Привезли меня зимой в деревню обозники из торгового каравана. Подобрали младенцем возле разграбленной и сожженной кареты. Но куда везти чуть живого замершего ребенка? Свернули к нашей деревне, что стояла чуть в стороне от тракта, и оставили старосте с парой серебряных монеток. Староста и предложил селянам, у кого детей нет или уже выросли, взять меня на воспитание. Вызвались тетка Ита и дядька Неис. Своих детей им бог не дал, да и жадностью они страдали — хотелось им серебряных монеток, да и в вещах девчонки был замысловатый золотой кулон на цепочке. А ребенок, что? И так еле дышит, не беда будет, если и умрет. А я вот выжила. Одеяльце и вышитые пеленки, а также кулон мои приемные родители у старосты выпросили, а вот монет так и не получили, чем все время меня попрекали. Вещи сложили в сундук «на черный» день. Я лишь однажды видела их, когда в честь великого праздника солнцестояния тетка выпила бражки и была разговорчивой. Так я узнала о том, что я родилась не в сельской семье. Ажурный кулон в виде желудя раскрывался и там, на двух половинках были два портрета — на одном мужчина с каштановыми волосами и синими глазами, а на другом — молодая женщина с высокой прической и в платье, украшенном тонким кружевом, так искусно выполненным художником. И глаза у неё зеленые. Так хотелось думать, что это мои родители. Ведь и у меня каштановые волосы и глаза отдают зеленью.
— И что размечталась? — хмыкнула тогда тетка, увидев моё выражение лица. — Теперь ты деревенская сиротка, из жалости живущая у нас. А об этом забудь.
Кулон опять исчез в глубинах сундука, а мне долго снились эти портреты, так крепко отложившиеся в памяти. И я мечтала, что меня найдут, особенно после слов пророчества от знахарки. Я даже её пыталась расспрашивать, видела ли она моих родных, найду ли я их? Но ответа она не давала, только говорила, что со временем все прояснится.
Тетка Ита встретила меня суровым недобрым взглядом, но я сразу бросилась к колодцу за водой, а потом схватила подойник и скрылась в хлеву, где уже мычали две коровы. Теленок был отсажен, чтобы не приложился к вымени. Обмыла соски у коров, надоила два ведра молока, и понесла в дом. Надо сейчас процедить и разлить по кринкам, да спустить в подпол на холод. Молока было много, и дядька Неис делал сыры, которые продавал в трактир и возил на базар в ближайший городок.
Все же тетка не выдержала, высказала мне все уже за поздним ужином, упрекнула куском хлеба:
— Кормлю тебя, пою, одеваю, а ты деньги, что от травницы получаешь, в семью не сдаешь! Уже, наверно, золотой скопила!
— Какой золотой? У меня несколько медяшек, даже серебрушки не будет, — возмутилась я.
— Вот, вырастили, а она еще и перечит! — тетка не на шутку сердилась.
— Ладно, отстань от неё, — протянул дядька Неис, после ужина пришедший, наоборот, в добродушное настроение. — Разошлась на ночь глядя. Спать пора. Иди лучше постель стели.
Я тоже расправила матрас на лавке, сбегала помыть ноги и легла спать. Но не спалось, смотрела на ночное небо и видела глаза Одана, темно-синие, глубокие. Они волновали меня, как только наши взгляды встречались. Молодой парень тоже обратил на меня внимание, на последних вечёрках мы даже танцевали, а до этого на день солнцестояния вместе прыгали через костер и смеялись. У него горячие ладони, казалось, он зажег ими мою кровь. Это мой секрет. Так хочется любви! Подружки, что несколько постарше и уже вышли замуж, рассказывали, что это так сладко! А у меня сладким оказывается только запах смерти. Это так несправедливо! Может, к осени Одан пришлет сватов? Ведь я, хоть и бесприданница, но ученица знахарки, а значит, могу принести в семью доход и уважение, и лицом не дурнушка. Фигурка только тонковата, так это дело наживное. От этой мысли стало так приятно, аж задохнулась от своей смелости думать о таком. Но до осени еще далеко, а вечёрок будет еще не мало, как и танцев, и хороводов.
Потом мысли скакнули куда-то в сторону, к наставнице. Это из-за неё я опоздала сегодня на дойку, вернее, из-за её видения. С того первого раза, как бы она не прикасалась ко мне, пророчеств от неё я не слышала, а тут, уже выходя, наши пальцы сомкнулись на дверной ручке, она опять вцепилась в меня, зашептала. Я не испугалась, ждала, когда она меня отпустит. Но когда Мейва пришла в себя, вид она имела бледный, уголки губ опустились, глаза слезились, словно она старалась не разрыдаться. И что такого она увидела? Расспрашивать было страшно, но знахарка сама заговорила:
— Килли, ты уже взрослая девушка. Помнишь, я говорила тебе, чтобы ты ничего и никогда не боялась? Так я повторю тебе снова. Не бойся. Рассказывать тебе ничего не буду, но все будет хорошо с тобой. Боль пройдет, и солнце будет светить, как прежде. И не теряй надежды. Все беги…, - она порывисто обняла меня, что раньше такого с ней не случалось, и вытолкнула в двери.
Странно все это. Кого мне бояться в деревне? И на что мне надеяться надо? Ладно, завтра прибегу к ней, мы поговорим.
