– Они не будут тебе служить. Они даже царю не будут служить. Они служат только Христу.
– Тогда ещё интереснее.
– Это рыцари. Настоящие рыцари. Если понятно, о чём речь. Это носители совершенно уникального психотипа, люди другого качества.
– А вот это уже по-настоящему здорово. Мне хотелось бы с ними познакомиться хотя бы для личного развития.
– Я дам тебе контакты, хотя и не знаю, что из этого получится. Ты, похоже, совсем не представляешь себе, что такое Орден Христа и Храма.
– Давно уже с диктатором России ни кто не разговаривал, как с ребёнком, – улыбнулся Саша. – Этого я и хотел.
Утром они пошли на литургию. Храм был маленький, убогий, совершенно не отреставрированный, с бумажными постерами вместо икон в алтарной перегородке. Саша встал в темном уголке, откуда видел весь храм. Начали собираться иноки, они были всех возрастов и лица имели вполне заурядные. Началась литургия. Саша не имел молитвенного настроя и пришёл сюда, как на экскурсию. Но ему вдруг так захотелось молиться, он с такой радостью проговаривал про себя хорошо знакомые слова литургии и почувствовал такой духовный подъем, какого не переживал, кажется, ни когда в жизни.
На клиросе пели три седобородых монаха, голоса имевшие очень слабенькие, и пели они совсем тихо, но их было хорошо слышно, потому что тишина в храме стояла гробовая, в этой глуши совершенно отсутствовал звуковой фон. Монашеское пение было так проникновенно, молитвенно, духовно, это было такое чудо, и присоединять свою молитву к их молитве было таким счастьем, что Саше показалось, что он впервые в жизни по-настоящему участвует в литургии. Богослужение длилось бесконечно долго, Саша начал уставать, но даже бороться с усталостью и то было в радость.
После богослужения все пошли в трапезную, и Саша вместе со всеми. Иноки рассаживались за простыми деревянными столами, Саша понимал, что может сесть только туда, куда его посадят, а на него ни кто не обращал внимания. Тут он услышал над ухом голос Володи:
– Ты здесь в качестве паломника?
– Да.
– Стол для паломников вон там в углу. Сидеть за одним столом с монахами у тебя ещё нос не дорос.
Володя сказал это очень просто и естественно, и Саша воспринял его слова, как нечто само собой разумеющееся. И в этот момент он почувствовал, что у него действительно есть старший брат.
После трапезы Саша решил сразу уезжать, он подошёл к Володе:
– Ваша литургия – настоящее чудо. Не знаю, на небе я был или на земле.
– Очень рад за тебя.
– Можно я буду иногда приезжать сюда?
– Об этом не меня надо спрашивать, я здесь не главный.
Саша подошёл к настоятелю:
– Отче, могу я что-то для вас сделать?
– Вы ни чего не можете для нас сделать, господин начальник. А вот мы очень многое можем для вас сделать.
– Значит, вы позволите мне иногда приезжать к вам?
– Конечно. Только, как и в этот раз – без свиты.
Часть четвертая
Царь
Олег Владимирович Константинов со всей семьёй переехал в Россию через неделю после встречи с русским правителем. Это решение в семье давно уже созрело, Ставров лишь сыграл роль той соломинки, которая переломила хребет верблюду.
Дети отыскали в Рунете маленький уездный городок, скромный и непритязательный, хотя и с глубоким историческим прошлым. Решили пока остановиться в гостинице и заняться покупкой дома. Вскоре им подвернулось объявление о продаже половины дома. По европейским меркам это жилище предлагали почти бесплатно. Константинов отправился глянуть на него пока один.
Ключи были у соседки, владевшей второй половиной дома, ей же была поручена хозяевами продажа.
– Олег Владимирович, – представился Константинов.
– Баба Катя, – назвалась соседка.
– А по имени-отчеству?
– Отступись с отчеством. Пойдем, покажу квартиру. Не хоромы, конечно. Если вы из Франции, не знаю, как здесь жить будете.
Константинов, приготовившись увидеть убогую лачугу, был до некоторой степени приятно удивлен. Жильё выглядело вполне жилым, была даже некоторая мебель. Комната, правда, была всего одна, отгороженная печкой от кухни, но четыре кровати было где поставить, а если между ними ширмы установить, так всё будет нормально.
– Жить можно, – улыбнулся Константинов.
– Ой, не знаю, – покачала головой баба Катя. – если дети взрослые… Да ведь не к таким условиям привыкли. У нас недавно дом сдали, вот там квартиры хорошие. Дороговато, правда, зато уж шик-модерн. Туда новые русские заселяются.
– Мы старые русские, баба Катя. Будем жить, как все живут. Вы ведь так живёте, не жалуетесь.
– Дак кто сказал, что мы не жалуемся? – весело рассмеялась баба Катя. – Ещё как жалуемся. Только сын мой Витька – алкаш, он на нормальное жильё не заработал. Он и жениться-то не сумел, с матерью живёт, а самому под сороковник. Руки у него золотые, а толку-то? Вообще он человек не плохой. Когда трезвый. Он к тебе полезет, Владимирыч, так ты гони его.
– Зачем же гнать человека?
– Увидишь его пьяного, поймешь.
***
Константинов сразу предупредил жену и детей, что жильё очень суровое. Там придётся не жить, а выживать. Спать они будут в куче, печка дымит, а туалет на улице.
