерявший способность работать, был бы большим несчастьем для экспедиции, успех которой зависел от общей единодушной работы.
15 марта. В 4 часа термометр показывал -44°, а в 51/2часов -45°. Сегодня мы прошли 13 км.
К вечеру спальные мешки замерзли и стали твердыми, как дерево. Два человека насилу растянули их, да и после этого немало труда потребовалось, чтобы втиснуть туда свое тело. Хорошо ли. худо ли, но, мы все-таки влезли в них, хотя уснуть не могли, потому что даже зубами стучали от холода. Единственная часть тела, которая не болела у нас, были ноги; они всегда были теплые от ходьбы, и если при остановке мы сейчас же снимали башмаки и заменяли их охотничьими гамашами, то они оставались теплыми, то есть теплыми сравнительно с остальным телом. Панталоны на коленях покрывались ледяными корками в виде наколенников и множеством корочек, таких толстых, что их приходилось счищать ножом; да и щеки, спина и вообще все части тела, где появляется испарина, покрывались такими же корочками. После нескольких минут лежания в мешке весь лед, оставшийся на одежде, начинал таять, и, несмотря на затрудненное дыхание вследствие недостатка воздуха, мы все же чувствовали нечто вроде благополучия; мы, правда, задыхались, но лежали покойно и не стучали зубами.