И еще не давали покоя ветки, опавшие сами с куста передо мной. Это и есть моя сила? Но как она … сработала? И об этом надо спросить у наставницы, и … я провалилась в сон.
Если бы я только знала, что это последняя моя ночь на этой лавке, в этом доме, и что я больше никогда не увижу знахарку Мейву и синие глаза Одана.
Глава 2. «Самый главный некромант»
Магистр Бенеит Танатос, лорд
Армия Локкрана возвращалась на свои места постоянной дислокации. Армия победителей! Вот только от основного состава войск осталось не более четверти, а магов-некромантов и боевиков-стихийников полегло немеряно, и в основном это были самые молодые. Сколько учеников похоронил он на границе Брошенных Земель! А ведь это третья его война! Могла быть и четвертой, но его, тогда первокурсника факультета некромантии, не пустили участвовать в сражениях.
Так думал я, магистр Бенеит Танатос, декан факультета некромантии столичной академии королевства Локкран.
Пыль, поднимаемая сапогами солдат, идущих по тракту, проникала в карету и стояла серой завесой в солнечных лучах. Середина лета! Жара! И дернуло меня именно сейчас возвращаться в столицу! Надо было ехать раньше или обождать несколько дней, когда войска свернут с тракта. Но дела не ждали.
Неудобства заключались не только в пыли, но и в том, что при таком скоплении народа трудно было найти свежей еды и пристанища для ночлега. Уже две ночи мне пришлось спать полусидя на сидении в карете, так как не было свободных мест в придорожных тавернах, а нормально я ел вчера, сегодня на завтрак слуга не нашел ничего перекусить, а будет ли обед?
Никакого порядка! Если к Рубежу армия шла со строгой дисциплиной, и снабженцы работали четко, то сейчас взору предстал полный разброд. Командиры на радостях совсем не обращали внимания, чем на марше заняты их подчиненные, а те, почуяв свободу, не стеснялись брать все, что, по их мнению, плохо лежит. А плохо лежало многое — еда в тавернах и деревнях, бабы. Короче, войска представляли собой табор, полки смешались, офицеры не знали, где находятся их солдаты.
Отвалился на спинку сидения, так как смотреть на людей, едва переставляющих ноги под жарким солнцем и источающих ароматы немытых тел и едва затянувшихся ран, не хотелось. Я вспоминал все свои действия и приказы во время сражения, анализировал, прокручивал эпизоды, силясь выявить рациональное зерно, способное в дальнейшем улучшить обучение некромантов в академии. На период военных действий я становился командующим отрядов некромантов. Они были основной боевой силой в каждой войне с тварями, лезущими на Локкран из-за Рубежа.
Все началось пятьсот лет назад, когда на южном побережье тогдашнего обширного и богатого королевства открылись порталы, и из них стали выходить люди. Беженцев было много, мужчины, женщины, дети. Порталы не закрывались несколько дней. Иномирцы были совсем такими же, как и мы. Тогдашний король приказал не препятствовать им, помочь в расселении на пустующих землях. Как выяснилась, они бегут от монстров, справиться с которыми не хватило сил. Тогда самые сильные маги открыли порталы. Вот только закрыть их не смогли. Что-то случилось, и вслед за беженцами через них хлынула волна тварей, никогда не виденных даже в самых кошмарных сновидениях. Людям без магии и десятерым не справиться даже с одним из них. Покрытые броней и чешуей, с огромными пастями, полными острых зубов, с когтями размером с кинжалы, а высотой в холке превосходящие самую крупную лошадь, эти твари, почуяв кровь, уже не могли остановиться в её жажде. Даже самые с виду безобидные и мелкие из них, похожие на крыс, и покрытые нежным мехом, имели во рту целый частокол зубов в виде загнутых иголок, которые впиваясь в плоть, застревали, и вырывали большие куски, оставляя на человеке раны, не заживающие даже с помощью магии. Видов этих монстров было много, и все они представляли для людей смертельную опасность.
Твари лезли и лезли, уничтожая все живое. Казалось, одним единственным желанием их была жажда крови и убийств. После себя они оставляли только пустыню. Не прошло и месяца, как половина Локкрана до гор была уничтожена, оставшиеся в живых люди перешли перевалы, организовав оборону по линии гор, и назвали это Рубежом, а оставленные земли — Брошенными. И вот, каждые двадцать пять лет начинает возрастать активность тварей, а потом следует прорыв, как будто расплодившиеся монстры уже не умещаются в отведенных им территориях.
С тех пор для любого мага запрещенными считаются знания по постройке порталов даже в пределах своей страны. Им перестали обучать даже теоретически, а учебники сейчас хранятся в закрытых отделах библиотек. Он, магистр Бенеит Танатос, смог обучиться построению порталов по записям в родовой библиотеке, но ни разу не позволил себе воспользоваться этим. Вот и сейчас он глотает пыль от солдатских сапог, хотя мог бы в один миг переместиться в столицу.
Локкран потерял людей и почти половину своей территории, а также выход к океану. Только по книгам сейчас можно судить, как прекрасны были те земли! Сколь плодородны. Тогда на Локкран боялись нападать враги, хотя и завидовали. От былого величия государства мало что осталось, но и сейчас соседние страны не спешат захватить королевство, ведь тогда уже им придется воевать с тварями. А что сейчас твориться на Брошенных Землях, остается загадкой. Многочисленные экспедиции и отряды, отправляемые туда время от времени, не вернулись.