– То есть как на улице? – испуганно спросила Люда.
– Туалет там – деревянная будка в десяти шагах от крыльца. Зимой это не будет радовать.
Люда ни чего не ответила, они пошли смотреть дом. На губах у Дмитрия, когда он обозрел их новое жилище, заиграла немного жесткая улыбка.
– Зачем же было так пугать, папа? Я уж думал тут землянка, а это вполне добротный дом. Тесновато, конечно, но не беда. Я буду спать на кухне, для нашей принцессы отгородим в комнате уголок, ну а папу с мамой разместим по остаточному принципу.
– Князь Дмитрий дорвался, наконец, до тягот и лишений. Всё как ты хотел, любезный братец, – немного язвительно заметила Люда. – Обои, конечно, не впечатляют. Плебейские цветочки.
– Митя, Люда, сходите в магазин и выберите обои на свой вкус, – улыбнулась София Андреевна.
Когда дети ушли, Константинов спросил жену:
– Ты как?
– С тобой я поехала бы и в Магадан, а здесь гораздо лучше.
***
На следующий день, когда Константиновы клеили в комнате обои, к ним пришёл сосед Витька.
– Здорово, соседи! – громко заявил он с порога. – Мать сказала, что у вас печка худая. Щас посмотрю, всё наладим. Он поджёг в печке щепки, посмотрел, где дымит, ни слова не говоря, ушёл, потом появился с ведром глины и молча принялся за работу. Работал он сосредоточенно, не отвлекаясь. Потом удовлетворенно сказал:
– Всё. Дымить не будет. Хотя всё-равно печка худая. Тепла не держит. Зимой намерзнетесь. И дом щелеватый. И мыши здесь. И крысы.
– Здесь мыши и крысы? – в ужасе спросила Люда.
– Да, барышня, – усмехнулся Витька, – уж не обессудьте. Крыс травим, яду вам дадим, а мышеловки сами в магазине купите. Как ставить объясню. Вообще, жить в таком доме – это надо себя не уважать.
– А вы разве себя не уважаете? – поинтересовался Константинов.
– А за что мне себя уважать? Я вообще-то шофёр, дак права за пьянку отобрали. Сейчас шабашу по мелочам. С вас денег не возьму, не напрягайтесь. Это по-соседски.
Он уже открыл рот, чтобы попрощаться, но Константинов достал бутылку коньяка.
– По рюмочке за знакомство?
– Ну, можно, если по рюмочке.
Выпив рюмку, Витька сказал, поморщившись:
– Странный этот ваш коньяк. Дорогой, поди.
– 300 евро.
– Чё!! – Витька посчитал что-то в уме, потом в ужасе заключил: – Это ж 5 ящиков водки можно купить.
– Примерно так. Но я люблю хороший коньяк. Такой тоже не каждый день себе позволяю. Но это моя первая рюмка на русской земле, – спокойно сказал Константинов.
– На меня это больше не трать. Я потом тебя нашей «Иероновкой» угощу. Хорошая водка, и стоит… 3 евро.
– В России любят Иероныча?
– Да чё нам его особо любить. Он там, а мы тут. Но он дельный мужик. С ним особо не забалуешь. Я тебе так скажу, Владимирыч: порядок должен быть. С ним порядка стало больше.
– Русские любят порядок, – задумчиво резюмировал Константинов.
– Вот именно – русские, – усмехнулся Витька, сам себе налив третью рюмку. – А ты кто? Вроде бы русский, а вроде бы и нет. И чё вам в ваших парижах не сиделось? Вы же там, небойсь, как сыр в масле катались. Чё вам интересного-то в нашем Мухосранске? Типа экзотика?
– А ты хотел бы жить в Париже?
– Не, чего я там забыл.
– А я, кажется, что-то забыл в России. Решил приехать и найти.
– Ну, ладно, пойду, – Витька резко встал. – Если чё обращайтесь.
Вечером этого дня Витька постучался в дверь Константиновых, едва держась на ногах и почти не владея языком. Олег Владимирович, открыв дверь, но, не пустив гостя за порог, спокойно, вежливо и очень твердо сказал:
– Виктор, извини, но уже поздно, мои ложатся спать.
– Владимирыч, ты это… Ты вот скажи… в чем философский камень?
В поисках философского камня Витька ещё не раз приходил к Константиновым ближе к ночи, ни сколько не обижаясь на то, что в дом его не впускают, да, похоже, и воспоминаний об этом не сохранял.
***
Константиновы решили ещё купить дом в деревне в полусотне километров от уездного центра. Эта деревня умирала, там доживали свой век лишь три старушки. Недавно их было четверо, одна умерла, вот родственники и решили продать дом, сразу выставив предельно низкую цену, потому что дорога в деревню была очень плохой, и продать этот дом под дачу было весьма затруднительно. Константиновым хотелось забраться куда-нибудь поглубже, в тишину и покой, так что дорога их не испугала, для их крепкого джипа она была вполне посильна.
Это был не просто дом, а настоящая крестьянская изба, с русской печкой, которая всех привела в восторг, хотя ни кто не умел её топить, и со столбянкой в городском доме только ещё разбирались. Впрочем, эта проблема вскоре разрешилась. Не успели они осмотреться, как к ним в гости пришли три старушки, то есть разом всё население деревни. Старушки пришли с пирогами, их с почётом усадили за стол, сразу поставили чайник. Они держались просто, охотно шутили и ни ск