йства, политиков, газетчиков и крикунов из Гайд-парка своим количеством. Британия всё ещё правит морями, не так ли?
Но самая тяжелая доля выпала корабельной артиллерии флота её величества. Достаточно сказать, что в 1865 году практически вся артиллерия британских броненосцев всё ещё оставалась дульнозарядной. Сколько мучений это доставляло британским морякам – страшно сказать. Представьте такое орудие, установленное, например, в башне монитора. После каждого выстрела его, естественно, надо перезаряжать. А значит, либо втягивать громадину весом в несколько десятков тонн внутрь, где она к тому же отравит тесное помещение порцией пороховых газов, либо самим выбираться наружу и заряжать, подставляя расчет под град осколков. А ведь снаряды этих монстров весили не один десяток пудов, и на руках их уже было не поднять.
Кораблестроители пускались на ухищрения: например, устанавливали досылатели, подающие снаряды в дуло орудия из-под палубы, по наклонным желобам. Правда, для этого башню после каждого выстрела требовалось возвращать в диаметральную плоскость, до упора опустить стволы. Ясно, что ни о какой пристрелке речи быть не могло, в отличие от казнозарядных пушек, которые при перезарядке оставались наведенными на цель.
О скорострельности тоже говорить не приходилось – дульнозарядные чудища хорошо если давали один выстрел в десять-пятнадцать минут. Вспомните о десяти выстрелах, сделанных «Уаскаром» за три с лишним часа морского боя: башня, и орудия, и система заряжания перуанского монитора были британскими…
Королевский флот дольше других флотов хранил верность гладкоствольной артиллерии. Причина такого консерватизма крылась, как ни странно, всё в той же тяге британцев к прогрессу. Незадолго до Крымской войны они приняли на вооружение восьмидюймовые нарезные орудия системы Ланкастера с экзотической овально-винтовальной сверловкой канала ствола. Несколько экземпляров попало под Севастополь, и большую их часть разорвало при первых же выстрелах. Надо ли говорить, что новомодные пушки были сняты с вооружения и флот вернулся к дульнозарядным системам?
Однако время гладкоствольных орудий уже прошло – броня и новые дистанции боя требовали нарезных стволов. И в британском флоте начался мучительный период экспериментов с дульнозарядной нарезной артиллерией. Венцом его стала вульвичская система. Ее снаряды были оснащены выступами из мягкого металла (цинка или меди), которые при заряжании входили в нарезы ствола. При стрельбе эти нарезы очень быстро забивались сорванным металлом выступов, что приводило к разрывам стволов.
«Геркулес», флагманский броненосец вице-адмирала Эстли Купера Ки, нес восемь вульвичских орудий калибра десять дюймов, заряжаемых с дула. При первой же практической стрельбе шесть из них вышли из строя – и это при том, что на учебных стрельбах использовали, как правило, половинные заряды! Лондонская «Army and Navy gazette» писала по этому поводу: «Орудия самого сильного нашего броненосца приведены в негодность собственными снарядами».
Предвидя близкую войну с Россией, британское адмиралтейство выкупило строящийся для Бразилии броненосец «Индепенденсия», вооруженный казнозарядными орудиями системы Витворта. Переименованный в «Нептун», он был срочно достроен и включен в Эскадру специальной службы. Но лорды адмиралтейства и слышать не хотели о казнозарядных системах, а потому распорядились срочно заменить их вульвичскими пушками. Но вот беда – корпус «Нептуна» не выдерживал отдачи при выстреле новых орудий двенадцатидюймового калибра, из-за чего пороховой заряд пришлось уменьшить, что отнюдь не улучшало баллистики.
Система Витворта всё же прижилась в Королевском флоте – правда, лишь в качестве артиллерии среднего, до шести с половиной дюймов, калибра. Стволы этих орудий были в сечении шестиугольными. Снаряды при этом выглядели как скрученные по часовой стрелке граненые болванки. Такие пушки могли быть только казнозарядными, но винтовые затворы, созданные Витвортом, действовали очень медленно и были крайне ненадежны; полигональные снаряды имели ряд неустранимых недостатков – сложность изготовления, трудность заряжания, заклинивание в канале при стрельбе, еt cetera, еt cetera, еt cetera[34].
«Летопись артиллерийских опытов с орудиями Витворта, – заключало одно солидное издание, – представляет собой источник стыда для английской нации и позора для ее администрации».
Так что, как ни трудно в это поверить, но Королевский флот в шестидесятых-восьмидесятых годах девятнадцатого века если и не был совершенно небоеспособен, то недалеко ушел от этого плачевного состояния. В известном нам варианте событий Британской империи сказочно повезло – в течение трех десятилетий ни одна из европейских держав не решилась испытать свои силы в противостоянии с Владычицей морей. Но… колесо Судьбы совсем чутьчуть вильнуло в накатанной колее: великий князь Николай Николаевич выбрал из двух телеграмм своего августейшего брата не ту, и теперь…
И теперь пушкам эскадры вице-адмирала Купера предстояли смертельные дуэли с батареями Кронштадта и Свеаборга, с башенными фрегатами, мониторами, канонерками Балтийского флота. И некому, некому было крикнуть британским морякам, неколебимо уверенным в мощи своего оружия: «Ave, Caesar, morituri te salutant!»[35]
Отступление второе Большой Британский блеф
Считается, что понятие «блеф» – это чисто американская выдумка, как и карточная игра покер. Суть ее состоит в том, чтобы создать у противника впечатление, будто у вас на руках гораздо более сильная карта, чем на самом деле. Предполагается, что введенный в заблуждение партнер не решится наращивать ставки в игре и бросит карты.
