Веселаго-первый говорил быстро, сбиваясь и проглатывая слова. Серёжа заставил себя не смотреть на его руки, судорожно тискающие полы шинели. «Нервы… оно и неудивительно, после такого-то. Надо распорядиться, чтобы ему коньяку плеснули, что ли…»
Мичман и сам не отказался бы от рюмки крепкого. Напряжение боя постепенно отпускало, наваливались усталость, запоздалый страх, но надо было что-то делать: отдавать команды, распоряжаться…
– Вашбродие, господин мичман! – прервал излияния Веселаго матрос-сигнальщик. – С «Русалки» пишут: «занять место в строю, идем в Кронштадт!»
Серёжа опомнился:
– Каблуков, репетуй в румпельное: руль право девять!
– Так что, вашбродие, трубки-то я исправил! – бодро отрапортовал кондуктор. – Можете таперича сами команды подавать, и в румпельном услышат, и в машинном! Немного ещё обождите, я и привод штурвала исправлю. Там забот на рыбью ногу: штуртросы под палубой перебило, срастить, и всего делов!
Серёжа кивнул командиру «Колдуна» – потом, мол, договорим – и поспешно нырнул в рубку.
V. Заботы и сюрпризы
Веселаго и прочих спасенных с «Колдуна» передали на берег в Военной гавани, где «Стрелец» отшвартовался три часа спустя. Вместе с ними в госпиталь отправили и своих раненых, в том числе Повалишина и старшего артиллериста. Сгрузили на берег и мертвые тела – девять нижних чинов и двух офицеров. У оставшихся в живых не было ни времени, ни сил проводить погибших товарищей как положено: торжественным построением и молебном. Как только смолкли орудия, все, кто держался на ногах, принялись приводить в порядок машины и механизмы. Категорический приказ начальника отряда вице-адмирала Бутакова требовал справиться с ремонтом своими силами, и чем скорее, тем лучше. Всем было очевидно – бой в Северном проливе всего лишь первый из многих; да, русскому флоту на этот раз сопутствовал успех, но это ещё далеко не победа в войне. И даже не победа в кампании – навигация только началась, англичанам ничего не стоит прислать на Балтику подкрепления. Броненосцев у них хватает, даже за вычетом тех, что сейчас в Мраморном и Средиземном морях…
Так что матросам оставалось только с тоской поглядывать на причал, возле которого стоял «Стрелец», на ряд пакгаузов, за которыми располагались улочки с питейными и прочими заведениями. Офицерам было не слаще: распоряжение начальника бригады и авральный ремонт лишали их возможности повидаться с родными и близкими. Приходилось довольствоваться кратким свиданием на пирсе – со слезами, объятиями, торопливыми поцелуями и благодарственными молитвами Николе-угоднику за то, что отец, брат или муж вернулись живыми и невредимыми.
Серёжа пребывал в некоторой растерянности. Согласно приказу выбывшего командира он командовал теперь «Стрельцом». Вестовой, посланный к начальнику отряда с кратким рапортом и просьбой о замене, принес записку: «Некогда, голубчик, вы уж как-нибудь справляйтесь».
Положение исполняющего обязанности командира позволяло ненадолго сойти на берег, хотя бы для того, чтобы отрапортовать о потерях в личном составе, повреждениях и ходе ремонта. Мичман даже обязан был сделать это – распоряжение Бутакова предписывало явиться в Морской штаб с докладом на следующий день, через два часа после подъема флага. Серёже смерть как хотелось воспользоваться оказией и навестить Повалишиных – узнать, как дела у командира в госпитале, успокоить его супругу и, если повезет, встретиться с Ниной. В глубине души юноша ждал, что девушка, подобно женам, матерям, невестам других офицеров, явится в Военную гавань, чтобы хоть мельком увидеться с ним. Увы, прождал он напрасно. Впрочем, горевать по этому поводу было некогда – на мичмана навалилась масса неотложных дел. Старшего офицера, этой палочки-выручалочки командира в любых внутрикорабельных делах, нет: несчастный Вацлав Карлович, прежний старший офицер, погиб в боевой рубке, и заменить его пока некем. Так что Серёжа в сопровождении верного Каблукова (кондуктор оказался поистине незаменим и в бою, и во время авралов) носился по кораблю, составлял списки повреждений, принимал рапортички с перечнем необходимых для починки материалов. И повсюду требовал ответа на главный вопрос: «Когда будет готово?»
Офицеры-сослуживцы, ставшие теперь подчиненными (хотя иные и были старше по чину), с пониманием отнеслись к трудному положению, в которое попал юный мичман, и лишних сложностей не доставляли. В иных взглядах явственно читалось: «Уж лучше ты, дорогуша, чем я!» Серёжа сделал робкую попытку временно назначить старшим офицером корабельного минера, но тот стал перечислять срочные работы, которые без его личного участия непременно встанут: замена разбитого машинного телеграфа, ремонт динамо-машины, забарахлившей от сотрясений при попаданиях и собственной пальбе, срочная ревизия всей гальванической проводки… В запарке мичман не заметил, как стемнело, и опомнился, лишь когда вахтенный сигнальщик явился за приказом играть к спуску флага – этот ежевечерний обязательный, как заход солнца, ритуал отменить не в силах ни аврал, ни срочный ремонт, ни даже внезапный визит на судно члена августейшей фамилии.