Возможно, само это слово – «блеф» (Bluff) – действительно появилось за океаном, где-то между Миссисипи и Великими озерами. Но сам принцип использовался политиками и военными всего мира за много столетий до появления на политической карте Североамериканских Соединенных Штатов. Например, некий военачальник китайского царства Цин, подойдя к вражеским пределам, велел в первую ночь разжечь сто тысяч костров, во вторую – пятьдесят, а на третью лишь тридцать. Противник опрометчиво решил, что цинские воины струсили, повел войска в наступление и угодил в расставленную ловушку.
Или вот пример из американской истории. В декабре 1780 года некий полковник Уильям Вашингтон и восемьдесят его кавалеристов блокировали в какой-то бревенчатой развалюхе отряд лоялистов. Оживленная перестрелка не дала результата; осажденные пришли в себя и уже подумывали о контратаке, когда перед ними предстал сам полковник Вашингтон. И не один: рядом с ним стояла внушительных размеров пушка, каковой он и посулил изничтожить упрямцев вместе с их «блокгаузом». Напуганные лоялисты сложили оружие; каковы же были их возмущение и досада, когда выяснилось, что страшное орудие – не более чем раскрашенное бревно на колесах, вошедшее в американскую историю под названием «квакерская пушка».
Да что там китайцы и квакеры! Любой из читателей с легкостью извлечет из мировой истории не один пример блефа – и в военном деле, и в политике.
Блеф, как прием карточной игры, имеет свои, причем весьма строгие законы. И один из них таков: если партнер не поддается на блеф и не бросает карты, он неизбежно выигрывает, причем проигрыш будет тем разорительнее, чем дольше упорствовали в выбранной стратегии. Это правило действует в военном деле и в политике столь же безжалостно, как и за зеленым сукном.
И ещё одним политические игры великих держав напоминают покер. Игрок, не имея представления о картах партнера, судит о них по нюансам его поведения, оценивая по тем или иным, часто трудноуловимым, признакам степень его решимости. В этом и кроется главный подвох: приходится строить игру, исходя из собственных, не всегда верных, представлений о чужой психологии. И притом (особенности военно-политических игрищ!) игроки порой серьезно заблуждаются по поводу своего расклада.
Примерно это и происходило в январе 1878 года между Британской и Российской империями. С одной стороны, Россия уверенно одержала на Балканах победу и, как никогда, близка была к воплощению стародавней мечты – твердой ногой встать на берегах Проливов, после чего весь Ближний Восток, вся Малая Азия, всё Восточное Средиземноморье оказывались под прицелом русских пушек. И это означало конец имперской политики викторианской Британии, ведь под удар попадала и главная артерия империи, Суэцкий канал. Кроме того, русские войска давно закрепились в Туркестане и уже подбирались с севера к главной жемчужине короны – Индии!
Можно сколько угодно отливать памятники недавним победам из трофейных русских пушек, но обманывать себя бессмысленно и опасно – ждать повторения успеха Восточной войны силами одной Британии, без союзников в лице Турции и Франции, не стоит. На Австрию надежда слабая – Берлин не дремлет, половина европейской прессы твердит, что стоит Британии вступить в войну с Россией, как Германия ударит не только по Австрии, но и по недобитой при Седане Франции.
Но и ждать, наблюдая, как император Александр прибирает к рукам Проливы, тоже немыслимо! А значит, остается блеф. Блеф наивысшей пробы, основанный на тонком знании психологии противника. Недаром русский канцлер Горчаков как огня боится морской мощи Британской империи, недаром министр иностранных дел Милютин испуганно замолкает при мысли о британских броненосцах в Финском заливе. И оба слушать не желают великого князя Константина, плешь им проевшего в попытках доказать – мощь Королевского флота бессильна перед отлично организованной обороной Кронштадта. Если Ройял Нэви, как и в 1854-м, явится на Балтику, то это кончится тем же самым. Постоят в виду неприступных фортов, покалечат пару кораблей на минах, покидают бомбы по прибрежным крепостям, пустят на дно полсотни каботажных посудин, сожгут десяток чухонских мыз, оборвут подолы попавшимся под руку чухонкам – и уберутся, несолоно хлебавши. Вести сухопутную войну с Россией без помощи европейских держав Британия не может. А терроризировать столицу, чего так боялись Горчаков с Милютиным, а до известной степени и сам император, не выйдет – минные поля и форты Кронштадта вместе с пушками Балтийского флота надежно берегут морские подступы к городу Петра Великого.