Из здания Морского штаба мичман Серёжа Казанков – нет, уже лейтенант Сергей Ильич Казанков! – вышел, обуреваемый противоречивыми чувствами. Во-первых, присвоенный внеочередным порядком, без соблюдения положенного плавательного ценза, чин лейтенанта. Во-вторых, в довесок к чину Серёжа получил официальное назначение на должность командира башенной броненосной лодки «Стрелец». «Не тушуйтесь, дюша мой, – говорил Бутаков, – отличнейше справитесь, невелика хитрость. До сих пор ведь справлялись, верно? Зато – командование кораблём, да ещё во время боевых действий! На войне карьеры быстро делаются, либо грудь в крестах, либо голова в кустах! “Стрельцу” вашему досталось не так сильно, как иным прочим, так что вводите поскорее его в строй, не сегодня – завтра ваши пушки нам понадобятся. За богом молитва, а за царем служба не пропадет: усердно послужите, и к концу кампании, даст Бог, станете капитанлейтенантом!»
Бутаков знал, о чем говорил: он и сам только что получил высочайшее распоряжение принять под свое начало весь броненосный флот Балтики. Вместе с этим долгожданным для балтийцев-броненосников назначением Григорий Иванович получил орлы полного адмирала. Воистину в эти дни всё делалось с непривычной для неповоротливой административной машины, расположившейся под шпицем, стремительностью…
Что ж, теперь он, Серёжа Казанков, официально становится на «Стрельце» «первым после Бога». Передавая бумаги о назначении, адмиральский адъютант поведал, что ночью в Южном проливе был большой бой: «Наши минные катера имели чрезвычайный успех, потопив один и подорвав то ли два, то ли три британских броненосца. В ночных схватках отметились и мониторы, прикрывавшие отход катеров. Большая убыль офицеров, так что адмиралтейство сейчас собирает мичманов и лейтенантов с береговых и вспомогательных должностей, чтобы занять открывшиеся вакансии на боевых кораблях, и особенно – на минных катерах».
Серёжа осторожно осведомился о судьбе спасенных с «Колдуна». У него ещё вчера мелькнула мысль, что неплохо заполучить кого-то из них на «Стрелец». Адъютант, покачав головой, поведал, что «колдунские» уже расписаны по другим судам; с командиром же, капитанлейтенантом Веселаго, приключилось несчастье. Оказавшись на берегу, он сперва проявлял беспокойство, потом речь его стала невнятной, и он сделался буен. Пришлось связать несчастного и немедленно отправить в Морской госпиталь, где он сейчас и пребывает. Что касается бывшего командира «Стрельца» (адъютант так и сказал – «бывшего», что неприятно царапнуло Серёжу), то за него можно не беспокоиться: эскулапы из Морского госпиталя посулили поставить кавторанга на ноги не позже чем через месяц.
А что до пополнения, то уже к вечеру на «Стрелец» прибудут лейтенант и мичман, на должности старшего офицера и артиллериста. Из Флотского экипажа обещали прислать унтера и пятерых нижних чинов, но это все, на что можно рассчитывать. Люди сейчас нужны везде, так что берите, что дают…
Напоследок адъютант, заговорщицки понизив голос, сообщил, что адмирал включил нового командира «Стрельца» в списки на представление к ордену святой Анны. «Делаете карьеру, дружище, рад за вас!» Но, к своему удивлению, Серёжа обнаружил, что известие, которое раньше вызвало бы бурю восторга, теперь оставило его равнодушным. Перед глазами стояли залитая кровью боевая рубка, люди, растерзанные осколками, и дрожащие руки Веселаго. И тем не менее – он уже не мичманец, всего год как выпустившийся из Корпуса. Теперь он лейтенант, командир и полноправный хозяин боевого корабля – и скоро ему снова вести монитор в бой. Вот удивятся однокашники, Карлуша Греве и Венечка Остелецкий! Им, небось, такое и не снится…
Кроме официальных бумаг – приказов о производстве в очередной чин и о назначении командиром «Стрельца», – Серёжа получил в штабе тощую пачку писем корреспонденции, пересланных из Гельсингфорса. Прикинув, что у него есть часа два с половиной перед визитом в управление порта (длинный список необходимого для ремонта был завизирован у нового командира отряда вице-адмирала Брюммера), Серёжа решил перекусить. Возвращаться на монитор смысла не имело; во время аврала стол в кают-компании не накрывали, офицеры довольствовались бутербродами и чаем, которые вестовые разносили по местам работ, или наскоро перехватывали чего-нибудь в буфетной. Так что он счел возможным позволить себе небольшое послабление: устроился под парусиновым навесом летней кофейни в двух кварталах от Морского штаба, заказал легкий завтрак, кофе и – дань ушедшей юности! – меренги. Сделал крошечный глоток ароматного, обжигающего напитка, зажмурился от удовольствия и вскрыл первый конверт.
VI. Нам пишут из Басры
«…первым призом, взятым в Индийском океане после того, как “Крейсер” покинул воды Красного моря, стал парусник “Исаак Ньютон”, шедший из Рангуна с грузом ценной древесины. И это оказалось т